Недалеко от домика Опу и Дурги росло большое фи́говое дерево[10]. Его верхушку было видно только с веранды или из окна дома. Сколько бы Опу ни смотрел в ту сторону, ему всегда казалось — там, за деревом, начинается далёкая чудесная страна. Мальчик не знал, что это за страна, где она находится, но то была волшебная страна. Именно о ней говорила мама, когда рассказывала ему сказки о принцах. Опу очень любил слушать сказки матери. Но самое изумительное — мечтая о далёкой стране, мальчик словно переносился туда. А потом он вдруг вспоминал, что там, в этой стране сказок, нет мамы; тогда Опу пугался и хотел обратно к маме. Не раз так было.
Высоко-высоко в небе парил коршун. Он становился всё меньше и меньше, пока совсем не слился с небом за верхушкой пальмы, росшей у дома Нилу́. Как только коршун скрылся из виду, Опу сразу же бросился домой. Он вбежал на кухню и обнял мать.
— Что случилось с моим мальчиком?.. Ну, оставь, у меня грязные руки… Оставь, мой драгоценный, мой золотой. Видишь, я жарю для тебя креветки. Ведь ты же любишь жареные креветки? Ну, не балуйся, иди…
Иногда после обеда мать садилась у окна и нараспев читала старую, потрёпанную «Махабха́рату»[11].
Изредка кричала птица на кокосовой пальме. Опу, сидя рядом с матерью, старательно выводил букву «к» и затаив дыхание слушал «Махабхарату». Особенно нравилось ему описание битвы при Курукше́тре.
После полудня мать снова начинала хлопотать по хозяйству, а Опу выходил на веранду и целый день смотрел на фиговое дерево, как будто там, за этим деревом, Ка́рна[12] сейчас изо всех сил старается вытащить свою застрявшую колесницу. Так он вытаскивает её каждый день, каждый день…
Опу любил слушать «Махабхарату», но ему казалось, что там слишком мало говорится о битвах. Чтобы восполнить этот недостаток и удовлетворить свои воинственные наклонности, мальчик придумал игру. Вооружившись палкой или веткой, он бежал в бамбуковую рощу за домом или во двор и давал волю своей фантазии:
«…Потом Дро́на выпустил все свои десять стрел. А что сделал Арджу́на? Он выпустил двести стрел. И началась битва. Да какая! Стрелы летели тучей, от них потемнело небо. Схватив щит и меч, Арджуна одним прыжком выскочил из колесницы. Появился Дурьйо́дхана, потом Бхи́ма, стрел было такое множество, что не стало видно голубого неба».
Так летним полднем у зарослей бамбука, недалеко от дома Нилмони́ Ра́я, мудрый Дрона попал в беду: колесница Арджуны наехала ему на шею, и через мгновение он спустил тетиву своего лука. В отчаянии закричали воины Ку́ру, и в этот самый момент кто-то вдруг с удивлением спросил:
— Опу, что с тобой?
Мальчик вздрогнул. В кустах стояла сестра, смотрела на него и хихикала:
— Эй, сумасшедший, что ты там бормочешь, размахиваешь руками и топаешь ногами?..
Дурга подбежала к брату и нежно поцеловала его в щёку:
— Сумасшедший! Что ты бормотал про себя?
— Понимаешь, — оправдывался смущённый Опу, — я говорил… ну…
Но в конце концов Дурга перестала смеяться над ним. Девочка взяла брата за руку и повела в лес. Пройдя немного, она показала пальцем на большое дерево:
— Видишь, сколько плодов нона́[13] поспело. Как бы нам их достать?
— Ой, как много, диди! А можно сбить их бамбуковой палкой.
— Вот что, — решила Дурга: — сбегай домой и принеси длинную палку. Ладно?
— Хорошо. Ты стой здесь, я быстро.
Опу принёс палку, но, как дети ни старались, им не удалось сбить больше пяти плодов. Дерево было очень высокое, до самой верхней ветки, где больше всего висело фруктов, Дурга не могла достать даже палкой.
— Давай заберём сейчас эти пять, — сказала наконец Дурга, — а когда пойдём купаться, мама сорвёт остальные. Я понесу плоды, а ты бери палку. Хочешь, я сделаю тебе ноло́к[14]?
