Марсиане

Ссора

Да и не собиралась Татьяна начинать эту ссору. Просто, возвращаясь домой, случайно заскочила в меховую комиссионку и вдруг увидела эту беличью шубку.

В кошелечке лежало всего несколько рублей, но стоила шубка так невообразимо по нынешним ценам дешево — всего девятьсот рублей, — что Таня не удержалась и попросила примерить. Шубка как будто на нее и оказалась сшитой, даже надменная продавщица и та не удержалась и улыбнулась поощрительно, увидев ее на Тане.

Шубка была маленькой, почти невесомой. Мягкие складки лежали на спине и на рукавах, и Таня выглядела в этой шубке еще стройнее, чем была. Светлосерый оттенок меха усиливал свежую яркость лица…

Таня повернулась еще веред зеркалом и поняла, что эта шуба ее.

— Девятьсот? — беспечно спросила она и увидела в зеркале, как замечательно хорошо удаются ей в этой шубе беспечные интонации…

— Девятьсот… — вздохнула продавщица.

— Выписывайте… — сказала Таня.

Но потом она сняла свою шубку и вспомнила, что в кошельке у нее всего восемь рублей, а до получки надо жить еще три дня. Три дня, конечно, можно прожить и так, но вот где найти восемьсот девяносто два рубля — это сложнее.

— Так будете брать? — заметив ее смятение, подозрительно спросила продавщица.

— Я же сказала! — небрежно проговорила Таня. — Выписывайте. Я в сберкассе сниму деньги и вернусь.

Вообще–то Таня собиралась забежать по дороге еще и в булочную, но в булочной толпилось столько народу, что она передумала. Сразу зашагала домой. Муж, слава богу, был дома. Он сидел в своем уголке за шкафом и, склонившись над книгами, что–то высчитывал. Муж рассказывал, что у них в институтской лаборатории идет сейчас какая–то интересная тема. Что это за тема, Таня так и не разобрала, но видела, что муж все время занят. Или пропадает допоздна в лаборатории, или сядет дома в своем закутке и что–то считает, о чем–то думает.

— Сева… — сказала Таня, подсаживаясь рядышком. — Я шубу сегодня, Сева, видела. Беличью. Просто ужасно как мне она идет… И недорого.

— Ну тогда купи, если идет… — не отрываясь от своих таблиц, проговорил муж.

— Купить?! — сердце у Тани как–то сразу оборвалось, полетело вниз. Пока она шла из магазина домой, она думала, что ей долго придется уговаривать мужа, а он… он, может быть, что–нибудь придумает.

Но вот уговаривать и не пришлось.

— А где деньги взять? — горько усмехнувшись, спросила она.

— А разве у нас опять нет денег?

В этом вопросе был весь Сева. Никогда не спрашивал он про деньги, никогда ничего не просил, якобы занятый своей непроговариваемой темой, а на самом деле — чтобы облегчить себе жизнь, чтобы не ломать голову, как дотянуть на восемь рублей до получки.

— Отчего же? — с горькой иронией проговорила Таня. — Деньги у нас есть. Еще целых восемь рублей осталось.

— Н–да… — сказал Сева и поскреб ногтем мизинца бровь. — Тогда, наверное, и не удастся купить сейчас эту шубу.

— Сейчас?

— Ну да. — Сева посмотрел на нее с легким недоумением. — Ты же сама говоришь, что у нас только восемь рублей осталось…

— А когда у нас больше бывает?

— Не знаю, — Сева пожал плечами. — Может, когда–нибудь будут.

— Может… когда нибудь… — повторила Таня. — А что может? Когда они будут?

— Когда–нибудь… — Сева опустил голову и что–то поправил в большой таблице, лежавшей перед ним. — Ты не волнуйся, Танечка, мы все сделаем так, как ты решишь.

Обиженно помаргивая, Таня смотрела, как, уже позабыв о разговоре, роется муж в книжке, потом встала.

«Еще не хватало, чтобы тушь потекла…» — подумала она и эта мысль особенно рассердила ее.

Квартирка была совсем крошечной. Ее выгородили при капремонте, и хотя все здесь было, что положено в отдельной квартире, но какое–то жутко непропорциональное. В коридоре, упиравшемся прямо в кухню, помещалась, кроме дверей, только небольшая вешалка да табуретка. Зато на четыре с половиной метра — бесконечная при такой тесноте высь — возносились стены, и, чтобы увидеть потолок, приходилось запрокидывать голову. Поэтому в коридоре всегда было сумрачно и холодно.

