Мастер Трав I

Глава 21

Мы шли прочь от поселка, и с каждым шагом привычные очертания деревянных домов и частоколов оставались всё дальше позади. Дорога вела в сторону противоположную той, которой я обычно ходил к Кромке за ингредиентами. Здесь тропа забирала левее, огибая редкие заросли кустарника и плавно поднимаясь на невысокий холм, с которого были видны две дороги, ведущие от поселка к городу, туда, вдаль.

Грэм шёл медленно, опираясь на свою палку с такой силой, что та вдавливалась в землю на добрый палец с каждым шагом. Пот выступил у него на лбу уже через первые сто шагов, а дыхание стало хриплым, прерывистым.

Я несколько раз хотел подойти к нему, предложить помощь, но старик каждый раз одергивал меня:

— Сам дойду! Не превращай меня в калеку раньше времени.

Спорить было бесполезно, да и, честно говоря, я понимал его: для человека, который всю жизнь был сильным и привык полагаться только на себя, принимать помощь — это почти унижение. Особенно сейчас, когда он только что отдал своё оружие.

Поэтому я просто шёл рядом, готовый подхватить, если понадобится, но не навязывая свою помощь.

Странно, но движение, казалось, пошло Грэму на пользу. Лицо, которое с утра было бледным и осунувшимся, понемногу обретало более здоровый цвет. Дыхание становилось ровнее. Даже черные прожилки яда на руках и шее перестали так интенсивно пульсировать. Или же всё дело в том, что тут банально больше живы и его тело начало ее впитывать. Если всё так (а это совершенно логично, учитывая природу его болезни), то ему точно нужно побольше сидеть у Кромки. Хотя бы возле нашего дома, вместо того, чтобы лежать. Думаю, он и сам это знает.

— Удивительно, — пробормотал Грэм, остановившись на десяток секунд, чтобы перевести дух. — Сидишь дома, думаешь только о плохом, а выйдешь — и сразу легче становится.

После этого короткого отдыха мы двинулись дальше, постепенно удаляясь от поселка. Природа вокруг нас плавно менялась, пошли незнакомые мне растения. Я замечал цветы с необычно крупными соцветиями, кустарники с листьями металлических оттенков и мхи, которые слабо мерцали в тени деревьев. И замечал это просто потому, что мы шли очень медленно. В те разы, когда я самостоятельно выходил в Кромку, то спешил, торопился собрать исключительно нужные мне ингредиенты, толком и не обращая внимания на все остальные. Лишь изредка отмечал или обращал внимание на растение, которое совпадало с моим «Архивом». Сейчас же у меня было время спокойно посмотреть.

В воздухе становилось больше живы. Я чувствовал её кожей — лёгкое покалывание, которое распространялось от затылка к кончикам пальцев. Дышать становилось легче и одновременно труднее, словно воздух становился насыщеннее.

Я делал глубокие вдохи, наслаждаясь этим ощущением. Каждый вдох наполнял тело лёгкой энергией, смывая усталость. Уже второй раз я замечаю такую необычайную чувствительность к живе: в момент, когда я пробудился в этом мире и попал в истощенное тело Элиаса, и сейчас, когда после вчерашних «подвигов» я тоже нагрузил до предела тело. Видимо, чем оно изможденнее, тем чувствительнее становится к живе, и тем охотнее ее впитывает. Любопытно, но надо будет проверить. Осталась часть сада, которую нужно прополоть, думаю, после такого мое тело будет в подходящем состоянии.

Минут двадцать мы шли вдоль Кромки, всё больше отдаляясь от поселка и наконец Грэм остановился у большого поваленного ствола, тяжело опустившись на него.

— Передохнём, — сказал он, вытирая пот со лба. — А то дойду, но уже мёртвый.

Кажется, его настроение после возврата долга стало лучше, потому что он даже начал шутить.

Я тоже присел рядом с ним и позволил себе просто смотреть. Впервые за долгое время я мог спокойно рассмотреть природу этого мира, не торопясь, не волнуясь о том, что нужно что-то срочно сделать.

Место было красивым, что тут сказать. С этой небольшой возвышенности у Кромки открывался вид на пологий склон, усеянный цветами. Не теми яркими, кричащими цветами, что я видел в глубине леса, а более скромными, полевыми. Я бы сказал обычными, но обычных цветов в этом мире не было — у каждого имелось какое-то скрытое свойство.

