Мат красному королю

Ход двадцатый

Фрисни повернулся на крутящемся стуле и посмотрел на крышу дома напротив. Ласточки свили там гнездо несколько месяцев назад, а теперь у них уже вырос малыш и выучился летать. Это напомнило ему о течении времени. Он склонялся к мысли, что философы правы, когда утверждают, что оно циклично.

— Недолго ему гулять на свободе, — сказал он Бишопу.

— Может, твои ребята не возьмут его живым.

Фрисни пожал плечами.

— Это зависит от него. Есть распоряжение брать его только живым… для суда.

— Вы сразу передадите его государственному обвинителю, как только поймаете?

Фрисни обернулся.

— Надеемся на это.

— То есть?

— Надеемся получить от него признание.

— Ты не считаешь, что имеется уже достаточно достоверных свидетельств, чтобы осудить его?

— Достаточно… — ответил Фрисни. — Но иногда это хуже, чем если бы их вообще не было. Суды отнимают много времени и денег. И стоит оправдать человека под тем предлогом, что есть сомнения, и вы его навсегда потеряете.

Бишоп следил за тем, как из пенковой трубки поднималась к потолку струйка дыма.

— Много ли ты имеешь против него, Фредди, без этого возможного признания?

— Он разбился в Штатах, потому что капот машины открылся и на высокой скорости закрыл ему обзор. Это был несчастный случай. Но мы нашли отпечатки его пальцев на запоре капота брейновской «вентуры». У нас есть утверждение первоклассных механиков, что мотылек мог влететь внутрь и разбиться в лепешку только при открытом капоте. У нас есть свидетельство авторитетного энтомолога о том, что мотылек должен был развить скорость не менее пяти-десяти миль в час, чтобы так повредиться. Поэтому мы можем утверждать, что капот «вентуры» был открыт и что открылся он перед тем, как машина разбилась. Ты, Хьюго, этого не видел, потому что свет фар ослепил тебя.

Он согнул пальцы, поглядел на свои ногти.

— Струве приехал в Лондон из-за Брейна. Он выследил его, видел, как тот поднялся в квартиру Мелоди Карр, видел «вентуру», оставленную у подъезда. Вспомнил аварию в Америке, когда чуть не погиб. И воспользовался случаем — случаем, который не причинит ему никакого вреда, но сможет принести огромную пользу, если удастся. Если, выйдя от Мелоди, Брейн помчится куда-нибудь на машине сломя голову, капот может распахнуть ветром как раз в тот момент, когда хорошая видимость будет жизненно необходима — на повороте, на обгоне. Брейн разобьется или получит увечья. Если ничего не выйдет — то Струве все равно приехал в Лондон с готовым планом в уме; с планом, который связал бы его прочными узами с погибшим, потому что все убийцы навеки прикрепляются к своей жертве, это я говорю со знанием дела. Не удалось бы убить Брейна, не вызвав ни малейшего подозрения, — Струве пустил бы в ход свой первоначальный план. Но сначала он открыл запор капота и ушел.

В наступившей тишине Бишоп наблюдал за своим приятелем. Фредди был явно встревожен. Если совершено убийство, то уличить в нем Струве будет нелегко. Но это необходимо сделать.

Фрисни глубоко вздохнул и закончил:

— Струве подфартило. Обстоятельства, о которых он и не подозревал, сыграли ему на руку. Когда Брейн вышел к своей машине, винные пары туманили ему мозги, и если даже по дороге на Нолл-Хилл капот слегка дребезжал, он этого не заметил. Кроме того, Брейн ехал очень быстро и, вероятно, наибольшую скорость набрал на длинном прямом спуске перед холмом. Именно этот спуск делает холм таким опасным местом, потому что провоцирует к превышению скорости. Вес капота «вентуры» при такой езде, конечно, свело к нулю и потоком воздуха его подняло. Брейн мчался вслепую.

Фрисни наклонился вперед, положив сплетенные руки на письменный стол.

— Если Брейн разбился именно из-за этого, тогда можно говорить об убийстве. И орудием убийства стал незапертый капот. На нем найдены отпечатки пальцев Струве. Но даже если Брейн не был умышленно убит таким образом, преступление замышлялось. Какова общая картина событий? Струве, над которым покойный имел опасную власть, поскольку знал о его прошлом, действовал, подогреваемый желанием обладать женщиной, с которой погибший очень тесно общался. Струве прилетает в страну, имея двойную причину для убийства. В ту же ночь человек, смерть которого замышлялась, погибает. Повторяю: отпечатки пальцев Струве найдены на машине Брейна, а это первый знак его появления в нашей стране после того, как он покинул аэропорт, потому что по некоторым причинам… он скрывался.