«Как будто на дне колодца...» — подумала Таня и, опустившись на табуретку, вытащила из сумочки зеркальце. Замерла, пытливо вглядываясь в свое отражение.

Нет… Хотя и защипало и уголках глаз, но тушь не потекла, и вообще, Таня совсем даже и не постарела за годы замужества. Даже похорошела за эти два года. И клипсы под малахит, которые она купила вчера у Машки, просто замечательно подходят к цвету глаз, напрасно она переживала, что потратила пятнадцать рублей. К тому же… К тому же у нее ведь есть зеленое платьице, и если…

Таня торопливо вернулась в комнату.

Муж по–прежнему сидел за столом, склонившись над книгами.

Таня плотно сжала губы и полезла в шкаф.

— Ты идешь куда–нибудь? — не поднимая головы, спросил муж.

— Да… — натягивая зеленое платьице, ответила Таня. — Ухожу.

— Надолго?

Таня покрутилась перед зеркалом. Хорошо, что хоть здесь, в комнате, есть зеркало, в котором можно увидеть себя целиком. Тем более, что платьице и в самом деле очень идет ей.

— Ты что–то спросил? — вытаскивая коробку с туфлями, спросила она.

— Я спрашиваю: ты надолго уходишь? — Сева внимательно смотрел на нее.

— Не знаю… — Таня действительно не знала. Не знала этого и красивая длинноногая женщина, отраженная в зеркале.

— Не знаешь?!

— Не знаю… — Таня подмигнула женщине и не спеша отвернулась. — Не знаю, Севочка. Не знаю, милый…

И вот уже мягко щелкнул за ее спиною дверной замок, Таня сбежала, постукивая каблучками по ступенькам, и, шагнув в уличную теплынь, неторопливо направилась к проспекту, залитому радужным апельсиновым светом…

Уже схлынула дневная суета. Тихие августовские сумерки мягко спустились на город. Из–за деревьев скверика доносилась музыка. Там, в густых сумерках, светились огоньки сигарет, белели платья женщин, слышались мужские голоса. Таня шла по своей улице и заглядывала в окна домов. Везде совершалась своя, непохожая на Танину жизнь, и Тане было грустно, что из всего множества жизней она выбрала ту, которая теперь у нее есть.

Легкая грусть, скользнувшая по ее лицу, очень шла и к зеленому платьицу, и к клипсам под малахит, купленным по дешевке у Машки. Проходя мимо темной витрины «Канцтоваров». Таня лишний раз убедилась в этом. Стройная молодая женщина задумчиво смотрела на нее. Таня поправила волосы и отвернулась от витрины.

Возле фонаря стоял пожилой лысоватый мужчина и, удерживая в руке поводок, ждал свою рыжую, обнюхивающую столб колли. Мужчина внимательно и по–мужски смотрел на Таню. Таня улыбнулась ему и, чуть покачиваясь, прошла мимо. Уже совсем рядом был большой, залитый апельсиновым светом проспект. Здесь праздничными, нарядными огнями проступали из сумерек вывески магазинов и кафе, разноцветные огни падали на лица людей, на их одежду, выхватывая на мгновение всего человека из вечерней толчеи проспекта. Все вместе и каждый по отдельности — прохожие были красивы, у каждого была своя, непохожая на Танину и, наверное, более счастливая жизнь.

Таня сама не заметила, как остановилась у ярко освещенной витрины, рассматривая прохожих. Она задумалась и поэтому не сразу услышала обращенные к ней слова.

— Дэвушка! — настойчиво повторил восточный мужчина. — Нэ скажетэ, сколько врэмени, дэвушка?

Таня только теперь оглядела мужчину. В кроссовках «Адидас», в белых штанах, в оранжевой рубахе, полурасстегнутой на волосатой груди, он бесцеремонно разглядывал ее.

— Не знаю! — резко сказала Таня. Ей не понравились глаза мужчины — нагловатые, шарящие.

— Дэвушка! — мужчина двинулся следом за Таней. — Я ведь тэбя зачэм про врэмя спрашиваю. Пойдем в кафе, покушаешь, если врэмени есть.

Таня ускорила шаг, но мужчина не отставал.

— Слушай, куда торопишься, а? Я вэдь по–хорошему предлагаю. Нэ хочешь в кафе, пойдем в ресторан, там будешь кушать!