Я наклонился и сорвал небольшой цветок, росший прямо у моих ног. Пять лепестков нежно-голубого цвета с белой каймой, стебель тонкий и гибкий, а листья узкие. Я знал его — лесная незабудка. Растёт на влажных почвах, в тени деревьев. Вот только тут она росла в тени упавшего дерева.

«Обладает слабым успокаивающим эффектом, используется в отварах для улучшения сна.»

Знание пришло само собой, всплыв из того огромного массива информации, который система загрузила в мою голову. Я покрутил цветок в пальцах, разглядывая тонкие прожилки на лепестках и ощущая лёгкий, едва уловимый аромат с нотками мяты и чего-то ещё, что я не мог определить.

Мрачные мысли, гнетущие всё это утро, отступили: беспокойство о долгах, о здоровье Грэма, о том, что будет завтра — всё это растворилось в этом моменте покоя. Остался только я, держащий в руках незабудку, и лес рядом.

Прямо передо мной покачивались на тонких стеблях бледно-голубые колокольчики. Память услужливо подсказала название — лунный звон. Из теста я знал, что их лепестки слабо светятся в темноте и используются для создания успокаивающих настоек. Наверное поэтому я не обращал на него внимания, ведь искал что-то более ценное и полезное — то, что можно продать. А сейчас подумал — почему бы не сделать пару настоек для себя и для Грэма? Спокойствие никогда не мешает, особенно когда навалилось всё и сразу. Причем, я думаю обойтись без спиртовой основы. Да, по сути это будет уже не настойка, а что-то другое, но главное — вытянуть свойства.

Чуть дальше росли низкие кустики с мелкими белыми цветами — пастушья слеза. Её корни помогают при желудочных расстройствах, а сразу за ними — россыпь жёлтых звёздочек солнечника, того самого, чьи корни накапливают живу.

Я поднялся и чуть прошелся, вдохнув полной грудью. Взгляд мой наткнулся на еще один «дикий» куст. Его листья переливались всеми оттенками зелёного — от изумрудного до почти черного. При каждом дуновении ветерка они мерцали, словно покрытые тончайшим слоем металлической пыли. Я узнал его по тесту системы — это была сереброчешуйная ягодница, растение, плоды которого использовались для приготовления эликсиров ясности ума.

Вроде бы ничего особенного, но сколько раз я за предыдущие дни ошибался? Взять ту же варку — вот где нужен ясный ум! Если выпить такой отварчик, то отступят лишние мысли и будет концентрация только на том, что я делаю. По сути, такие вот незначительные травы и растения — возможность усилить себя кратковременно на время варки. На обратном пути срежу эти экземпляры.

Я прошелся вокруг поваленного ствола дерева, отмечая то одно, то другое растение и вновь, как в самый первый день, восхищаясь этой удивительной природой. Потом поднял взгляд и посмотрел вдаль — туда, где виднелись кроны гигантских Древ Живы, возвышающихся над всем остальным лесом. С этого расстояния они казались ещё более величественными, словно колонны, поддерживающие само небо. Солнечные лучи пробивались сквозь их густую листву, и я видел, как в воздухе медленно кружатся те самые золотистые частицы живы, о которых говорил Грэм — золотинки.

Красиво.

Но вместе с этой красотой пришло и понимание того, насколько мало я знаю об этом мире. Всё, что я о нем знал было поверхностным и фрагментарным. Информация от Грэма, воспоминания Элиаса, знания из теста системы — всё это была лишь верхушка айсберга. Кусочки пазла, который нужно сложить, составив в свою собственную, максимально полную картину мира. Тот же рассказ о Чернодревах… Грэм описал их как локальную проблему, болезнь отдельных участков леса. Но что если это было гораздо серьёзнее? Что если подобные «больные» деревья существовали не только здесь, в Зелёном Море, но и в других частях мира? И что это вообще за мир?

Я вдруг осознал, что моё представление о нём до сих пор было… детским, неполным. Я видел только Янтарный и его окрестности и знал, что существует королевство, к которому принадлежит поселок. Знал, что есть гильдии, города, дворяне. Но что дальше? Насколько велик этот мир? Одно ли здесь королевство или их много? Есть ли другие континенты, другие народы? Как они живут, что знают?