Пожав плечами, Фрисни откинулся назад.

— Хьюго, это, бесспорно, убийство — но только для нас с тобой, сидящих тут в моем кабинете. Все улики косвенные, а суды этого не любят.

Помолчав, Бишоп спросил:

— И ты собираешься выдвигать обвинение в убийстве, которое очень трудно доказать?

— Да. Но это лучше, чем ждать, когда наберется больше улик. Да и какие же еще доказательства удастся собрать? Мы уже опросили несколько сотен людей, каждый из которых, предположительно, мог видеть Струве возле «вентуры», когда она стояла у дома Мелоди Карр вечером накануне крушения… но безуспешно.

Бишоп так старательно вытряхивал пепел из трубки, что, казалось, потерял всякий интерес к разговору. Наконец, он проговорил:

— А как насчет де Витта?

— Тут улик против Струве еще меньше. Хотя на это дело я весьма надеялся, оно поначалу казалось не таким сложным. Но наши баллистики сличили пулю, найденную в теле де Витта, и пистолет, который я вчера забрал в лесу. Они не совпадают.

— Он выбросил оружие вместе с телом в море.

— Или еще куда-то. Только дурак не догадался бы сделать это. У нас имеется твое свидетельство, что Струве стрелял в тебя в отеле и что его рука висела на шейной повязке; иначе говоря, он готов был палить в кого попало, в любого, кто ему не понравится, и у него были причины притворяться, что его рука временно выведена из строя. У нас есть свидетельство Мелоди, что он фактически признался ей нынче ночью в убийстве де Витта. Все это очень подозрительно, как и в случае с Брейном; выглядит очень расплывчато. Петля в конце концов затянется, я не сомневаюсь, но на меня сверху давят. Хотят, чтобы Струве сел на скамью подсудимых как можно скорее. Достаточно минимального количества улик. А как я говорил… минимальное есть. Таков мой ответ — да, мы передадим его в руки прокурора, как только схватим.

Из кармана пиджака, висевшего на спинке стула позади него, Фрисни вытащил сигарету.

— А почему ты меня спросил об этом? — поинтересовался он, щелкая зажигалкой.

— Потому что, Фредди, сегодня утром я уже получил признание в убийстве. Мне признался в нем тот, кто считает, что именно он убил Брейна.

Фрисни пристально вглядывался в Бишопа, словно просвечивал его рентгеновскими лучами, и ждал.

— Сегодня вечером, — медленно продолжал Бишоп, — я собираюсь встретиться с этим человеком еще раз. И попробую получить четкие показания. Не думаю, что их можно будет подкрепить какими-то фактическими уликами. Но именно поэтому мне и делают это признание. Ведь потом всегда можно отказаться от своих слов.

Фрисни что-то проворчал и отвел взгляд в сторону.

— Если ты сочтешь, что сообщение будет ценным, я думаю, ты дашь мне знать.

— Конечно. — Бишоп в задумчивости провел рукой по лицу, кончики его пальцев бессознательно исследовали небольшой, только начавший подживать шрам, идущий от левого глаза к подбородку. Когда Мелоди летела с ним в Монте-Карло, она хотела видеть в нем Брейна. Когда она боролась с ним в чаще леса, то принимала его за Струве. Пора ей принять его за самого себя, и сегодня вечером он заставит ее это сделать.

Бишоп поднялся.

— А ты, Фредди, сообщи мне, как только возьмешь Струве.

— Естественно. В тот же миг.

Свет полуденного солнца проникал в комнату. Он четко высвечивал контуры резьбы на массивном стуле, блики играли на выпуклостях письменного стола, сделанного из дуба и липы, причудливые тени падали от стоящих на нем предметов: телефона цвета слоновой кости, китайских нефритовых фигурок, кактуса, папье-маше, табакерки, подставки для сигар, книг, спичечных коробков — лавка древностей, в которой царит образцовый порядок и которую мисс Горриндж ежедневно обслуживала с какой-то злобной любовью.

Отбрасывали тени и фигуры на шахматной доске. Теперь их расположение стало иным.

Мисс Горриндж сидела за своим письменным столом и смотрела, как Бишоп задумчиво склонился над клетчатым полем боя.

