Марсиане

Мальчик

Как всегда, ссора началась из–за пустяка. Игорь не сполоснул пустую молочную бутылку, и молоко засохло на стенках.

— Делов–то, — не отрываясь от газеты, сказал Игорь. — Сполосни кипятком, и все отстанет.

— Какой ты умный! Чего же тогда сразу не сполоснул, без кипятка?

— Ладно. Отстань! Скучно уже!

— Скучно?! — глаза жены яростно вспыхнули. — Тебе всегда скучно, когда я разговариваю…

Дальше Игорь слушать не стал. Схватил сигареты и выскочил на лестничную площадку. Он только успел закурить, когда откуда–то сверху сбежали мимо двое мужчин.

— К Петрову надо будет заехать, — проговорил один.

— Петров уже спит, наверное… — ответил другой.

— Ничего. Разбудим!

Дверь внизу захлопнулась, обрывая разговор. Игорь выглянул в окно. Внизу, у подъезда, стояла черная машина с тлеющими подфарниками. Мужчины забрались в нее. Загудел мотор. Машина сорвалась с места и понеслась по ночному проспекту.

Странное ощущение возникло в Игоре. Эти незнакомые люди умчались куда–то в свою жизнь, а обрывок разговора словно бы повис в подъезде, и что теперь делать с ним? Игорь поежился. Снизу, из–за неплотно прикрытой двери, тянуло ночным холодком.

Игорь вздохнул. Конечно, жену можно было понять. Последнее время дела идут неважно, аппаратуру перестали брать, и теперь неплохо бы выручить хотя бы потраченные на детали деньги. Непруха в общем… Из–за этого невезения и надумал он поехать на полгода на юг. Там можно было устроиться звукооператором в одном ансамбле и подзашибить деньгу. И он уже съездил туда, договорился с ребятами, но жена и слушать не хотела об этой халтуре.

Игорь затушил сигарету и вернулся в квартиру.

В комнате, там спала трехлетняя дочь, свет был погашен. Жена сидела на кухне и читала оборванные с календаря листочки. Игорь усмехнулся. Жена его, насквозь горожанка, всегда покупала именно отрывной календарь и, обрывая каждый день листочки, копила их, чтобы потом внимательно прочитать. Ни дать ни взять, словно деревенская старушка.

Жена даже не повернула голову к нему, но чувствовалось, как напряглась она.

— Ну–ну! — положив руку на голову жены, Игорь сел напротив. — Ну, не дуйся… Давай помиримся, а?

Жена попробовала было увернуться, но он привлек ее голову к себе, уперся лбом в лоб.

— Ну? — сказал он. — Мир, да?

— Отпусти! — потребовала жена. — Негодяй!

— А–а! — Игорь покачал головой. — Я не негодяй. Если я — негодяй, ты была бы негодяихой. А ты… Ты — хорошая.

И он чуть подмигнул, заглядывая прямо в глаза жены. Что–то изменилось там, в серой глубине глаз. Льдинки задрожали, потом исчезли. Глаза сделались растерянными, и вот уже слезами заволокло их.

— Ты… Ты — не негодяй, — устало, словно сбрасывая непосильный груз, сказала жена. — Ты — мальчишка!

— Вот как? — Игорь снял руку с плеча жены и побарабанил по столу. — Напрасно. Напрасно ты так.

Почему–то слова жены задели его, хотя давно он не обращал внимания на ее упреки. Так почему же? Может, из–за той смутной тревоги, что возникла в нем там, на лестничной площадке, когда услышал обрывок разговора?

Он пожал плечами и повторил:

— Напрасно…

— Что напрасно?! — жена подняла залитое слезами лицо. — Что? Что напрасно?

— Напрасно… — неуверенно повторил он.

И снова погасли вспыхнувшие в глазах жены огоньки.

— Конечно, напрасно, — устало сказала она. — Ты действительно как ребенок, хоть тебе и сорок лет скоро. Все в игрушки играешь. У тебя дочка — взрослее тебя.

— Ну–ну! — Игорь деланно усмехнулся. Хотел тут же нахмуриться, но передумал.

— Ну, уж если она взрослая, — пошутил он, — то ты у меня совсем старушка…

Шутка ему понравилась, и он улыбался теперь по–настоящему весело.

— Ты просто устала. Не злись.

— Я не злюсь. — Жена отрешенно смотрела куда–то в сторону. — Я просто устала.

— Вот–вот! — обрадовался Игорь. — Ты устала. Отдохни, и все пройдет.

