Мастер Трав I

Глава 22

После этих слов глаза Морны еще пристальнее вперились в меня.

— Внук, значит, — протянула она, и в её голосе прозвучало что-то среднее между любопытством и насмешкой. — Тот самый, о котором ты рассказывал? Который…

— Да, — оборвал её Грэм. — Он самый. Морна, мы можем войти? Путь был тяжёлым.

Морна окинула меня оценивающим взглядом — тем самым, каким хищник смотрит на добычу, решая, стоит ли тратить силы. Её жёлтые глаза с вертикальными зрачками сузились, и я почувствовал, как по спине пробежал холодок, а потом её взгляд задержался на Грэме чуть дольше, и что-то в нем мелькнуло. Беспокойство? Сочувствие? Сложно было сказать, но точно не равнодушие.

Женщина склонила голову набок, как бы приглашая войти, и маленькие падальщики на её плечах синхронно повторили этот жест, словно марионетки, управляемые одной рукой.

Грэм тяжело переступил порог. Я последовал за ним, стараясь не смотреть на когтистые руки знахарки.

— Выглядишь паршиво, старик. Хуже, чем в прошлый раз. — бросила она коротко, и отступила вглубь дома, двигаясь с той самой хищной грацией, которую я отметил с первого взгляда.

Грэм ничего не ответил, ну а я не отводил от нее взгляда. Ее движения были текучими и абсолютно бесшумными — она не ступала, а скользила по полу, перенося вес тела так, как это делают кошки. Никаких лишних жестов и суеты: каждое движение её было почти звериным по своей естественности. Именно это и притягивало мой взгляд.

Я переступил порог следом за Грэмом, и моё дыхание на мгновение перехватило от обилия ароматов. Воздух был густым и насыщенным запахами трав, кореньев, смол и чего-то острого, почти металлического. Мой мозг тут же пытался распознать знакомые нотки среди этого букета: мята, лаванда, можжевельник, а под ними более сложные, незнакомые ароматы. Мои знания из теста не обладали этой самой главной частью — запахами. Похоже, чтобы сделать их полными мне придется принюхиваться и запоминать каждый из них.

Комната была гораздо больше, чем казалось снаружи. Потолок её терялся в полумраке под густыми пучками сушеных трав, свисавших на разной высоте. Их было так много, что казалось, будто под крышей висит целый перевернутый сад.

Были тут и растения, которых я не видел прежде. Так и хотелось подойти поближе рассмотреть их, понюхать, возможно использовать анализ, вот только… мы пришли не за этим.

Стены комнаты были сложены из толстых бревен, потемневших от времени и дыма, испещренные длинными глубокими бороздами, словно кто-то не раз и не два прошелся по ним острыми когтями. Царапины-борозды шли параллельными полосами, группами по три или четыре, от пола и почти до потолка. Некоторые царапины были старыми, почти сглаженными, другие — свежими, с торчащими щепками. Я невольно представил как Морна в приступе… чего? Ярости? Или боли?.. впивалась когтями в деревянную стену. И, похоже, моя догадка была недалека от истины. Судя по этим следам, в этой женщине больше хищника, чем человека. Во всяком случае временами точно.

По низу комнаты тянулись длинные полки, уставленные сосудами всех мыслимых форм и размеров: глиняные горшки с трещинами, заклеенными воском; стеклянные склянки, в которых плавали какие-то корни или листья; деревянные короба, туго перевязанные веревками; кожаные мешочки, источавшие терпкие запахи… На одной из полок я заметил целую коллекцию кристаллов (судя по слабому свечению — живы), разных оттенков: от почти прозрачного до насыщенного золотого.

Так вот они какие! Кристаллы живы, которые стоят кучи золотых. Если Морна их продаст — это целое состояние по местным меркам. Однако, похоже, что деньги для нее не так уж важны или… она их использует совсем для другого. Для чего?

А еще мой взгляд выхватил несколько склянок, стоящих отдельно на небольшой полочке у окна. Они были явно другого качества: стекло тоньше и прозрачнее, а форма изящнее. И на каждой красовался знак: стилизованное изображение алхимической колбы, из которой поднимается спиральный дым. Я видел этот символ раньше в лавке Марты — это был знак Алхимической гильдии.

