Мат красному королю

Ход восьмой

Покачивая ногой и глядя в потолок, Бишоп говорил:

— Ты оказалась права, твоя маленькая Софи мне действительно понравилась.

Мисс Горриндж налила еще по чашке кофе.

— Я рада. Она тебе что-нибудь рассказала?

— В общем-то нет. Больше всего меня поразило то, что она оказалась вторым человеком, кому смерть Брейна принесла облегчение. И мне кажется, есть еще такие люди. — Он посмотрел на часы. — Между прочим, через три часа я отбываю в Монте-Карло. Самолет отправляется в полдень.

Мисс Горриндж передала ему чашку кофе.

— Ты едешь один? — спросила она.

— Нет. С Мелоди. Она меня просила.

Пару секунд мисс Горриндж неодобрительно глядела на Бишопа своими бесцветными глазами. Потом сказала:

— Скверно, что ты играешь с огнем, Хьюго. А теперь еще и уезжаешь для этого так далеко, что я не смогу окатить тебя холодной водой в случае необходимости.

— Не будет такой необходимости.

Она пожала плечами.

— Какие указания на время твоего отсутствия?

— Никаких. Только если позвонит Струве и спросит, где я, скажи ему, пожалуйста.

— Что ты уехал в Монте-Карло?

Он кивнул, отхлебывая кофе.

— Я должна сказать, что ты поехал туда один? — спросила мисс Горриндж.

— Ты не знаешь.

— Но ведь он догадается.

— На то и расчет. Мелоди просила меня никому не говорить, куда я еду; она не хочет, чтобы Струве знал. А я хочу.

— Почему?

— Потому что он явно человек скандальный, а там, где начинается скандал, события разворачиваются быстрее. Я ведь еду не для того, чтобы поплавать да позагорать вдвоем с Мелоди. Я смогу узнать от нее гораздо больше, если Струве будет там, и напряжение возрастет. В такой ситуации люди больше раскрываются, больше говорят. А я буду слушать.

Бишоп встал, засовывая три письма в карман своего домашнего жакета.

— Будь добра, Горри, положи для меня несколько рубашек в дорожную сумку. Я хочу еще заехать в Саут-Нолл перед самолетом.

— Да?

— Да. Что-то тревожит меня в этой разбитой машине. Что-то я там упустил, но не знаю что. Возможно, я ошибаюсь, но не думаю. Хочу просто удостовериться.

— Ты рискуешь опоздать.

Он опять посмотрел на часы.

— Знаю. Может быть, ты пришлешь сумку мне в аэропорт? А я ее там заберу.

— Ладно, но тебе все равно надо торопиться, Хьюго.

Он исчез, и она услышала, как сразу же зашумела вода в душе. Мисс Горриндж вышла в переднюю и, взяв телефонную трубку, позвонила швейцару.

— Джимми, у тебя найдется свободная минутка, чтобы вывести из гаража машину мистера Бишопа и прогреть мотор?

— Что, время поджимает, мисс?

— Да. Через десять минут он помчится отсюда с бешеной скоростью, и мне не хотелось бы никаких неприятностей.

Она положила трубку и озабоченно поглядела на нее. Это внезапное решение о поездке в Монте-Карло импульсивно и вполне в его характере. Оно ее мало беспокоило. Но женщина! Женщина, с которой он ехал, вызывала у мисс Горриндж тревогу. Она попросила его поехать — и он едет. Только и всего. Конечно, Бишоп ехал во Францию, бросив свои дела, не для того, чтобы развлечься; вместе с тем имелось по крайней мере полдюжины женщин, с которыми он предпочел бы провести там время и мог бы поехать, если бы они попросили. Но мисс Горриндж не могла отделаться от мысли, что Мелоди уговорила его тогда, когда другим бы это ни за что не удалось.

Она знала женщин, сама была из их числа. Она знала мужчин, знала, как бывают они хрупки, когда хотят быть слабыми. Но в этот раз не мальчик встретился с девочкой. Бишоп, который мог обуздать свой темперамент и отразить атаки любой амазонки, встретил Мелоди, которая обжигала своей сексуальностью, как огнем, если хотела добиться определенного мужчину. Вчера вечером эта женщина явилась сюда за добычей; Горри сама ее впускала, Горри знает. А наутро Хьюго оказывается в глубоком трансе, словно его заморозили, в таком состоянии, что даже она, Горри, не может до него достучаться. Он был холодным, вежливым, разговорчивым, намеренно обычным, но ее не обманешь. Бишоп прочно закрылся в своей твердой стальной раковине. Заполз в нее, как рак-отшельник. Мисс Горриндж ничего не имела против этого. Ей нравилось это, потому что так и должно было быть, раз Мелоди в городе.

Но он заказывает билеты на дневной самолет просто потому, что Мелоди об этом попросила.

Мисс Горриндж смотрела на телефон, раздумывая, достаточно ли прочны створки раковины. Ведь Бишоп всего лишь мужчина, а мужчины имеют еще одну слабость, кроме прочих; и сейчас он подвергал себя испытанию как раз с этой стороны.