— От этого не отдохнешь, — вздохнула жена. — От этого я никогда, наверное, не отдохну.

И снова — так безнадежно прозвучал голос жены — Игорю стало неуютно и зябко. Молча подошел к окну. Отодвинув штору, выглянул. У подъезда снова стояла машина, которую он уже видел.

Та жизнь, что обрывком разговора задела его, совершалась по какой–то своей непонятной постороннему человеку логике, и его не было и не могло быть в тон жизни…

Задумавшись, Игорь не заметил, как ушла из кухни жена. Пропала в темноте комнаты.

Игорь сжал ладонью лицо.

Ну, почему, почему получается так, что чужая, случайно коснувшаяся его жизнь, ближе ему и понятнее, чем своя? Почему? Почему не может он докричаться до жены, объяснить ей, что все то, что он делает, — разумно и правильно? Да, ему не везет в последние годы, но это ничего не значит. Действительно, последние три года, как он занялся изготовлением аппаратуры для музыкальных ансамблей, они не вылезают из долгов, но ведь это временно. Наступит день, и его аппаратуру обязательно раскупят, и тогда денег будет вполне достаточно, чтобы приобрести кооперативную квартиру, чтобы отдать долги, чтобы купить машину. У него же сосчитано все! И почему он, став первоклассным специалистом по музыкальной аппаратуре, должен отказываться от этих денег, которые рано или поздно придут к нему. Тем более, что работать–то он умеет! И вот этого никто и не хочет понять, и невозможно преодолеть отчуждение, что возникло в отношениях с женой, с матерью… Ведь и поездка на заработки в Бахчисарай совсем неплохо придумана. Во–первых, поживут на халяву все лето на юге, а самое главное — он привезет оттуда денег, чтобы отдать хотя бы самые главные долги! Все говорят ему, что пора жить серьезно, а разве это не серьезно?

С этими мыслями и уснул Игорь, с этими мыслями и проснулся на следующее утро.

Жена возилась на кухне, готовила на день еду для дочки. Она то возникала, освещенная солнцем, в пространстве приоткрытой двери, то пропадала, когда отходила к газовой плите. В простеньком платьице, с волосами, торопливо перехваченными розовой ленточкой, она казалась сейчас такой милой, такой домашней и родной, что Игорю нестерпимо захотелось сделать что–то такое, чтобы она сразу весело улыбнулась, забывая невзгоды. Он еще не знал, что он сделает, но, торопливо застегивая штаны, знал, что что–нибудь сделает обязательно.

— Знаешь, — выходя на кухню, сказал он. — Я тут подумал вчера. Хватит дурачиться. Пора и серьезно жить.

Он заметил, как на мгновение замерла при этих словах жена, но тут же отвернулась к плите. Она не верила ему. Но Игорь не обиделся. Что ж? Он и правда не раз обманывал ее, так почему же она должна верить ему сейчас, когда он твердо решил начать новую жизнь?

— А как же иначе? — обращаясь не столько к жене, сколько к самому себе, проговорил он. — У меня же дочь растет… Пройдет года два, и она спросит, чем ты занимался, батя, всю свою жизнь? Что я ей отвечу? Нет… Хватит! Хватит мальчиком быть.

— Что же? — не поворачиваясь от плиты, спросила жена, и плечи ее напряженно замерли. — Ты теперь и на юг не поедешь?

— Конечно, нет! — великодушие переполняло Игоря. Самоотречение доставляло ему неизъяснимую радость. — Конечно, нет. Раз уж начинать новую жизнь так сразу. Не поеду никуда, и все! Не мальчик! Хватит с ансамблями ездить…

Он подошел к жене, полуобнял ее, ткнулся губами в волосы. Наугад, на ощупь шел этот разговор, но Игорь чувствовал, что говорит именно то, что хочет жена услышать от него, поэтому и сам верил в свои слова.

— Я в «Электропульт» перейду. Ребята звали наладчиком. Там и заработки хорошие, и детский садик сразу дадут. Не нужно будет с нянями мучиться. А здесь в парке чего? Много денег, конечно, но все равно, проходят мимо, ничего не остается для дома…

Жена не отвечала ему, осторожно помешивала она в кастрюльке, но Игорь чувствовал, как спадает с нее напряжение.

— Не поеду на юг! — твердо повторил он. — А место это в Бахчисарае я, пожалуй, загоню кому–нибудь, чтобы расходы окупить. Все–таки тратился на билеты, на выпивку, когда договариваться ездил.