Память Элиаса не давала ответов. Для него мир заканчивался на границах того, что он мог видеть своими глазами. Грэм знал больше, и эти знания нужно из него осторожно вытягивать. Ему точно есть, что рассказать. Он был сильным, опытным, повидавшим многое охотником. Он знал, где растут ценные травы, где водятся опасные твари и как выжить в лесу.

Увы, он не знал причин: не знал, почему Древа Живы гибнут, превращаясь в Чернодрева, откуда берётся жива, как она работает, что она такое на самом деле… Но этим уже займусь я сам.

Мне нужно будет общаться с другими — с охотниками, которые уходили дальше и глубже, травниками, изучавшими растения не один десяток лет и, конечно, алхимиками, которые понимали природу живы лучше Грэма и уж точно лучше меня.

Кроме того, у меня было ощущение, что многие ответы находятся здесь, в этом лесу — в Зеленом Море, и я их со временем узнаю.

Валериан — мальчик, который превратился в лесное чудовище и уничтожил целый город, и другие, менее известные случаи, о которых упоминал Грэм вскользь, всех их объединяло одно — близость к лесу, к Древам Живы, к самой живе.

А что если Зеленое Море — это нечто вроде разумной экосистемы? Что если Древа Живы — это не просто деревья, а… узлы, части огромной экосети, а жива — это не просто энергия, а еще и способ коммуникации, способ связи между частями этого гигантского организма? Что, если симбионты — это… инструмент. Попытка леса создать мост между собой и людьми?..

Звучало, конечно, безумно, но не более безумно, чем сама идея магии и живы.

Грэм говорил, что Симбионты всегда появлялись на границе Зеленого Моря и никогда — в глубине королевства, вдали от леса. Это не могло быть совпадением. Лес каким-то образом влиял на людей, пробуждая в них этот Дар. Зачем? Может, он пытался себя защитить? Или наоборот — исцелить?

А какая болезнь у леса? Ответ очевиден — Чернодрева. Они точно болезнь — гниль, пожирающая здоровые Древа изнутри.

Грэм говорил, что их становится больше. А если лес это чувствует и пытается найти способ бороться с этой болезнью, и видит в людях потенциальных союзников? Симбионты ведь способны влиять на растения, исцеляя и ускоряя их рост. Что, если именно это и требовалось лесу и появление таких Одарённых было естественной реакцией экосистемы на угрозу?

Конечно, это всё были лишь предположения. Красивые, логичные, но недоказуемые. У меня не было ни знаний, ни инструментов, чтобы их проверить. Я не знал, существует ли вообще в этом мире наука в привычном мне понимании. Возможно, алхимики что-то исследовали, но их знания наверняка были разрозненными, фрагментарными, окутанными тайной и монополизированными гильдиями, но и их знания мне пригодятся.

Я выдохнул и положил сорванный цветок на дерево. Я вдруг подумал, что, возможно, лес знает о моём существовании. Возможно, он почувствовал, как я пробудил свой Дар Симбионта у корня Древа Живы. Возможно, он каким-то образом наблюдает за мной? Мысль об этом заставила вспомнить вещь, о которой я так и не спросил у Грэма.

Олень.

— Дед, — осторожно начал я, сев обратно на дерево, — Помнишь, как я тащил тебя из леса?

— Помню-помню… смутно, конечно… — ответил он, глядя на поля по ту сторону дороги, которую можно было увидеть еще из Кромки.

— Я тогда видел странное существо. Всё забывал спросить про него.

— Вот как? И что за существо? — повернул он ко мне голову.

— Олень. Огромный, с рогами из дерева, как ветви деревьев с листьями, и на его теле, будто покрытом мхом, были золотые символы, похожие на те, что я видел на коре корня Древа Живы.

Грэм молчал долго. Очень долго. Я видел, как он обдумывает услышанное, взвешивая слова.

— Если ты видел именно то, что описал, то это — Страж Кромки, — наконец произнёс он тихо, почти с благоговением.

— Кто? — переспросил я.

— Страж Кромки, — повторил Грэм и посмотрел на меня. — Это… существо, которое можно встретить раз в жизни. А можно и не встретить вовсе. Я сам видел его лишь однажды, когда мне было лет двадцать. Тогда он был в другом обличье, не олень, а… волк. Гигантский волк с такими же золотыми символами на шкуре… никогда не забуду этот момент. Его золотые глаза словно заглянули в мою душу.

