Мат красному королю

Ход девятый

Дождь загонял людей в бары, на террасы, в казино и клубы. Они бежали с пляжей, с теннисных кортов, из парков и скверов. Там, где не было крыши над головой, стало безлюдно; по улицам ехали только машины, и дождь барабанил по их крышам; «дворники» усердно гоняли влагу по ветровому стеклу. Небо было тусклого, серо-стального цвета.

Капли дождя еще падали с навеса на тротуар, когда Бишоп вышел из такси, которое привезло их из аэропорта, и помог выйти Мелоди. Она подобрала широкую белую юбку, предназначенную для лета, и бросилась бежать, поскольку вода лилась по булыжной мостовой и ручьями стекала вниз к дороге.

Оставив свой багаж носильщикам, Бишоп последовал за спутницей. В вестибюле Мелоди обернулась, в улыбке мелькнули ее белые зубы.

— Какую ностальгию по Бирмингему все это у меня вызывает!

— Но дождями славится Манчестер, насколько я знаю.

— Да? Ну, все равно, я не была ни в одном из этих городов.

— Но здесь ты бывала.

Она кивнула. Улыбка сбежала с ее лица.

— О, да. Дважды. Вместе с Дэвидом. — Они подошли к стойке регистрации. — Один раз он ездил в «Гран-при де Монако». Ничего не выиграл, проигрался в пух и прах. Во второй раз мы приезжали сюда играть, когда вообще были без денег. Тогда у него получилось. Мы выиграли полмиллиона франков. Нам хватило этого на месяц. — Голос ее потеплел, зазвучал мягче среди мраморных стен, поднимаясь к мозаичному потолку. — Дэвид любил повеселиться. Он тратил деньги в десять раз быстрее, чем король в изгнании. Но и удовольствий получал в десять раз больше.

Она говорила так, будто только что рассталась с Брейном и теперь с благодарностью вспоминала о нем. Бишоп улыбнулся и сказал:

— На этот раз, если мы будем вместе, придется притормозить с расходами. У меня строгий финансовый инспектор, мне с ним не справиться.

Мелоди стояла близко от него.

— Я не собиралась швырять деньгами, Хьюго. Я просто хочу скрыться от всего мира здесь, с тобой.

Он подошел к стойке.

— Скрыться от мира? В Монте-Карло?

— От того, другого мира. Этот существует отдельно. Он островок прежней жизни, милое старое привидение.

Записываясь в журнале регистрации, Бишоп думал о том, что Мелоди изменилась. Не так уж далеко они уехали: всего несколько часов на самолете, а она утратила девяносто процентов своего нервного напряжения. Потому ли, что сбежала из «внешнего» мира? Или потому, что избавилась от Струве? Он не мог решить.

Она записалась после него. Еще из Лондона Мелоди заказала двухкомнатный номер на двоих. Он аннулировал заказ, попросив два однокомнатных. Она легко согласилась на это, и он знал, почему. Она считала, что власть, которую она имеет над ним, прочно принадлежит ей и не зависит от стен.

— Я пойду отдохну, Хьюго.

— Хорошо. Увидимся за ужином?

— Нет, пораньше. В шесть. В баре на террасе. — Прежде чем отойти от него, Мелоди обернулась и добавила: — Если тебе не станет скучно еще раньше.

— Если бы стало скучно, я бы все равно не пошел тебе мешать. Это было бы нечестно.

Ничего не ответив, она отошла. Бишоп заметил, что половина находящихся здесь мужчин сразу забыли про своих жен, любовниц, про газеты и носильщиков. Когда Мелоди шла, люди смотрели ей вслед. Он подождал, подобно им всем, пока она войдет в лифт; потом опять опустил руку на регистрационную стойку и небрежно перевернул несколько страниц журнала для посетителей.

Ему пришлось пролистать три месяца, прежде чем он встретил знакомые имена: мистер и миссис Брейн. Номер 11. Англия.