— Похоже, будто все идет прахом, — сказал он. — Эту игру никто не ведет, не направляет. — Он убрал с доски фигуры, которые использовались во время последнего сражения, и оставил только те, которые символизировали участников дела Брейна. Красный король по-прежнему стоял в центре доски — сам Брейн, все еще главная фигура, вокруг которой вращались остальные. Теперь Бишоп подвинул красную королеву: прежде она занимала место рядом с королем, теперь противостояла ему.

— Эверет Струве, — говорил себе под нос Бишоп, — поменял цвет. — Он убрал белого коня и заменил его красным, который объявлял шах королю и одновременно угрожал королеве. Другая королева — белая, повисла над доской в руке Бишопа.

— А вот и малышка Софи Маршам…

— Трудный ребенок, — произнесла мисс Горриндж.

— Да-а. Так и не знаю пока ее возможностей.

Он поставил белую королеву напротив красного короля, а на самом краю шахматного поля появилась пешка.

— Жофре де Витт, покойный. Мертвая пешка, не сделавшая ни одного хода.

— К вечеру картина наверняка во многом прояснится, — сказала мисс Горриндж. — Во-первых, ты увидишься с Мелоди. Во-вторых, может быть, поймают Струве.

Бишоп поднялся, выбивая свою пенковую трубку.

— Что верно, то верно. Но будет ли толк?

— У тебя есть признание Мелоди. Может, тебе удастся добиться от нее убедительных показаний. Кроме того, признание может сделать и Струве. А множество улик уже собрано.

Бишоп пожал плечами.

— Положим, я приду к выводу — исходя из того, что она расскажет сегодня вечером, — что Мелоди Карр каким-то образом действительно убила Брейна. Смогу ли я убедить полицию? А если нет, они что же, продолжат дело и отдадут Струве под суд, зная, что могут с таким же успехом посадить на скамью подсудимых Мелоди, если у них будет хватать улик?

— Фредди окажется в затруднительном положении.

— Он и сейчас в затруднительном положении.

Она потянулась к одной из папок своей картотеки.

— Я пытаюсь получить дополнительную информацию по Брейну в Министерстве обороны. Но, как я поняла, там после ухода Брейна в отставку потеряли все его следы.

— А погибшие экипажи? Ты нашла их имена?

— Пока у меня только половина фамилий. Но остальные скоро тоже будут. Ты понимаешь, какая это морока — получать неофициальную информацию из официальных источников, особенно если случай стал предметом судебного разбирательства.

— Если кто и способен ее получить, то только ты.

— Благодарю. Но насколько вероятно, Хьюго, что Струве попадет на скамью подсудимых?

— На сто процентов, если они возьмут его живым. Но вот доказать обвинение — это уже другой вопрос.

— Звучит странно, если учесть, что мы считаем его виновным в двух смертях.

— Нельзя же повесить человека дважды, — ответил Бишоп.

Минуту он разглядывал шахматные фигуры на доске, потом в задумчивости поднял телефонную трубку.

Ее темные волосы были подняты вверх и заколоты испанскими гребнями. Черная шелковая шаль накинута на плечи, чтобы скрыть царапины. Мелоди смотрела на него поверх своего бокала.

— Значит, они пока не нашли его.

— Нет, — ответил Бишоп.

— Боюсь, когда они его найдут, он будет уже мертв.

Он стоял у окна и глядел на улицу. Вдоль нее росли деревья. Две-три машины приютились в тени их листвы. Там стояла «вентура» в ту ночь, когда Брейн находился в этой комнате. Теперь на том месте стоял серый «роллс-ройс», а в квартире вместо Брейна был Бишоп.

— Ты хочешь сказать, он покончит счеты с жизнью?

— Если его прижмут в угол. Но сначала попытается добраться до меня.

Бишоп обернулся. Она лежала на диване, подложив руку под голову. Свет с потолка преломлялся через жидкость в бокале, который она держала, и разноцветным пятном падал на шаль.

— Думаю, ты ошибаешься, Мелоди. Если бы он хотел забрать тебя с собой, а не вспоминать, сидя в камере смертников, он сделал бы это той ночью. Оружие у него было.

В голосе ее вновь проступила горечь, как и тогда, когда она говорила с ним в отеле в Монте-Карло.

— Ты забываешь, милый. Как только мужчины получают меня, они теряют интерес. Иногда за несколько минут. Вспомни, Эверет просто исчез тогда, в лесу, после того, как сделал со мной то, что хотел.

Бишоп отошел от окна и сел в ногах дивана, держа бокал и глядя в него.