Значит, Морна торгует с гильдией. Или гильдия торгует с ней. Несмотря на то, что она живёт отшельницей вдали от поселка, связь с цивилизацией она поддерживает. Более того, судя по количеству склянок, эта связь довольно тесная: у неё есть что предложить алхимикам, а у них — что предложить ей. Или может эти склянки попали ей не напрямую от алхимиков, а через вторые руки?

Грэм прошел к массивному деревянному столу, стоявшему в центре комнаты, и тяжело опустился на скамью. Я остался стоять у порога, продолжая разглядывать всё вокруг. Скрыть любопытство было невозможно.

Морна, тем временем, наклонилась к одной из полок, и я заметил, что её позвоночник изгибается не совсем по-человечески — слишком гибко и пластично. Плечи ее были слегка сгорблены, а голова чуть наклонена вперед — поза настороженного хищника, готового в любой момент среагировать на опасность.

Она взяла с полки темную бутыль, и я заметил, как ее пальцы с когтями легко обхватили горлышко. Когти не были длинными, но выглядели острыми и прочными. Морна открыла бутыль одним движением когтей и налила темную жидкость в глиняную кружку.

Подойдя к столу, она поставила кружку перед Грэмом. И даже стоя рядом со столом она не стояла неподвижно — ее вес постоянно перемещался с ноги на ногу, словно она была готова сорваться с места в любой момент. Хвоста у нее не было, но движения таза и бедер выдавали привычку балансировать иначе, чем это делают обычные люди.

Грэм взял ее обеими руками и с благодарностью кивнул.

— Спасибо.

Он сделал глубокий глоток, не поморщившись. По донесшемуся до меня запаху я понял, что это крепкая настойка на спирту — что-то вроде самогона, настоянного на травах. Возможно, с добавлением живы, судя по легкому золотистому отблеску жидкости.

Значит вот с кем меня решил познакомить Грэм? Познакомить, чтобы я отдавал ей то, что буду варить. Это значит, старик несмотря на все слова, ожидал, что я буду варить много и варить хорошо. Он поверил в меня.

Морна села напротив, положив свои волосатые, когтистые руки на стол. Маленькие падальщики, всё ещё сидевшие у неё на плечах, уставились на нас своими чёрными бусинами глаз. Один из них негромко щёлкнул клювом.

— Так как же ты так себя запустил, Грэм? — спросила она, и в её голосе прозвучала не насмешка, а искреннее недоумение. — Когда ты уходил от меня в прошлый раз, чёрная хворь едва начала распространяться. А сейчас… — она покачала головой, — сейчас она почти добралась до сердца.

Грэм допил настойку и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Пришлось идти к корню Древа, — коротко ответил он. — Чтобы пробудить внуку Дар.

Морна перевела взгляд на меня. Её жёлтые глаза с вертикальными зрачками впились в моё лицо, словно пытаясь прочитать что-то, скрытое под кожей. Взгляд был тяжёлым, давящим, нечеловеческим. Я заставил себя не отводить глаз, не дрогнуть.

Секунды тянулись.

Вдруг она фыркнула и отвела взгляд.

— Оно того, пожалуй, не стоило, — сказала она холодно. — Хиляк.

Грэм стукнул кружкой по столу.

— Я сам разберусь, стоило или нет, — отрезал он. — Тем более, этот хиляк, как ты говоришь, вынес меня от самого корня Древа Живы.

Морна ничего не ответила, просто пожала плечами. Мол, я сказала что думаю и ничего более.

Я же поймал себя на том, что не могу отвести от неё взгляда и не из страха, хотя страх, безусловно, присутствовал. Было в ней что-то… магнетическое. Какой-то необъяснимый животный магнетизм, который притягивал внимание помимо воли. Возможно, это было связано с её природой, с тем, что делало её такой. А возможно это просто инстинкт, заставляющий следить за хищником, пока он рядом.

Я осознанно отодвинул эти мысли, заставив себя сосредоточиться на обстановке. Похоже Морна знала, что производит такой «эффект», и следила за мной.

Грэм полез в карман, достал три склянки с моими отварами и аккуратно поставил их на стол, в ряд.

— Вот. Принёс продать.

— Ты что, на старости лет научился варить пристойные отвары?

Грэм ткнул пальцем в мою сторону:

— Вот он научился, когда открылся Дар.

— Что за Дар?