Она сама предложила ему этот отель, сказав, что знает его, что он хороший. Но он понимал, почему она его выбрала, и журнал подтвердил его догадку. Они по-прежнему шли по следам мертвеца. Бишоп был доволен. Он приехал сюда, чтобы побольше разузнать о Брейне; а здесь они снова находились поблизости от него.

В шесть бар на террасе стал заполняться. Люди приходили выпить коктейль. Бишоп занял шезлонг в углу.

Перед ним на круглом плетеном столике стояла бутылка «чинзано», взгляд его был устремлен за балюстраду террасы. Фиолетовый туман расползался внизу, окутывая белые стены; яркие паруса пятнами выделялись на водной поверхности гавани, словно цветущие на синем фоне орхидеи. Дождь прекратился несколько часов назад, и Монте-Карло снова оделся в пестрые цвета — расхожая картинка, омытая дождем глянцевая открытка, напечатанная миллионными тиражами, которая сообщала: вот рай, ты должен попасть сюда — прекрасная пища, комфорт, развлечения; успей послать заказ прямо сегодня…

К семи часам терраса вновь опустела. Бишоп не двинулся с места. Он сидел, наблюдая за маленьким греком, взгромоздившимся на высокий стул и задумчиво склонившимся над стаканом вина. Оставшиеся без дела официанты собирались группами за стойкой бара и вдоль балюстрады. Породистый пудель, принюхиваясь, ходил меж столов, отыскивая след хозяина.

Мелоди не появилась и в десять минут восьмого. Бишоп ушел из бара и поужинал один. Потом вслед за остальными побрел в казино. Словно шарики из слоновой кости, посланные в лунки рулетки, люди тянулись в салоны, собирались там вместе, чтобы пережить еще одну ночь, победить или проиграть, дав волю азарту.

Когда Бишоп купил входной билет и вошел, зал был заполнен меньше чем наполовину. Мелоди, если она здесь, не будет играть в крэп, баккара или «красное и черное»; поэтому Бишоп отдал предпочтение залу, где стояла рулетка. Эта игра имела особое свойство, еле уловимое и редко осознаваемое: вращающееся колесо оказывало гипнотическое действие. Оно крутилось, и пока происходило это движение, ты больше ничего не видел вокруг. Безмолвное верчение казалось более значительным, чем судьба шариков и твоих ставок. Ты оказывался ребенком, предвкушающим удачу до тех пор, пока колесо фортуны не остановится.

Бишоп играл около часа и проиграл на несколько франков больше, чем выиграл. Потом уступил свое место бледной американской девушке. Она с вымученной улыбкой поблагодарила его, и когда выложила свои фишки, он подумал, что ей, вероятно, пришлось отдать за них все, что она имела. Бишоп опять побрел в бар и выбрал место у стены, лицом к двери. Он сразу увидел Мелоди, она не смотрела в его сторону. Она сидела за столом возле крупного мужчины с мягким, гладким лицом. Ежедневный массаж так выхолил это лицо, что лишил всяких признаков характера, и только выражение глаз ничто не могло изменить. Это были глаза тихого рака-отшельника; они выглядывали из самой глубины раковины, в которой он скрывался. Если кто-то смотрел в них слишком долго, он опускал глаза, и гладкие щиты век отрезали его от внешнего мира.

— Ты хорошо выглядишь, Жофре, — говорила Мелоди. — Но в общем-то ты всегда хорошо выглядишь.

— А ты выглядишь просто восхитительно. Но в общем-то ты всегда так выглядишь.

Они пили «американос».

— Но ты немного все же изменилась, — с широкой улыбкой добавил мужчина. — Правда, не во внешности.

— В чем тогда?

— Ты теперь еще меньше любишь жизнь, чем когда я видел тебя в последний раз.

— Ты хочешь сказать, что я ее еще больше ненавижу?

Он пожал плечами.

— Ко мне это не относится.