— Мне кажется, он выбросил пистолет и оставил тебя потому, что не верил себе. Струве не хотел застрелить тебя и избавиться. Он хотел спасти тебя… для себя, для себя. Он придет за тобой.

— Ты стараешься испугать меня, — Мелоди следила за ним холодными глазами.

— Ты ведь не боишься Струве.

— Боялась прошлой ночью.

— Но теперь знаешь, что нужна ему живой.

— Если он придет сюда, — сказала Мелоди, — его схватят. Там человек внизу, который специально его ждет.

— Ты надеешься, что он придет и его возьмут?

— Милый, меня не интересует, что будет с ним. Во всяком случае, пока он далеко. Если он придет сюда за мной и ему удастся обойти человека в штатском внизу, я сама его выставлю.

— Он разыскивается за убийство.

— Вот как?

— Ты говоришь, он не убивал Брейна…

Прежде чем ответить, она опорожнила стакан.

— И ты, Хьюго, знаешь, что он не убивал. Тебе известно, что это сделала я. Ты знал об этом еще до того, как я тебе сказала.

Выпрямившись, Мелоди села и протянула ему пустой бокал. Бишоп вновь наполнил его. С горькой насмешкой в голосе она произнесла:

— Тот маленький человечек на дознании пытался уличить меня, помнишь? Я ему не позволила — почему я должна была позволять? Он не мог бы даже объяснить, почему я так предосудительно равнодушна к этой смерти, не говоря уже о мотиве убийства. Ты вот можешь.

— И еще Софи Маршам, — сказал Бишоп.

Она быстро кивнула.

— Да, она тоже знает. Она и создала этот мотив своими попытками отнять у меня Дэвида. Он даже начал слегка отдаляться от меня, как раньше делали остальные. Но он был все же в моих руках, пока не появилась Софи. Знакомы они были давно, несколько лет, но теперь это стало серьезно. И с ее, и с его стороны. Они собрались ехать за границу, в Париж. Там пожениться. Это произошло бы на следующий день после его гибели. Он сам мне рассказал. — Она вдруг засмеялась низким, грудным смехом. — Звучало очень патетично. Он сидел там, где ты теперь сидишь… как странно, что ты во всем следуешь ему, даже в мелочах… и он сказал, что нам не надо прекращать свидания. Когда он вернется в Англию, мы могли бы по-прежнему встречаться, как встречаемся сейчас.

Бишоп не переменил положения. Он уже привык к образу Брейна. В этой комнате тот провел свои последние часы, здесь выпил последний стакан вина, последний раз в жизни поцеловал женщину. И покинув эту комнату, он унес с собой ответ на вопрос, почему погиб, один ответ. Но были и другие.

— Хьюго, он хотел сделать меня любовницей. Девушкой, с которой можно развлечься, когда приличная жизнь надоест. Боже мой… Я могла бы быть любовницей у десятка мужчин, у сотни!

Гнев сверкал в ее холодных голубых глазах. В ту ночь в них, должно быть, горело бешенство. Был ли Брейн слишком пьян, чтобы не заметить его?

— И что же ты сделала? — спокойно спросил Бишоп.

— Сделала? — Мелоди ушла с дивана, двигаясь гибко и лениво, как кошка. — Я любила его больше, чем кого-либо в жизни, больше, чем могла. И никогда уже так не смогу вновь. А он бросал меня.

Она встала у окна, повернувшись к Бишопу лицом.

— Уезжал на следующий день. С ней. Что я могла сделать?

Бишоп прислонился спиной к стене и чуть повернул к ней голову. Так же ровно он проговорил:

— Ты говоришь, что убила его. Но как ты его убила?

Целую минуту тянулось молчание. Она смотрела на него и не отвечала. Он нарушил тишину тихим голосом:

— Ты прикидываешь, насколько опасно рассказывать мне то, что жаждешь рассказать. Тебе хочется поведать мне, как ты вырвала его у другой женщины, потому что для тебя это была победа. Тебя она все еще пьянит. Но в безопасности ли ты с тех пор, как попала мне в руки, рассказав то, что я старался узнать с той ночи, когда мы встретились?

Голос ее прозвучал властно:

— Я всегда буду в безопасности. Я не завишу ни от тебя, ни от кого-то другого. Я не рассказываю тебе ничего такого, о чем ты не догадался бы сам. Во время дознания это было у всех на уме. Если бы только они еще знали, что у меня были причины желать смерти Дэвида.

Она медленно двинулась в его сторону, слегка разведя руки, словно прося его понимания.