— Травника.

Морна подняла одну из склянок, поднесла к носу и принюхалась. Маленькие падальщики на её плечах тоже вытянули свои уродливые мордочки, принюхиваясь синхронно с хозяйкой. Она понюхала именно так, как это делают звери: коротко, резко втянув воздух и слегка приоткрыв рот. Ее ноздри раздулись, а желтые глаза прикрылись на мгновение, оценивая запах.

— Хоть Дар не бесполезный, — она поставила склянку обратно. — Качество неплохое, но не более.

— Будут лучше, — сказал я.

Морна повернулась ко мне. — Вот будут лучше — тогда и говорим. А пока… — она провела когтем по склянке, оставив едва заметную царапину на стекле, — пятнадцать медяков за каждый.

Грэм говорил о двадцати медяках за отвар хорошего качества, а она предлагает пятнадцать. Была проблема, я элементарно не знал, какого качества отвары, не успел оценить.

— Годится.

Грэм сказал это спокойно, без торга и споров. Это потому что у нас было мало вариантов? Ил почему?

— Спасибо, Морна, я и надеюсь, они помогут твоим детям. Им даже такое, полезно.

Морна холодно кивнула. Её лицо на мгновение смягчилось — едва заметно, но я это уловил.

Детям? О каких еще детях шла речь?

Ответ пришёл сам, в виде топота маленьких ног и звонкого голоса:

— Мама! Мама, смотри, что я нашла!

В комнату вбежала босая девочка лет пяти в платьице из грубой серой ткани.

На её правой руке, от запястья до локтя, сидели насекомые, десятки насекомых: мухи, жуки, бабочки, стрекозы — целый рой, покрывавший кожу живым шевелящимся ковром. Они ползали по её руке, перебирая лапками и шевеля усиками, но девочка не обращала на них никакого внимания, словно это для нее привычное дело.

Она взмахнула рукой — и насекомые взмыли в воздух единым облаком. Они закружились над её головой, образуя подобие живого нимба, а затем, по какой-то невидимой команде, разлетелись в разные стороны комнаты. Каждое насекомое нашло себе место: мухи сели на балки потолка, жуки заползли в щели между брёвнами, а бабочки устроились на пучках сушёных трав.

Всё это произошло за секунды, и движения были настолько синхронными, что не оставляли сомнений — девочка ими каким-то образом управляла.

— Молодец, Лира. Уже лучше. — ответила Морна мягким голосом, который разительно отличался от того тона, каким она разговаривала с нами.

— Мама, а кто это? — спросила девочка, указывая на меня.

— Это гости.

Морна взглянула на меня и, видимо, заметив моё удивление, усмехнулась.

— Что, не видел таких Даров? — спросила она с лёгкой насмешкой.

— Не видел. Но… — я перевёл взгляд на девочку, которая теперь рассматривала склянки на столе с нескрываемым любопытством, — не вижу в этом Даре ничего плохого. Не понимаю, почему его называют «гнилым».

Я понимал, что это и есть тот самый «гнилой» Дар, как его пренебрежительно называли в поселке.

Морна фыркнула.

— А никакой он и не гнилой, — сказала она с насмешкой. — Просто предрассудки тупых, недалёких людей, которые боятся того, чего не понимают.

Вдруг Лира начала кашлять, сначала легко, но вскоре кашель стал сильнее и неконтролируемей. Морна тут же бросилась к ящику, стоящему в углу комнаты. Он был почти пуст, там было только парочка флаконов. Схватив один из них, она быстро открыла пробку и протянула девочке.

— Выпей, солнышко, — сказала она, и впервые её голос прозвучал мягко, без хищных нот.

Девочка послушно выпила содержимое флакона. Кашель прекратился практически мгновенно, а её дыхание выровнялось.

— Спасибо, мама, — сказала девочка, обнимая Морну за ногу.

На мгновение я подумал, что это ее дочь, но что-то подсказывало мне, что это не так. Может… приемная дочь?

Грэм, сидевший за столом, наблюдал за этой сценой с каменным лицом, но я видел, как дрогнули его пальцы, сжимающие кружку.

Морна, убедившись, что девочка в порядке, отпустила ее и выпрямилась.

— Иди, Лира, только тихо. И не забудь покормить Угрюма.