Солнце косыми лучами падало через окна и ярко вспыхивало на хромированных и металлических поверхностях, на инструментах, темных сгустках машинного масла. На тонком тряпичном мате лежал человек, только ноги торчали из-под машины, будто тело его там защемило, и он не мог даже крикнуть. На ногах его были широкие рабочие брюки, лицо перепачкано маслом и грязью, собравшейся в длинном рифленом поддоне. Двигалась его рука с гаечным ключом, осторожно закручивая гайку: лишний поворот — и можно сорвать резьбу или срезать штифт, и тогда придется тратить не меньше часа, чтобы исправить ошибку.

Механик закончил завертывать гайку и опустил голову на мат. Мускулы шеи свело от напряжения. Пот скопился в складках век. Он закрыл глаза, а когда открыл, увидел лицо в треугольнике между поддоном картера и осью рулевого управления. Повернув голову набок и скосив глаза, он посмотрел на принадлежащие человеку ботинки. Замшевые, коричневые, они стояли на некотором расстоянии друг от друга.

Механик стал выбираться, стараясь не задеть лицом залепленное грязью крыло автомобиля. Кровь отлила от головы, когда он встал на ноги, и несколько секунд он чувствовал головокружение. Потом отключил яркую лампу и поднял глаза на посетителя.

— Будете осматривать машину?

Бишоп слегка повернул голову.

— Да, — сказал он, разглядывая останки «вентуры», размещенные рядом с другим автомобилем. Неделю назад «вентура» лежала на боку; теперь он впервые видел ее в нормальном положении, и она производила совсем другое впечатление. Бишоп уже отметил несколько деталей, которые ускользнули раньше от его взгляда. Неисправности двигателя лучше всего видно тогда, когда машина стоит прямо; если перевернуть ее на девяносто градусов, то вся она покажется неисправной.

Бишоп начал обходить «вентуру» кругом. С ветрового стекла и с руля управления смыли кровь. На корпусе сохранились свежие следы тросов, которыми цепляли машину, когда вытягивали ее на дорогу, на заднем бампере остался обрывок веревки. В трещинах виднелась белая и черная краска, содранная с дорожного ограждения; листик, застрявший в разбитой фаре, пожух и пожелтел. Единственный представитель живого мира в этой груде мятого металла, и тот уже умирающий.

Капот по-прежнему был поднят, открывая взгляду двигатель, и все так же напоминал посиневший рот мертвеца. Под капотом, напротив одной из перекрестных стоек, лежал смятый мотылек. Он превратился в темно-золотое пятно. Должно быть, ударился о стойку и разбился. Учитывая скорость его полета и скорость машины, не удивительно, что мотылек превратился в сплошное месиво.

Бишоп продолжал осматривать «вентуру». Он надолго задержался возле решетки радиатора и вентиляционных отверстий для передних тормозов, а затем, прищурившись, сделал множество мысленных снимков корпуса между радиатором и передними дверцами.

Прежде чем уйти из гаража, Бишоп еще раз взглянул на мотылька. Видимо, он был довольно крупным по размеру, прежде чем его смяло. Слишком крупным, чтобы залететь через решетку радиатора или через сетку вентиляционных отверстий. Не мог он попасть и через прорези по бокам капота, потому что их просто не было. И снизу не мог проникнуть, так как там шла глухая металлическая панель, ограждающая двигатель; она находилась между картером и корпусом двигателя и препятствовала попаданию грязи, сырости и пыли, летящих с дороги. И мотыльков в том числе.

Бишоп долго разглядывал мотылька, понимая, что это как раз то, чего ему раньше не хватало. Он вел разговоры с Мелоди и Софи; он выслушал то, что рассказали люди во время дознания; он получил исчерпывающие сведения о Брейне от мисс Горриндж. Но ничто не удивило его так, как смерть этого насекомого.

Он посмотрел на часы и обнаружил, что у него есть еще минут десять. Главный механик находился на участке регулировки двигателя — длинном, выкрашенном белой краской ангаре, где работал конвейер. Бишоп подошел к нему:

— Спасибо, что позволили мне еще раз осмотреть машину.

Мужчина поднял на него взгляд, вытер пот со лба. Здесь было жарче, чем в главном помещении.

— Да не за что, — ответил он.

— Ничего нового я не нашел. Единственная есть там задачка — из таких, что всю ночь можно думать и все равно не решить.

— Да?

Бишоп кивнул.

— Да. Я подумал, вам может быть интересно; но вы, наверное, очень заняты.

Механик пожал плечами, ухмыльнулся и пошел с Бишопом в главный пролет гаража. Подойдя к смятой «вентуре», Бишоп указал на капот и спросил:

— Вы видели там мотылька?

— Да, — ответил старший механик.

— Как он туда попал?

— Ну, наверное через… — с ходу начал было человек, но замолчал, наклонился и заглянул внутрь. Потом согнулся над смятым крылом и осмотрел защитную панель, идущую вокруг двигателя. Снова отступил и уставился на мотылька.

Бишоп протянул ему сигарету и отправился к своей машине. Он уже отъезжал, а старший механик все стоял перед «Вентурой». И Бишоп знал, что он так и не нашел ответа на вопрос и вряд ли найдет. Потому что это одна из тех задачек, над которыми можно корпеть всю ночь, но так и не решить.