— А ты, Жофре, нисколько не изменился. На тебя ничто не действует, так ведь? Ну и как тебе жилось на твоем необитаемом острове все эти годы?

— Его нельзя назвать необитаемым. Он уединенный и хорошо укрытый. Я затворник, а не изгнанник. — Минуту Жофре разглядывал свои квадратные, аккуратно подстриженные, ухоженные ногти. — Живется очень хорошо. Иногда, правда, очень редко, я чувствую, будто чего-то не хватает. Вот и все.

— Это жизнь?

— Нет. Существование. Но в наше время… — Он снова пожал плечами и оглядел помещение.

— Жофре, — сказала Мелоди, — ты начинаешь толстеть. Заметил?

— Прихожу в норму. Мой отец тоже был таким. В течение тридцати лет играл в сквош, теннис, гольф. В свободное время ездил верхом, плавал, поднимался на скалы, стрелял. И весил почти сто килограммов, когда умер от ожирения сердца.

Мелоди широко улыбнулась.

— С тобой этого никогда не случится, милый. Ты похож на Льва из «Волшебной страны Оз»…[12] но пусть тебя это не беспокоит. Сердца нынче недешевы и к тому же перестали быть предметом гордости.

— Да, тебе пришлось пережить трудные времена. Это так на тебя не похоже, Мелоди.

— Ты ошибаешься. У меня были прекрасные времена. Никому не удастся разбить мне сердце, потому что его у меня просто нет. — Двумя пальцами она взялась за ножку бокала. — Не так давно я влюбилась в одного человека, и теперь он мой до конца жизни.

— Я рад за тебя, — произнес Жофре удивленно, но Мелоди даже не взглянула на него, а только заметила:

— И поражен.

— Да, несколько. Никогда не думал, что услышу от тебя такое — «влюбилась»!

— А я и не говорю об этом. Просто упомянула между прочим. И не спрашивай, почему это заставило меня еще больше возненавидеть жизнь. Это ни при чем. С тех пор, как я видела тебя в последний раз, прошло шесть месяцев. Понимаешь, я прожила на свете еще полгода — а любви все так же хочется. — Мелоди подняла глаза. — Но пусть тебя это не мучает. Можешь по-прежнему говорить, что все такое от тебя далеко.

— Бедная Мелоди… Интересно, что ты сейчас готова отдать, чтобы попасть на мой остров, который ты так презираешь…

— Ничего. Пока ты там.

Лицо Жофре дрогнуло, он опустил глаза, но улыбка осталась, рот привык к ней.

Мелоди утратила к нему интерес. Она посмотрела на входящих и выходящих людей.

— Привет, — сказал Бишоп.

Она взглянула на него.

— Привет, Хьюго. — Он обратил вежливый взгляд к загорелому мужчине с гладким лицом. Мелоди представила их: — Жофре де Витт, Хьюго Бишоп, два моих друга.

Де Витт встал, разглядывая Бишопа.

— Может быть, присоединитесь к нам? — предложил он.

— Пожалуйста, Хьюго, — проговорила Мелоди без особых чувств.

Они сели, и де Витт подозвал официанта. Когда заказ был принят, де Витт спросил:

— Вы уже играли?

Мелоди не отрывала глаз от двери. Бишоп глядел на человека, который пил абсент у стойки бара. Оба повернулись к де Витту. Тот смотрел на Бишопа.

— Да, — ответил Бишоп, — но не серьезно.

Де Витт улыбнулся:

— Рисковали?

— Ну, не совсем. Так, чуть-чуть.

— Видели герцога де Виланжа?

— С двумя телохранителями?

Де Витт кивнул.

— Да, он был там примерно час. Играл удачно. Когда я уходил, он уже удваивал тысячи. Если хотите, мы можем минут через десять вернуться и посмотреть, как он еще выиграет.

— Ты выиграл? — спросила Мелоди и коснулась лежащей на столе руки Бишопа. Де Витт наблюдал за этим.