— Хорошо, мама, — девочка кивнула и, бросив на меня любопытный взгляд, выбежала из комнаты.

Повисла тишина.

— Элиас, — внезапно сказал Грэм. — Выйди на минуту. Нам с Морной нужно поговорить наедине.

Я кивнул, не задавая вопросов. Было очевидно, что у них есть какие-то личные дела, в которые меня посвящать не собирались. Выходя, я еще раз окинул взглядом комнату, запоминая детали. Эта женщина знала о мире гораздо больше, чем я мог предположить. И, судя по всему, у нее была своя история, своя боль.

Я вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь.

Угрюм всё еще лежал на своем месте, но теперь он не просто смотрел на меня — он следил. Его черные глаза с вертикальными зрачками не отрывались от меня, отслеживая каждое движение. Медленно, стараясь не делать резких движений, я отошел от двери и оперся спиной о стену дома. Угрюм проводил меня взглядом, но не встал и не зарычал.

Я выдохнул, расслабляясь. Всё в порядке и под контролем.

Внезапно я услышал быстрые шаги, и из-за угла дома выбежала девочка. Не та, что была в комнате — другая. Эта была чуть старше, лет семи-восьми, с длинными рыжими волосами, заплетенными в небрежную косу. На ней было простое грубое платье, испачканное землей.

Она остановилась передо мной, с любопытством разглядывая.

— Хочешь, кое-что покажу? — спросила она и выжидающе посмотрела.

— Ну давай. — пожал я плечами.

Вот почему Грэм сказал «дети» — у Морны был не один ребенок.

Мы шли на задний двор по узкой тропинке, справа и слева от нас была та самая хищная изгородь, которая, казалось, следила за каждым моим движением.

Первое, что я услышал — низкое, монотонное, убаюкивающее гудение. Знакомый звук, который невозможно спутать ни с чем другим. Пчёлы! У меня тоже они были — небольшая пасека в саду.

Задний двор дома Морны был превращен в самую настоящую пасеку. Ульи были сделаны из старых пней и полых стволов упавших деревьев. Над каждым из них гудели облака пчел, снующих между цветами, которыми была засажена вся свободная площадка.

— Смотри! — гордо воскликнула девочка.

Она протянула руку, и к ней сразу же слетелось несколько десятков пчел. Они кружились вокруг ее пальцев, садились на ладонь, взлетали и снова садились. А затем, по какому-то неуловимому сигналу, они начали летать вокруг нее по определенной траектории: сначала по кругу, потом восьмерками, а потом выстроились в ровную линию.

— Они меня слушаются! — улыбнулась девочка. — Я могу и больше, но мама говорит, что не надо отвлекать их от работы.

Девочка протянула руку, и несколько пчёл тут же сели на её ладонь. Она осторожно собрала пыльцу с их лапок и предложила её мне. — Хочешь попробовать? Это очень вкусно!

Я покачал головой.

Она пожала плечами и сама слизнула пыльцу с пальца.

— Зря. Может, мед хочешь? Я сейчас достану.

Я вежливо отказался, но это ее не остановило. Она кинулась к одному из ульев, пчелы перед ней послушно расступились, а девочка рассмеялась и подняла руки над головой. Пчёлы послушно поднялись вместе с ней, образуя спиральный узор в воздухе. Потом она опустила руки — и они опустились тоже, снова усаживаясь на её кожу. А потом она засунула руку в пень и… вытащила целый кусок сот. Мед стекал по ее руке, но пчелы не садились на него и не кусали ее. Никакой защитной одежды и дымаря ей просто не было нужно!

Ну… отказаться от меда я, честно говоря, не смог, и вместе с девочкой слопал его с огромным удовольствием. В этом мире из сладкого я еще ничего не пробовал.

Я отвел взгляд от девочки и заметил ещё одну фигуру: мальчик, примерно её возраста, который лежал на большом плоском камне у края поляны, обнимая его. Глаза его были закрыты, лицо расслаблено, а дыхание ровное. Он не спал — это было видно по лёгкому движению губ, словно он что-то шептал.

— А он что делает? — спросил я.

Девочка проследила за моим взглядом и махнула рукой:

— А, это Талик. Он слышит камни. Может так целый день лежать. Бесполезный вообще. Толку никакого.

— Слышит… камни? — уточнил я.