— Он жил в состоянии нервного напряжения, Хьюго. Хотел уйти к Софи навсегда. Сказал, что любит ее. Но на самом деле он любил меня. Несколько месяцев он ходил по лезвию ножа, а тут она заставила его делать выбор. И он выбрал ее. В последний раз он пришел сюда ко мне свободно, и он знал, что́ я скажу — если он уйдет к ней, то никогда больше не увидит меня. Это была для него чрезмерная нагрузка. Он отчаянно хотел Софи, но не смог бы вынести разрыва со мной и всего, о чем я говорила. Вот почему он пил больше обычного. Когда я спросила его, может ли что-то заставить его изменить свои намерения, он ответил, что слишком поздно. Что утром они уезжают в Париж.

Улыбка тронула ее губы. Мелоди стояла, глядя вниз на Бишопа, руки ее вяло висели по бокам.

— Я нормально перенесла это, Хьюго. Мне даже стало весело. Я сказала, что у нас есть по крайней мере еще одна ночь. И мы можем провести ее в «Беггарс-Руст». Он сказал — прекрасно! Мы еще выпили, нам было очень хорошо вместе. Потом я позвонила Тому Поллинджеру, сообщила, что мы приедем, но что я не знаю, когда именно, потому что мы несколько навеселе. Мы вышли отсюда вместе. Он хотел везти меня на своей машине, но я отказалась.

Она оторвала от него взгляд и медленно вернулась к окну.

— И я предложила ему устроить гонки — с шампанским для победителя в «Беггарс-Руст».

Луч света с улицы вспыхнул на оконном стекле. На этом фоне совершенно неподвижно рисовался силуэт Мелоди. Бишоп некоторое время смотрел на него, потом заговорил:

— И ты считаешь, что убила его таким образом?

Она круто повернулась и почти рассмеялась.

— О боже, нет, конечно! Произошел несчастный случай — разве не такой вердикт вынес коронер? Когда Дэвид уходил отсюда, он был пьян. Он всегда быстро гонял на машине. Нолл-Хилл опасное место, и оно лежало на нашем пути. Ему бросили вызов, предложив гонку, и он принял его. Но произошел несчастный случай, и Дэвида не стало…

Бишоп поднялся с дивана и, ставя бокал на столик у стены, залюбовался его узором. Столик был вырезан из слоновой кости.

— Должно быть, ты прекрасно себя чувствовала в ту ночь, Мелоди. Среди всех несчастий.

До него донесся тихий голос:

— Не помню, как я чувствовала себя. Но знаю, что когда я подъехала и увидела пролом в ограждении, я ощутила, что свершилось чудо. На миг я испытала удивительное чувство — словно я бог.

Отвернувшись от резного столика, Бишоп поглядел на нее: глаза Мелоди блестели.

— Каин, — буркнул он.

— Бог или Каин, но Дэвид погиб. И он остался моим. Моим навсегда.

Она глубоко вздохнула, и тело ее расслабилось. Бишоп подошел к ней, остановился рядом и стал смотреть вниз в окно.

— И ты ни разу не пожалела о том, что сделала?

— Пока еще на это даже времени не было. Может, такой день и настанет когда-нибудь, но не думаю. Он ушел из жизни в полном своем великолепии, и таким я его запомню навсегда. Великолепным и моим.

— Но то будет какая-то однобокая жизнь, тебе не кажется?

— Нет. Теперь все это отступило в темноту, и теперь другой мужчина становится для меня Дэвидом. Отныне так будет всегда.

— Вот почему ты так часто прятала со мной свою гордость, — пробурчал Бишоп, обращаясь скорее к себе. — Ты откровенно предлагала себя. Думаю, ты не могла бы этого ни с одним другим мужчиной.

— Нет, только с тобой, милый.

Она тронула его руку. По коже его пробежали мурашки, он засунул руки в карманы и в упор посмотрел на нее; но прошла минута, прежде чем Бишопу удалось избавиться от стоявшего перед глазами образа — изуродованный труп за рулем в освещенном лунным светом лесу. И он, Бишоп, оказался связующим звеном между тем трупом и этой живой женщиной; по этой самой причине она хотела его.

— Пожалуй, я пойду, — сказал он.

— Хорошо. — Голос ее остался ровным.

Когда он уже дошел до двери, Мелоди проговорила:

— Хьюго.

— Да?

— Что ты собираешься делать?

— В каком смысле?

— Со мной.

— Забыть, — ответил он.