— Нет. Никому не везло. Виланж все выигрывал, а мне всегда интересно смотреть, как пара старинных замков переходит из рук в руки над вращающимся колесом фортуны.

— Как ему удается все время выигрывать? — поинтересовалась Мелоди.

Де Витт отвел глаза от руки.

— Удваивая, — сказал он. — Если ты продолжаешь удваивать, то будешь всегда выигрывать. Но на прошлой неделе Виланжу пришлось семнадцать раз удваивать, прежде чем вышел его номер. Первоначальная его ставка равнялась семнадцати тысячам франков — стоимость скромного ужина. А выиграл он сто тридцать миллионов.

— А что будет, если удваивание дойдет до двадцати раз? — задал вопрос Бишоп.

— Ему придется выставить на кон тысячу миллионов франков.

— Интересно было бы на это посмотреть, — проговорила Мелоди.

Де Витт кивнул.

— Да, интересно. — Он грустно улыбнулся. — Не знаю, сколько администрация платит ему за то, что он все время выигрывает. Говорят, этого хватает, чтобы снимать виллу здесь, в городе. Довольно дешево, потому что у него поразительная популярность, и другие тоже вслед за ним ставят на те же числа. — Он пожал плечами. — Но в эти дни мало кому такое удается, не хватает общего одобрения, поддержки.

Бишоп наклонил голову.

— Прелестная история, — сказал он, — однако явно выдуманная.

Де Витт снова пожал плечами.

— Некоторые верят. Что же касается меня, то я считаю, за это можно выпить. В главном я никогда просто так не вру; и подобно герцогу де Виланжу мне надо жить.

Через десять минут он извинился и покинул их. Тогда Мелоди проговорила:

— Бедняга Жофре. Никогда не выходит из своей скорлупы.

— Чего он боится?

— Боится, что его вытащат из раковины. В определенном смысле он полная противоположность Дэвиду. Им приходилось иногда здесь встречаться, и за этим интересно было наблюдать.

— Но за Дэвидом всегда интересно было наблюдать, — тихо сказал Бишоп. — Где бы он ни был и что бы ни делал. Разве не так?

Глаза Мелоди стали холодными.

— Да. Где бы то ни было.

— Но особенно, когда он разговаривал с человеком прямо противоположного склада. Это естественно.

Она не отвела взгляда.

— Тебе явно хочется о чем-то спросить. О чем?

— О ком. Де Витт. Он разбудил мое любопытство. Если я не задеваю что-то очень личное — почему ты вышла за него замуж?

Синева ее глаз мгновенно сменилась холодной, бледной голубизной, только и всего.

— Ты видел Жофре раньше? — спросила она. Руки ее совершенно неподвижно лежали на столе.

— Нет.

— Кто тебе сказал, что я была его женой?

— Не помню.

— Так не получится, Хьюго, потому что я хочу знать.

— Позволь, я помогу тебе. Не так много существует на свете людей, которые могли бы мне сказать, не так ли?

— Может быть, вообще нет таких людей?

— Это, что же, было романтическим похищением? Гнали машину, переправились через горы и обвенчались у скромного священника в заброшенной церкви?

Мелоди ничего не ответила. Красиво была поднята ее голова, взгляд непоколебимо тверд. Он подождал, надеясь, что она ответит, но Мелоди просто огляделась вокруг и допила остатки вина в стакане.

— Не думала же ты, что привезешь меня в то место, где часто бывала раньше, и я не встречу тут случайно кого-нибудь из твоих друзей? — продолжил он.

— Ты что же, наводил обо мне справки?

— Нет. Информацию и не требовалось добывать.

— Немного же тебе понадобилось времени, чтобы наткнуться здесь на моих друзей.

— У тебя слишком много друзей.

— Теперь, я думаю, несколько меньше.

Он зажег ей сигарету.

— Если помнишь, Мелоди, мы приехали сюда на определенных условиях. Ты, помнится, сказала: «На гребне волны». А под ней — глубоко.