— Да. говорит, что камни рассказывают ему истории о том, что было здесь раньше.

Я впервые видел да и слышал о такой способности — Дар, связанный с неживой природой. Интересно, как это работает? Может ли он общаться только с камнями или с другими минералами тоже? Я точно знаю, что в поселке были так называемые «рудознатцы» — эти Одаренные могли находить нужные металлы, но тут ведь явно что-то другое, отличающееся от их прикладного Дара.

— Элиас! — донёсся голос Грэма из дома.

— Нам пора! — сказал я девочке. — Спасибо, что показала. И спасибо за мед — очень вкусный.

Она широко улыбнулась, ничего и не ответила, и побежала рядом со мной обратно к входу.

Грэм уже стоял у дверей, опираясь на свою палку. Морна стояла у дома.

— Ну что ж, — сказала она, подойдя ко мне, — можете идти.

Она наклонилась ко мне и принюхалась, как животное, изучающее новый запах.

— Интересно, — пробормотала она.

Лира выбежала из дома и подошла ко мне. Она что-то зажимала в кулачке.

— Вот, — сказала она застенчиво, и разжала ладонь.

На её руке сидело небольшое существо, похожее на помесь жука и клопа. Размером оно было с монету, тёмно-зелёного цвета, и с длинными усиками.

— Это мой разведчик, — объяснила девочка. — Он проследит, чтобы с вами ничего не случилось по дороге.

Существо перелетело с её руки на моё плечо и уселось там, словно это было самое естественное место в мире.

— Спасибо, — сказал я, не зная, что ещё можно сказать.

Морна смотрела на эту сцену с одобрением.

— Лира проводит вас до границы своей территории, — сказала она. — После этого вы будете в безопасности.

Мы попрощались и двинулись в обратный путь. Грэм шёл медленно, но увереннее, чем утром. Возможно, настойка Морны действительно помогла.

Какое-то время мы шли молча. Клоп на моём плече изредка шевелил усиками, но не причинял никакого беспокойства. Я даже начал привыкать к его присутствию. Надеюсь, через него девочка не может «слышать». Слишком много вопросов, которые возникли у меня в голове и на которые мне нужно было знать ответ.

— Дед, что с ней случилось? Почему она выглядит… так?

— Как «так»? — уточнил он, хотя прекрасно понимал, о чём я.

— Шерсть на руках, когти, желтые глаза с вертикальными зрачками, клыки… — перечислил я. — Она явно не обычная Одаренная. С ней что-то не так.

— Это треснувший Дар, — сказал Грэм, — Расколовшийся при пробуждении. Такое тоже случается. Редко, но случается.

Я начал искать в памяти Элиаса что-то связанное с этим, но не нашел ничего. Странно. Он не слышал ничего о расколовшихся дарах. Может действительно такое случается редко?

— Когда Дар пробуждается, — начал объяснять Грэм, замедляя шаг, — в теле человека формируется духовный корень — это «сосуд» для живы. И у всех Одарённых он разный по размеру и силе, но всегда цельный. Вот только иногда что-то идёт не так: духовный корень трескается ещё в момент формирования, а потом и вовсе разрушается. Он не способен удерживать живу как нужно. — Грэм сплюнул в сторону. — Морна — приручитель. Вот только её способности работают не так, как должны. Они… исказились. Вместо того чтобы просто приручать животных, она сама начала… меняться, становиться похожей на них.

Я нахмурился.

— Но если судить по тому, как ее слушаются падальщики — ее Дар работает.

— Очень слабо, тут скорее подчинение ей как вожаку стаи, чем настоящий контроль приручителя.

Я задумался. Дар, который меняет тело? Кажется, то же самое Грэм говорил о симбионтах? Только не понял этого.

— Большинство «треснутых» сходит с ума. Не все справляются — с разрушенным корнем Дар очень сложно контролировать.

Я вспомнил борозды внутри дома и подумал, что с контролем у неё точно не всё в порядке.

— Значит, у нее весь Дар ушел в тело?

— Не знаю как это происходит, — честно ответил Грэм, — Меня этот вопрос и не интересовал никогда. Но что-то вроде того.

— Поэтому она живет тут, в лесу? Потому что не контролирует себя? — продолжал я спрашивать.