А ведь я ощутил то же самое! Тоже почувствовал, как глаза оленя просканировали меня.

Грэм вздохнул.

— Никто толком не знает, что это такое. Но все старые охотники сходятся в одном: это часть леса и Древ Живы. Они как будто проросли в него, дали ему жизнь и форму. Золотые символы — те же, что вьются по стволам Древ — это узоры живы. И на этих существах они такие же. Некоторые алхимики, правда, говорят, что это какой-то древний язык, древняя магия, но по-моему они несут полную чушь. Им лишь бы дать объяснения тому, что в объяснениях не нуждается.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Значит, моя догадка была верной. Это существо действительно было продолжением Древа.

— А почему «страж»? — спросил я. — Он охраняет лес от людей?

Грэм неожиданно коротко и сухо рассмеялся.

— Наоборот, Элиас, наоборот — он охраняет людей от леса.

Я не понял.

— Как это?

— Кромка, — объяснил Грэм, — она потому и называется Кромкой, что относительно безопасна. Да, есть мелкие твари, пауки, слабые монстры. Но ничего по-настоящему опасного туда не приходит. Никогда. Почему, как ты думаешь?

Я задумался. Действительно, почему? Логично было бы ожидать, что опасные хищники из глубин леса заходили бы на Кромку в поисках лёгкой добычи — сборщиков трав или тех же охотников-новичков, но этого не происходило. И все принимали это как должное.

— Страж? — предположил я.

— Именно, — кивнул Грэм. — Страж не пускает их. Он патрулирует границу, невидимую для нас, но существующую для обитателей леса. Всё, что по-настоящему опасно, например древние твари или заражённые гнилью существа, никогда не пересекают эту черту — не могут или не хотят, не знаю. Но похоже, страх перед Стражем вбит в них намертво.

Я сидел, переваривая услышанное. Получалось, что этот олень… защитил меня? Не дал чему-то последовать за мной из глубин леса?

— А что, — медленно спросил я, — если за мной действительно кто-то шёл, когда я тащил тебя? Кто-то опасный. И Страж его отпугнул.

Грэм внимательно посмотрел на меня.

— Вполне возможно. Мы были близко к корню Древа Живы, а там всегда полно хищников, привлеченных концентрацией живы. Волки были не единственной опасностью, могло быть что-то и похуже. А ты еще и Дар пробудил, это могло стать для кого-то как факелом ночью. — Он покачал головой. — Если это так, если тебя и….меня спас страж Кромки, то нам… или… скорее тебе, повезло. Очень повезло.

Я кивнул, но в голове роились мысли.

Страж… Существо, созданное лесом для защиты границы. Не людей от леса, а леса от людей? Странно, но зачем это ему?

Это укладывалось в мою теорию о Зеленом Море как о гигантской, полуразумной экосистеме. Страж был её «рукой», её проявлением. Он не просто зверь, пусть и магический, он — часть чего-то большего. Часть Древа.

— О чём думаешь? — снова спросил Грэм.

Я вздрогнул.

— О Страже. О том, что лес… может быть чем-то большим, чем просто лес.

Грэм усмехнулся.

— Философствуешь. — Но в его голосе не было насмешки. — Многие думали об этом: старые шаманы, которые приходили сюда из далёких земель, пытаясь понять, что такое Зеленое Море… Некоторые говорили, что это живое существо, другие — что это остатки древней магии, пронизывающей мир, третьи — что Древа Живы — это боги, спящие в земле. — Он пожал плечами. — Кто знает? Может, все они правы, а может никто. Если бы это можно было понять или разгадать — кто-то бы уже это сделал.

Старик поднялся, опираясь на палку.

— Пошли, мы тут не поболтать присели, а просто передохнуть. Нам ещё идти и идти.

Грэм взял палку и кивнул в сторону тропы, ведущей в Кромку.

Мы двинулись дальше, оставив поляну позади. Теперь Грэм вёл меня уже не по тропе, а каким-то только ему известным путём.