Мелоди смотрела на Бишопа сквозь дым сигареты.

— Ты сказал, что я опасна, — проговорила она. — Потребовалось много времени, прежде чем я поняла: это взаимно. И некоторым образом это меня возбуждает.

Он кивнул.

— Опасность всегда тебя возбуждала, Мелоди. Опасность в любом ее виде: более очевидном, таком, как бокс, автогонки, бой быков; или в том, в каком явилась совсем недавно, — еще теплые останки крушения или угроза тебе самой. Тебе нужно присутствие опасности, иначе ты злишься, выходишь из себя.

— Краткое резюме по делу номер 345. Смотри главу «Как расщепить подсознание».

Бишоп не улыбнулся. Он спросил:

— Но ты сама знаешь, насколько я прав или неправ. Ты знаешь себя. И теперь начинаешь понимать меня.

— Думаю, это так. Я расстаюсь с некоторыми иллюзиями — не столько в отношении тебя, сколько себя. Я заставила тебя сегодня ждать меня целый час в баре на террасе; ты знал номер моей комнаты. Я предлагала тебе прийти, если станет скучно. Но ты так и не пришел.

— Но мне не было скучно, — ответил он.

Мелоди наклонилась вперед, положив вытянутую левую руку на стол. Правая рука ее находилась между стаканом и его рукой. Вдруг палец ее поднялся и царапнул запястье Бишопа. Улыбаясь, она тихо произнесла:

— Люблю причинять тебе боль, Хьюго.

— Зачем?

— А черт его знает, зачем.

Взгляды их на миг встретились, и оба слегка улыбнулись.

— Не смотри больше, — пробурчал Бишоп.

— Как бы я хотела, — тихо и быстро проговорила она, — чтобы ты не был так умопомрачительно привлекателен на свой длинный, тощий, бледнолицый, педантичный и самодовольный манер. Как тебе это удается?

— Я просто не принимаю пикантных приглашений.

— Почему ты не поднялся ко мне в номер? — прошипела она, показывая крепкие белые зубы.

— Я боюсь лифтов.

— Боишься потерять голову?

— Нет. Разбиться о землю.

— Ты когда-нибудь терял голову? Хоть раз? Из-за кого-нибудь?

— Ну, — начал он, и пока говорил, улыбка сходила с его лица. — Была одна девушка. Я встретил ее несколько лет назад. Ее звали Полли, и она позволила мне обнять ее в темноте. Но в это время…

— Я сидела в номере целый час, — с внезапной и откровенной яростью проговорила Мелоди. — И когда ты не пришел, я просто поверить не могла.

— Милая моя, — терпеливо объяснил Бишоп. — Мы уже с тобой говорили об этом. И я думал, обо всем договорились. Я до сих пор не знаю, по какой именно причине ты попросила меня поехать сюда с тобой; но о своих намерениях я тебе сказал. Я хочу знать, что погубило Дэвида Брейна. И пока не узнаю, ничем другим интересоваться не буду.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мелоди сказала холодным, ровным тоном:

— Он разбил себе башку.

Бишоп пристально посмотрел на нее.

— Давай не будем изображать из себя малых детей. Он погиб не от того, что разбился. Его убила не скорость, с которой он ехал, и не скольжение, когда занесло его машину. И не то, что он был пьян. Он лишился жизни, потому что этого кто-то очень хотел. Его намеренно погубили. И я хочу знать, кто.

Мелоди спокойно и неподвижно глядела на Бишопа. Рука ее дотронулась до его руки. Холодная, такая же холодная, как в тот раз, когда он помогал ей подняться по склону среди освещенных лунным светом деревьев.

— Я хотел бы знать, кто его погубил, — повторил он.

Выражение ее глаз не изменилось. Бишоп поднял голову. Рядом стоял де Витт — руки в карманах, широкая улыбка на лице.

— Виланж выиграл, — сказал он. — Вам стоило посмотреть. Он взял двенадцать миллионов франков.