На низком кусте китайской розы начали распускаться бутоны белых цветов.
— Иди-ка сюда, — приказала Дурга, — сейчас я надену тебе на нос нолок.
Девочка любила делать нолок из крошечных бутонов роз. Дурга всегда искала в лесу китайскую розу и, как только находила, мастерила украшение себе и братишке. Опу очень не любил украшение в носу. И сейчас он был совершенно уверен, что оно ему совсем ни к чему. Но он боялся сестры и поэтому смолчал. Мальчик не хотел сердить Дургу: ведь она, гуляя по лесу, находила дикие фрукты и ягоды и всегда делилась с ним. Дурга собирала даже те плоды, которые им запрещали есть. Никогда у Опу не хватало смелости ослушаться сестры.
Дурга разорвала один бутон и с помощью клейкого сока прилепила цветок на нос Опу, другой она наклеила себе.
После этого девочка взяла брата за подбородок и повернула его лицо к себе:
— Ну дай я посмотрю на тебя. Очень красиво! Пойдём покажемся маме.
— Не нужно, диди, — неуверенно возразил Опу.
— Почему?.. Не смей снимать! Не снимай! Так очень хорошо, — настаивала Дурга.
Дурга принесла плоды нона на веранду кухни, где Шорбоджоя в это время стряпала. Увидев, что принесла Дурга, мама очень обрадовалась.
— Где же ты их достала? — спросила она.
— В лесу, в зарослях личу́[15], их много. Давай завтра пойдём за ними. Смотри, какие спелые, жёлтые! — Дурга сделала шаг в сторону и сказала: — Взгляни-ка сюда, мама…
Позади сестры стоял Опу с маленьким бутончиком розы на носу.
— Ой, кто это? — со смехом воскликнула Шорбоджоя. — Я не могу его узнать. Кто же это?
Опу смутился и, быстро сорвав с носа цветок, обиженно сказал:
— Это мне диди надела.
— Опу, бежим скорее! — закричала Дурга. — Слышишь, барабан. Идём, это, верно, бродячий музыкант с обезьянкой, будет представление. Скорее!
Дурга выбежала из дому. Опу — следом за ней. Но никакой обезьяны не оказалось, это шёл торговец сластями Чиниба́ш. Свой товар он нёс на голове. Чинибаш никогда не останавливался у дома Дурги и Опу. Он знал, что в этом доме у него ничего не купят. Но, заметив детей, стоявших у ворот, он на всякий случай спросил:
— Хотите чего-нибудь?
Опу взглянул на сестру, та пожала плечами:
— Нет.
У дома Бхубо́на Мукхерджи́ Чинибаш снял с головы большое деревянное блюдо со сластями, и дети с шумом окружили его. Бхубон Мукхерджи богатый, у него в доме пять или шесть кладовок, полных риса и всякого другого зерна.
Жена Бхубона Мукхерджи давно умерла, и сейчас в его доме хозяйничает вдова брата. Своей скупостью она славится по всей деревне.
Она подошла к Чинибашу с начищенной медной чашкой и купила много вкусных вещей для праздника. Дети Бхубона Мукхерджи и её сын Шуни́л стояли рядом, им она тоже купила сластей. Заметив, что во двор вошли Дурга и Опу, она тронула за плечо своего Шунила и сказала:
— Иди, поешь на веранде. Смотри съешь всё, ничего не оставляй…
Чинибаш поставил свое блюдо на голову и пошёл дальше.
— Пойдём, Опу, — молвила Дурга. — Посмотрим, что делает Туну́.
Уже в воротах дети услышали, как мать Шунила проворчала им вслед:
— Глаза б мои вас не видели! Что за привычка подбирать чужие объедки! Есть у вас свой дом, разве нельзя поесть дома? Вместо этого ходите по дворам. Какая мать, такие и дети!
На улице Дурга доверительно сообщила брату:
— Сласти у Чинибаша очень дорогие. Но, когда будет праздник, отец даст нам четыре пайсы[16]: две мне и две тебе. Тогда мы с тобой попробуем их!
Опу задумался.
— А сколько дней осталось до праздника?