Мы углублялись в Кромку, в ту ее часть, что была далеко от поселка. Впрочем, изредка тут попадались следы других сборщиков: затоптанные участки земли возле особенно ценных растений, срезанные ветки, выкопанные корни. Все-таки, чем дальше от поселка, тем больше шансов наткнуться на то, что не успели собрать другие.

— Запоминай приметы, — коротко бросил он через плечо. — И путь. Второй раз я тебя сюда не поведу, будешь ходить сам.

Я напрягся и начал внимательно вглядываться во всё вокруг.

Первой приметой, которую просто невозможно было не запомнить, был огромный дуб, расколотый надвое ударом молнии. Его обугленная кора зияла чёрной раной, но дерево всё ещё жило: на ветвях зеленели листья, а из трещины сочился золотистый сок, пахнувший горелым мёдом.

Дальше шел валун, покрытый изумрудным мхом, таким ярким, что он светился в тени деревьев. Мох был ядовитым, это я знал из теста. Прикосновение к нему должно было вызывать ожоги и зуд… но он был отличным ориентиром!

Конечно, запоминал я не только эти два места, между ними я словно отпечатывал в памяти определенные растения и необычной формы деревья — всё то, что выделялось для моего взгляда. На некоторые вещи мне указывал и сам Грэм, который тоже выбирал себе ориентиры.

Ещё через минут пять пути я увидел полянку, абсолютно лысую, без единой травинки. Земля на ней была утоптана до состояния камня, а в центре торчал старый, покорёженный пень, с торчащими наружу корнями, напоминающими костлявые пальцы. На пне росли мелкие, чёрные грибы с фиолетовым отливом. Я узнал их — трупные грибы. Росли только там, где умерло что-то крупное.

Странно, но таких растений в Кромке у поселка я не встречал. Словно в каждой части Кромки была своя флора и фауна.

Через время я наткнулся на одинокий куст с ягодами цвета крови. В голове всплыло ее свойства, — кровь-ягода, — помогает восстановить кровь при кровопотере.

Вон там, в тени огромной ели, скромно примостился куст сонного мха — растения, один листочек которого мог погрузить взрослого человека в глубокий сон на целые сутки. А рядом с ним, словно играя в контрасты, рос куст бодрящего папоротника, способного заставить не спать неделю подряд того, кто выпьет отвар из его листьев.

Пока шли, отметил про себя неожиданную вещь: когда я иду с Грэмом по Кромке, то даже несмотря на то, что он болен, есть какое-то ощущение безопасности, защищенности. Словно пока он рядом, ничего плохого случиться не может. Это аура старого охотника? Или что-то другое?

Вдруг палец Грэма указал на торчащий из земли серый пень, вокруг которого росли маленькие белые цветочки. Это были цветы ни названия которых, ни свойств я не знал.

— Что это? — спросил я старика.

— Мёртвая трава, — ответил Грэм, — Растет только там, где когда-то погибло что-то магическое. Если рана загноилась, она может помочь. Правда, и живой плоти заодно захватит, так что нужно прикладывать с осторожностью.

Я кивнул. В прошлый раз Грэму было не до объяснений, но сейчас надо было спрашивать обо всем, чего я не знал сам — пополнять свой «Архив».

Чуть позже мы наткнулись на быстрый и узкий ручей с кристально чистой водой. Она была холодной, почти ледяной, и пахла мятой. На дне лежали гладкие камни, поросшие серебристым мхом. Мы перешли ручей одним шагом.

Пока что мне удавалось запоминать все ориентиры, но думаю пока я не пройду этой дорогой как минимум несколько раз, уверенности в ней не будет. Мысленно повторял про себя приметы в том порядке, в котором видел, вбивая в память. Создавал в голове карту, связывая приметы между собой, выстраивая маршрут.

Грэм шёл чуть впереди меня медленно, но упрямо.

Я видел, что ему снова стало тяжело: дыхание участилось, плечи сгорбились, а рука, державшая палку, дрожала. Но он не останавливался и не просил о помощи. Похоже, кратковременный эффект, от того, что мы в месте, где живы больше, прошел.

— Дед, — позвал я тихо. — Может, передохнём ещё раз?

— Нет, — отрезал он, не оборачиваясь. — Мы почти пришли.

И он не соврал. Через несколько минут лес начал меняться. Деревья стали чуть пореже, больше протоптанных мест, даже появилась парочка тропинок, явно протоптанных человеческой ногой.