— Она живет в лесу потому, что родители вышвырнули ее в лес, когда ее тело начало меняться. — отрезал Грэм, — И к людям она уже никогда не вернется. В ней большая обида на них. Она все детство выживала в Зеленом Море. И я говорю не про Кромку.

Я тут же представил себе маленькую, заплаканную девочку, которую выбросили просто потому, что ее тело начало покрываться шерстью.

— Но у нее только руки… — начал было я.

— Элиас, у нее шерсть не только на руках, — ответил Грэм, — А по всему телу. Это сейчас она себя контролирует. А раньше… раньше в состоянии ярости она бы без раздумий убила бы человека.

Я застыл.

— А дети? — спросил я. — Это её дети?

— Нет конечно. — хмыкнул Грэм. — Она просто им помогает — все трое сироты из деревни гнилодарцев. С гнилодарцами Морна поддерживает постоянную связь. Она… помогает детям, как может. Не только этим троим.

— Деревня гнилодарцев? — переспросил я, — Я о ней почти не слышал. Ничего конкретного.

Память Элиаса подсказывала, что где-то вдали от поселка есть такое место, но туда лучше не ходить.

— А куда ты думал уходят с такими Дарами? Им тоже нужно где-то жить. Они стекаются в эту деревню со всех ближайших городов и поселков.

— Ты говоришь, что эти дети из деревни гнилодарцев, но я не вижу ничего плохого в их Дарах! Вот та девочка с пчёлами в чем ее опасность? Опасность в том, что она разводит пчелы? А мальчишка? Ну слушает он камень, так и что такого? Конечно он отличается от остальных, но я просто не вижу какой от него может быть вред.

— Управляет она не только пчелами, — ответил Грэм, — просто она сильно любит мед, вот и увлеклась разведением пчел. А мальчик… Элиас, он может слушать камни целый день и не обращать внимания на то, что происходит вокруг. Он не ест, не пьет в этом время, просто слушает и отвечает камню. Его ничего нельзя заставить делать, потому что его разум где-то там, понимаешь?

Я кивнул. С точки зрения Грэма выглядело все иначе, но всё равно… я считал такие Дары полезны. Они ничем не хуже Даров травника или стихийной направленности — просто другая сторона Дара, не более. Я это видел именно так, и глупость не использовать их.

Но я тут же напомнил себе, что несмотря на дары, на живу, на Древа Живы и всё остальное, — эти люди вокруг жили по сути в средневековом укладе, и с таким же мышлением. Поэтому если что-то не вписывалось в их картину мира или просто не нравилось — они признавали это… злом. Так удобнее и проще всего. Небось, если начинался условный «мор» скота, то тут же находили виноватого гнилодарца и… выгоняли прочь из деревни.

— И ты забыл главное: — продолжил Грэму, — Никто и никогда не примет обратно тех детей, которые родились в деревне гнилодарцев, даже если у них нет дара. А те, которых взяла к себе Морна — им считай очень повезло. В деревне у них жизнь не сладкая, поверь. Большинство из них, те что с даром погибает еще в детстве.

— Почему?

— Им тяжело жить без поддерживающих зелий и отваров, у них слабые тела, в отличии от большинства других Одаренных. Я не знаю с чем-то это связано, и не спрашивай. А тот самый восстанавливающий отвар, который ты научился варить, самое примитивное и рабочее средство поддерживать их жизнь.

Тут меня вдруг осенило.

— Значит, рецепт отвара тебе рассказала когда-то Морна и просила варить для нее отвары?

— Именно, — вздохнул Грэм, — Она не может использовать живу напрямую, как я, а значит качество отваров резко падает. Правда, мои отвары тоже не лучшего качества. Но помогали. Ты уже варишь лучше меня, и видимо это только начало. Сначала я не верил, что у тебя выйдет, непростое это дело, но ты доказал, что можешь. И если бы мы отнесли отвары кому-то другому в поселке, у них возникли бы вопросы, в отличии от Морны — она не задает лишних вопросов.