И мужчина схватил Таню за руку. Таня услышала его разогретое алкоголем дыхание и испугалась.

— Пустите! — закричала она, пытаясь вырвать руку, но мужчина крепко и больно сжимал ее.

— А ну отпусти человека! — раздался рядом уверенный голос, и пальцы восточного мужичка чуть разжались Таня вырвала руку. Возле нее стоял молодой высокий парень и насмешливо смотрел на Таниного преследователя.

— А чего она тогда выставилась там? — возмутился восточный мужичок. — Разве хороший дэвушка будет стоять в таком месте?

— А ну! Вали отсюда! — спокойно сказал парень. — Я тебя сейчас так сделаю, что завтра на базаре не апельсинами, а фингалами торговать придется!

— Ну, ты! Ты! — выкрикнул мужичок, но тут же сник, когда парень двинулся на него. — Ну чэго! Чэго ты?! — забормотал он, торопливо пятясь.

— Спасибо! — сказала Таня и, посмотрев на парня, покраснела — парень был красив и похож на актера, которого недавно показывали по телевизору.

— Пустяки… — ответил парень. — Может, проводить надо? Тебе куда?

— Вообще–то я так… — ответила Таня. — Я вообще–то не домой сейчас. Я…

— А! — сказал парень и внимательно оглянул Таню. — Просто прогуливаешься?

— Н–нет... Я шла… В общем, я в магазин шла.

Она сказала так, потому что глаза ее уперлись в знакомую вывеску гастронома.

— Ну так давай, заходи! — улыбнулся парень. — Я подожду.

— Но я надолго!

— Я подожду.

Таня пожала плечами и вошла в гастроном. Пройдя мимо бакалейного прилавка по пустому залу, она оглянулась. Высокий молодой человек стоял на улице и через окно наблюдал за нею. Таня улыбнулась и прошла в следующий зал. Здесь тоже было пусто, и Таня, гордо подняв голову, красиво зашагала по мраморному полу, с удовольствием думая, как смотрит сейчас на нее новый знакомый. Правда, Таня еще не решила, будет или нет знакомиться с ним дальше. Может быть, просто купит шоколадку и выйдет из магазина, даже не заметив его.

Хотя нет. Наверняка он увяжется следом. Но это даже и лучше. Она пройдет рядом с ним до дома, а там скажет: «Спасибо. До свидания». И — сразу к себе. Да.

Так, пожалуй, будет еще лучше, а по дороге она успеет внимательно рассмотреть его и, может быть, даст ему свой телефон. Рабочий, разумеется…

Таня и дальше бы шла так же красиво, как шла, и думала бы о высоком парне, но в мясном отделе на нее налетела толстая, как капустный кочан, бабка.

— А осторожнее нельзя?! — воскликнула Таня, Эта дура толкнула ее и чуть не поломала каблук.

— Смотри сама, куда ходишь!

— Я должна смотреть?! — возмутилась Таня, но не договорила. В сетке она увидела вдруг сосиски.

— Где брали?!

— Там! В молочном выкинули.

Позабыв про все, Таня бросилась в молочный отдел.

Сосиски только что выкинули, но очередь у кассы растянулась уже на весь зал.

— Кто последний? — спросила Таня.

Наконец ей указали на женщину с ребенком, и Таня сразу пристроилась за нею, а потом оглянулась на прилавок. Слава богу, сосисок, кажется, хватит.

Впрочем, тут же Таня вспомнила о высоком молодом парне, который ждет ее на улице. Она взглянула на окно. Ну вот. Этот дылда, наверное, шел следом за нею вдоль витрины и видел, как столкнулась она с толстой теткой, как бежала потом сломя голову в молочный отдел, как суетилась, отыскивая конец очереди! Ну, конечно же, он видел, раз шел за нею. Ну и пусть! Пусть он теперь дожидается… Таня закусила губы и повернулась к кассе.

В кассе работала старуха, что жила этажом ниже — прямо под Таниной квартирой. Все соседки в подъезде удивлялись, как это она в свои семьдесят четыре года еще умудряется работать кассиршей. Таня тоже удивлялась. Старуха и по улице–то двигалась с трудом, а работу не бросала. И ладно бы, если сторожихой работала, а то ведь кассиршей! Да через ее руки только за день, наверное, десятки тысяч проходят! Б–р–р! Неприятная все–таки старуха. Нос крючком, а глазки остренькие — колющие. Таня всегда пугалась, когда встречалась со старухой на лестнице. Так посмотрит, словно насквозь видит — даже внутри холодно делается…

Когда впереди Тани перед кассой осталась только женщина с ребенком, раздался крик продавщицы:

— Касса! Сосиски не пробивать!