Жена испуганно взглянула на него и снова сжалась, словно он ударил ее. Игорь мотнул головой. Он не понимал, почему опять разрушилась та близость, что удалось ему установить ценой такой самоотверженности.

— Ну что ты, я не знаю… — растерянно сказал он. — Продам это место и устроюсь на настоящую работу.

— Игорешек! — лицо жены жалко сморщилось. — Ну, не надо этого, не надо, Игорешек! Уж если решил, то давай так и будем жить, только сразу. И тогда и долги, и все, все уладится. Только не надо больше твоих комбинаций.

— Ну, при чем тут комбинации? — Игорь нахмурился. — Я ж тебе только про это место в ансамбле говорю. А что? Очень даже много желающих найдется. Я сегодня к Сережке Косогорову зайду, так он с радостью за него схватится. Ты ж пойми, это не место, а на–настоящее золотое дно. За сезон можно тысяч пять взять.

— Делай как знаешь! — устало проговорила жена и прошла в комнату будить дочку.

Она торопливо одела ее и, уложив в сумочку продукты, увела к няне, которая жила в соседнем доме.

А Игорь вздохнул и начал собираться на работу. Если и в самом деле начинать новую жизнь, то дел ему предстояло сегодня немало.

Дела действительно поднакопились за неделю, что потратил Игорь на поездку в Бахчисарай. Вроде бы и нехитрая работа техника, обслуживающего аппаратуру в городском парке, но поломки случались. Только в три часа освободился Игорь. Теперь можно было заглянуть к Косогорову. Тот работал диск–жокеем на летней площадке дискотеки, здесь и жил летом, в маленькой комнатке за эстрадой.

— А! — хмуро взглянув на Игоря, проговорил он. — Ты… Посмотри там, правая колонка подсирала вчера…

— Потом, — Игорь уселся на пустой ящик, заменявший в резиденции Косогорова стул. — Ты что, не проспался, что ли? Помятый весь.

— Пили вчера с орлами! — коротко ответил Косогоров. — Голова раскалывается.

— У меня к тебе дело есть.

— Да погоди ты с делами! Лучше посмотри пока колонку.

— Ну, ты даешь, Сережа, — возмутился Игорь. — Сказал, посмотрю, значит, и посмотрю. К вечеру все будет о'кэй! Что ты, меня не знаешь?

— Да я и знать не хочу, не надо, чтобы лажа была. Ты ездишь, а у меня колонка подсирает!

— Ладно! — Игорь вздохнул. — С тобой сейчас бессмысленно разговаривать. Пошли, похмелишься.

— А гроши есть? Меня орлы вчера дочиста вытряхнули.

— Найдем! — сказал Игорь. Денег у него не было, только полсотни, которые он непременно должен был сегодня завезти знакомому, но ничего. Можно было взять и оттуда. Главное — загнать бахчисарайское место, тогда и деньги появятся.

Выпивали в полутемном подвальчике, расположенном невдалеке от парка. Рабочий день еще не закончился, и в подвальчике никого не было.

— Ну, так какое у тебя дело? — после второй рюмки спросил Косогоров. — Опять на золотую жилу напал?

— Верное дело, — чуть волнуясь, проговорил Игорь. — Хочешь загрести деньжат?

Косогоров посмотрел на него и усмехнулся.

— Да погоди ты! — Игорь нахмурился. — Я ведь говорю, что верное дело. На юге будешь отдыхать и еще пять тысяч привезешь с собою.

— Нет! — сказал Косогоров. — Не хочу. Не нужны мне, Игорек, эти деньги. Ты лучше возьми еще по соточке…

Игорь и не думал напиваться, когда пригласил Косогорова в подвальчик. Но сейчас ему хотелось во что бы то ни стало уговорить его поехать в Бахчисарай, и на последние деньги он взял целую бутылку коньяка.,.

— Молодец! — похвалил его Косогоров. — Вот это уже по–нашенски, а то все какие–то комбинации. Проще жить надо, Игорек!

И Косогоров, улыбаясь, поднял свой стакан.

— За тебя! — сказал он.

Дальше Игорь уже плохо помнил, о чем они говорили. Кажется, ему удалось уговорить Косогорова ехать в Бахчисарай, правда, почему–то билет Косогорову Игорь должен был покупать на свои деньги. Но до этого не дошло. Отправились к косогоровскому отцу есть уху, и там Игорь долго рассказывал, что решил переходить на «Электропульт», хотя…

— Чего я на автозаводе делал? — говорил он, навалившись грудью на стол. — Я ведь все время учил аппаратуру обманывать. Когда аппарат для контроля собрали, он всю продукцию забраковал. Так я что сделал? Я его перенастроил, куда там Эдисону или Кулибину. У меня электроника как человек работала. Когда нужно начальству — замечала брак. Когда не нужно — пропускала… И все равно, изобрел такое, а что я имел там, а?