Я задумался. Вот и сошлись два кусочка пазла, зачем такому охотнику как Грэм было заниматься варкой на самом деле. Скорее всего это было благодарностью за собственное спасение. Кроме того, не удивлюсь если для этой знахарки он до поры до времени покупал зелья у местных алхимиков. Пока не наделал долгов сам. Но, видимо, раз дети живы, она нашла другой способ поддерживать их жизнь. Все-таки, у нее было что предложить алхимикам и травникам. Но похоже лишний начинающий травник вроде меня ей не помешает. Мало ли…

Грэм остановился и посмотрел на меня:

— Не суди по всем гнилодарцам, увидев этих трех детишек. Дыма без огня не бывает. Гнилодарцы не безобидны, они отличаются от обычных Одаренных: некоторые управляют падалью, крысами, болезнетворными червями, а некоторые… так и вовсе умеют управлять гнилью в теле человека. Другие могут говорить с мёртвыми животными. А есть и такие, чей Дар… — Он поморщился. — Лучше тебе о них не знать. Поверь, тому, что их изгоняли есть причины. Это не добрые люди, и они не сидят и не разводят пасеку как эта девочка. Многие занимаются мерзкими делами.

Я прищурился. «Мерзкие дела»…«причины»…Но никакой конкретики я пока не услышал. У меня, правда, будет время составить мнение о них и обо всем этом самому. Пока же я просто зафиксировал и запомнил слова Грэма, а уже проверять их на соответствие реальности буду после. Старик и так был терпимее других жителей поселка, может потому что взаимодействовал как с Морной, так и, похоже, имел дело с гнилодарцами, а вот остальные скорее всего намного более консервативны в своих взглядах на мир.

Кроме того, очевидно — если бы они (гнилодарцы) были по-настоящему такими плохими, их бы просто-напросто уничтожили и всё, дело с концом. А их, похоже, надзор и ищейки не трогали. Возможно, название «гнилые Дары» — это просто старая традиция. Ведь когда тебе из поколения в поколение с самого детства говорят, что вот этот Дар хороший, а этот — отвратительный и мерзкий, то в условиях отсутствия информации будешь верить тому, что тебе говорят. И к реальной «гнилости» Дара это уже не имеет отношения. Из интересного, я услышал о том, что у них почему-то слабые тела, в детстве. Я сразу предположил, что их дар более, тяжелый, для организма, а потому им и нужны отвары и зелья в детстве. И раз деревня существует, во взрослом возрасте в подобных поддерживающих отварах они не нуждаются. Однако местные могли это объяснять чем-то другим. Как раз таки ущербностью дара.

Грэм также упоминал «треснувший» Дар и мысль тут же вернулась к Валериану. Мальчишка ведь превратился в дерево, а тело Морны подверглось частичной трансформации. Что если духовный корень может треснуть не только при пробуждении, а и потом, по каким-то другим причинам? Был ведь он у Валериана целым, было время, когда он был обычным Одаренным мальчишкой, который просто ускорял рост растений и оставался человеком? Возможно после каких-то манипуляций с Даром тот треснул от перенапряжения и мальчишка после этого потерял контроль?

Узнать сложно. Грэм не знает всей правды, я — тем более. Но ощущение, что это не вся правда не покидало меня. Хорошо, допустим, эти случаи с Симбионтами, о которых рассказал Грэм, случились у Зеленого Моря. Но ведь если увезти такого одаренного подальше от Зеленого Моря — это сильно ограничит его способности и снизит риск потерять контроль. Ни за что не поверю, что гильдии алхимиков не хотели бы использовать Симбионтов для выращивания ценных растений. Это же огромная возможность для обогащения! Зачем убивать того, кто может выращивать редкие растения, ускорять их рост, улучшать их свойства? Зачем уничтожать ценный ресурс, если его можно… контролировать! Не держали ли они где-то, в своих поместьях или подземельях, «прирученных» Симбионтов? Слабых, сломленных, неспособных к сопротивлению, но всё ещё полезных?

Меня передёрнуло от этой мысли.

И наоборот: неподконтрольный Симбионт, если начнет выращивать кучу ценных растений просто обвалит цены. Он опасен уже просто своими возможностями. А там, где замешаны большие деньги — правды нет.

Я снова посмотрел на Грэма, на его сгорбленную спину, на чёрные прожилки, поднимающиеся к подбородку. Он знал многое, но не всё. Его картина мира была неполной: фрагменты, собранные за долгую жизнь охотника, но не складывающиеся в целое. Зато моя пополнилась сегодня еще двумя кусочками. Я увидел, гнилые дары, в действии, как и треснувший дар.