— Ну, пожалуйста! — умоляюще сказала женщина с ребенком, что стояла перед Таней. — Нам всего килограмм.

Старуха–кассирша уже собиралась загородить счетами окошечко от докучливых просьб, но тут взгляд ее зацепился за Таню. Таня, словно ища защиты, оглянулась на окно, где всего минуту назад видела своего молодого человека. Его не было там.

Кассирша тоже оглянулась на окно и — уж лучше бы она не улыбалась — оскалила свои похожие на клыки зубы.

Она отложила назад счеты, и касса снова застрекотала под ударами костлявых пальцев.

— Сколько? — спросила старуха, обращаясь к Тане. Женщина с ребенком, сжимая в руке чек и счастливо улыбаясь, уже спешила к прилавку.

— Три килограмма… — еле слышно проговорила Таня.

Старуха выбросила серый чек с едва различимыми на нем цифрами и решительно отгородилась счетами от поникшей очереди.

— Спасибо… — через эти счеты сказала Таня и поплелась к прилавку.

Больше всего ей хотелось сейчас, чтобы сосисок не хватило. Вот тогда бы она вернулась к кассе, бросила бы на черное блюдечко этот чек и сказала бы:

— Чего вы пробиваете, раз нету уже у вас ничего! Шли бы домой спать. И магазин бы закрыли свой!

Да–да! Именно так она и сказала бы. Но хотя она и решила сказать так, уже через несколько мгновений начала считать: хватит или не хватит сосисок. Продавщица откидывала к выходу в подсобку пустые пластмассовые ящики. Синяя гора их быстро росла.

Тем не менее сосисок не хватило.

— Я же говорила, касса, сосиски не пробивать! — отчаянно крикнула продавщица и вытащила откуда–то из–под прилавка полупустой ящик.

— Я уже давно ничего не пробиваю! — отвечала из кассы горбоносая старуха.

— Нате! Нате! Забирайте все! — ожесточенно сказала продавщица. — Еще кто с чеками? Все?

— Я! — сказала Таня.

Она и забрала оставшиеся сосиски.

Прижимая к груди тяжелый пакет, вышла на улицу.

Остановилась, оглядываясь по сторонам. Увы…

Отважный защитник не выдержал ее стояния в этой очереди за сосисками. Бежал…

«Значит, не дождался все–таки… — подумала Таня. — Не дождался, голубчик!»

Но хотя правота ее и подтвердилась, странно — она не доставила Тане никакой радости. Как–то совсем не к месту подумала она. что молодой человек был бы сейчас весьма кстати. Помог бы тащить тяжелый пакет с сосисками… Таня вздохнула и медленно побрела назад, к дому.

Она не стала звонить. Прижимая пакет к груди, открыла дверь своим ключом.

Сева сидел в коридорчике и курил. Пепельница, которую он держал в руках, доверху была завалена окурками.

— Ты где была? — гася сигарету, спросил он. Встал.

— За сосисками в очереди стояла! — ответила Таня.

Не сбросив туфель, сразу прошла на кухню. Положила пакет на стол. — Будешь сосиски?

— Буду…

— Тогда воду поставь на огонь! — приказала Таня, распаковывая сосиски.

— Ага… — сказал Сева. — Сейчас…

Пока Таня аккуратно складывала сосиски в холодильник, вода уже закипела. Таня бросила в кипяток пять сосисок. Три для мужа и две для себя. Вытащила из шкафчика тарелки и разложила сосиски. Сева тем временем нарезал хлеб, достал горчицу.

— А я погулять хотела… — сказала Таня, усаживаясь напротив мужа.

— Ну, так и погуляла бы… — ответил Сева, уплетая сосиски.

— С сосисками, что ли, гулять?

— А, ну да… — не поднимая головы от тарелки, кивнул Сева. — Зато вкусные они, Молодец.

— Редко бывают… — вздохнула Таня и откусила кусочек уже почти остывшей сосиски. Почему–то сосиска ей показалась совсем невкусной.

— Сева, ты еще одну съешь?

— А ты что? — удивился тот. — Не будешь?

— Не хочется… — Таня переложила оставшуюся сосиску в тарелку мужа. — Совсем ничего не хочется.

И она вздохнула.