К тому времени, когда мы добрались до цели, Грэм тяжело дышал и откровенно опирался на меня, но в его глазах горел упрямый огонёк.

— Вот мы и пришли, — сказал он, указывая вперёд.

Передо мной открылся вид на самое необычное жилище, которое мне доводилось видеть. Дом Морны был построен из массивных бревен, но это было лишь основой. Сверху его полностью оплетали толстые лианы с широкими листьями, которые образовывали живую крышу. Между лианами гроздьями росли грибы самых невероятных форм и цветов — от нежно-голубых шляпок, размером с тарелку, до крошечных красных точек, которые пульсировали слабым светом. Лианы свисали с крыши длинными зелёными водопадами, касаясь земли и тут же укореняясь в ней, образуя причудливые арки и проходы. Некоторые из растений цвели — я видел крупные белые и жёлтые соцветия, источавшие густой, сладковатый аромат, долетавший даже до нас, застывших шагах в двадцати от них.

Вокруг дома была высажена живая изгородь из кустарников с шипами, длиной в палец. Но это были не обычные растения: шипы медленно поворачивались, отслеживая наше движение, словно крошечные стражи. Между кустами виднелись узкие проходы, которые вели к центральному входу.

В этом своеобразном «дворе», неподалёку от входа в дом, лежало существо, которое заставило меня замереть на месте. Это был падальщик — тот самый крылатый хищник, сородичей которого мы встречали в лесу. Но этот был старше, крупнее и… какой-то другой: у него была облезлая чёрная шкура, длинные когти и вытянутая морда. Но глаза — не пустые и тупые, как у обычного зверя, а умные и оценивающие, как у собаки.

Он смотрел на нас, но не нападал — просто лежал, положив голову на передние лапы.

— Не бойся, — тихо сказал Грэм. — Это Угрюм. Он не тронет, меня он знает.

— Угрюм? — Я не мог оторвать взгляда от твари.

— Морна его приручила. Давно. Он старый, но всё ещё опасный. Хороший сторож. Будь ты один, уже бы бросился рвать твое горло.

Мы прошли через калитку в изгороди (я заметил, что шипы как будто отодвинулись, давая нам пройти), и подошли к двери. Падальщик проводил нас взглядом, но не шелохнулся.

— Дед, — я понизил голос, — кто она вообще такая, эта Морна? Ты так и не сказал.

Грэм остановился у двери и посмотрел на меня.

— Та, кто однажды вытащила меня из глубины Зелёного Моря, когда я думал, что умру. Если бы не Морна, мои старые кости до сих пор белели бы под каким-нибудь хищным деревом.

— Она… — Он помолчал, — Особенная, ты поймёшь.

Старые, — мысленно отметил я, — Значит, это было не так давно.

Грэм постучал в дверь.

— Кто там? — раздался из дома низкий, хриплый голос. Женский, но звучавший так, как будто она хотела зарычать, а не говорить.

— Грэм, — ответил старик.

Дверь открылась.

Я ожидал увидеть старуху. Отшельница, живущая в глуши леса, окружённая грибами и ручным падальщиком — в моём воображении это была древняя карга, сгорбленная, морщинистая, с клюкой в руках.

Но реальность оказалась совсем другой: передо мной стояла молодая женщина. Ей было лет тридцать, не больше. Волосы тёмные, почти чёрные, заплетённые в длинную косу, переброшенную через плечо. Лицо её было правильным, с высокими скулами и тонкими чертами.

Красивая, но было несколько нюансов.

Её руки от локтей до кончиков пальцев были покрыты густой чёрной шерстью. Не волосами, а именно шерстью, такой же жесткой и плотной как волка, а пальцы заканчивались короткими, но острыми когтями. На её плечах сидели два маленьких падальщика, каждый размером с кошку. Они смотрели на нас своими черными глазами, но не шипели и не скалились. Просто сидели, как послушные ручные птицы.

А я уставился на глаза этой женщины, потому что они были… желтые, с вертикальными зрачками. Звериные глаза. В этот момент я понял — она очень, очень опасна.

— Грэм, — она улыбнулась, обнажив острые и длинные зубы, почти клыки. Ее улыбка вышла хищной. — Давненько не заглядывал. А это что за слабак? И почему он так смотрит на меня?

Старик вздохнул.

— Это мой внук.