— Обманывать, значит, аппарат научил? — сказал косогоровский отец. — Изобретатель…

— Ну и что? — Игорь мутновато взглянул на него, — Я спрашиваю: а что мне это дало?

— Ну а эта работа, в парке, что дает?

— И эта ничего не дает! — Игорь уронил на стол голову.

Дальнейший разговор пропал в сумерках. Игорь помнил только, как снова гоношились насчет выпивки, зачем–то начали перебирать одноклассников. Отец, хмурясь, слушал их, потом матюгнулся.

— Непутевые вы какие–то… В ваши годы уже о внуках бы думать, а вы все еще — одноклассники.

Махнул рукой и ушел в боковую комнату.

— Помешался у меня папаша на внуках, — подмигнул Игорю Косогоров. — Да у него этих внуков по всей стране столько гуляет, что небось уже и правнуки имеются.

— Да нет… — Игорю стало грустно. — Прав он, в общем–то. Действительно, какие–то непутевые мы. Вот я сегодня утром подумал, ну еще год–два, и спросит у меня дочь, чего ты, папа, всю жизнь делал? А что я ей отвечу?

— Да ну тебя! — сказал Косогоров. — Опять свою песню затянул. На–до–е–ло!

— Я пойду! — Игорь встал.

— Иди! — Косогоров зевнул. — Совсем вы меня застебали своими разговорами.

На улице было уже темно.

Игорь взглянул на часы — половина первого.

Он порылся в карманах, вытащил оставшиеся от пятидесяти рублей две смятые трешки, усмехнулся. Видно, крепко они выпили, хотя особенного хмеля не чувствовалось.

Что же было делать теперь?

Идти домой т а к и м не хотелось.

— Ладно! — пробормотал Игорь. — С завтрашнего дня — новую жизнь начинаю. Все. Решено и обжалованию не подлежит.

Он оглянулся. Никого не было вокруг, никто не услышал этих слов…

Игорь подумал — не вернуться ли ему к Косогорову, но, засунув руки в карманы, побрел в сторону парка.

Парк был уже закрыт, но Игорь знал лазейку и без труда пробрался в это темное пространство, где каждый уголок был знаком ему.

Он медленно брел по освещенной редкими фонарями аллее в сторону городка аттракционов. Там, за колесом обозрения, находилась аппаратная, где и мастерил он свои усилители и приставки, где при нужде оставался и ночевать.

Проходя мимо карусели, Игорь вспомнил, что уже давно обещал дочери покатать ее. Остановился. Поднявшийся ветер покачивал сиденья цепной карусели, скрипел качелями.

Сам не понимая зачем, Игорь перелез через металлический барьерчик, забрался на сиденье. Сидеть так было скучно, и Игорь слез.

Направился к будочке. Рубильник был открыт, и Игорь задумчиво перекинул его.

Зашуршав, карусель ожила. Понеслись сквозь темный парк разноцветные сиденья… Игорь отключил рубильник, и распустившийся цветок карусели медленно сник.

Пока Игорь двигал рубильник, из–за щитка вывалился моток шпагата.

Игорь поднял его.

Сощурился, обдумывая что–то, потом быстро привязал конец шпагата к ручке рубильника, перекинул шпагат через столб, к которому крепился щит, и полез на карусель. Уже сидя там, потянул на себя шпагат и включил рубильник. Зашуршав, снова распустился над ночным парком цветок карусели.

Ударил в лицо тугой ветер.

Игорь рассеянно сообразил, что не подумал, как остановить карусель, но тут же позабыл об этом, блаженно улыбнулся, отдаваясь вольному полету над ночным парком.

Он не видел уже, как остановилась внизу черная машина и двое вылезли из нее.

— Не успели… — сказал один.

— Я же говорил, что не надо было к Петрову заезжать, — ответил другой.

— Теперь уже все равно… — сказал первый.

Дверки машины захлопнулись. Игорь не слышал этого разговора, не видел этой черной машины…

С закостеневшей на лице улыбкой мчался он, разрезая ночной воздух.

Таким его и нашли утром.

Улыбающийся мальчик–мертвец, летящий на цепной карусели сквозь облетающий парк.