Майкл Джексон: Заговор

Глава 13. Livin' Off The Wall

В связи с тем, что Папе Иоанну Павлу II становилось всё хуже, и он не смог даже отслужить Пасхальную мессу в Риме, съёмочные группы масс-медиа начали сворачивать свои корр-посты в Санта-Марии. На территории перед зданием суда стали освобождаться места, оставляя ощущение зияющих дыр в обычно плотной людской изгороди. Представители прессы отправлялись в вояж к Ватикану, желая запечатлеть думы и печали о Папе, о котором был склонён в молитвах весь мир.

Для Майкла же были важны молитвы его поклонников. Это было заметно возвращаясь в Санта-Марию, к суду над Джексоном, освещаемому теперь куда меньшим количеством репортёров. По лицу Майкла, устремлённому в толпу, было видно, как нужно ему видеть поддержку. Его клевали уже так долго, что стало заметно, как ему больно. Он очень нуждался в людях, держащих его сторону. Идея окружить себя дома игрушечными фигурками, понимание того, что он лишён возможности соприкасаться с "реальными" людьми, безусловно, не имели отношения к гигантскому желанию Майкла чувствовать себя любимым. И поэтому он каждый день тянулся к своим поклонникам, улыбаясь и показывая им жест победы.

По ходу того, как процесс набирал обороты, Майкла пронизывало не сразу заметное, нарастающее недомогание. И пока длилась его битва за правосудие, его фэны вселяли в него чувство надежды. Однако те масс-медиа, что не покинули свои посты, продолжали мучить Джексона, сфокусировав силы на обсуждении возможности приобщения к делу показаний бывших обвинителей. В этот момент Майкл нуждался в решительности и присутствии духа людей, которым он был небезразличен. Было заметно, что поддержка поклонников важна ему не меньше, чем присутствие семьи. И те, и другие были крайне возмущены публичным унижением Майкла. Даже в большей степени, чем члены его семьи, его фэны были задеты и оскорблены тем, как жесток суд над Майклом. Среди всего этого хаоса Майкл сблизился со своими фэнами столь сильно, что трудно было представить. Разумеется, он полагался на Тома Мезеро и всю команду защиты, но, в конечном итоге, силы идти дальше ему давали люди, которые любили его и восхищались всем, что он сделал в жизни.

Самые стойкие поклонники – те, кто разбивал лагерь по всей площади вокруг здания суда, те, кто ночевал у ворот Неверленда – играли крайне важную роль для психологического равновесия Майкла. Да, они не были знакомы лично, но для Майкла они были теми людьми, кто поддерживал его на протяжении всего пути. Сцена познакомила их, благодаря сцене Майкл знал их всю свою жизнь.

Фэны оставались с Майклом и возле суда, в моменты самых тяжких публичных испытаний.

Их плакаты были растянуты по всем улицам, из их магнитол играла его, Майкла, музыка. Песни из альбомов "HIStory", "Thriller" были слышны весь день, и даже в гуще всеобщей сутолоки торжествовала музыка Майкла. Многие фэны следили за историей обвинений Майкла в растлении малолетних со времён появления первых сообщений в 1993 году, и знали, что Майкл был жертвой в неравной битве со всесильными таблоидами, слухами, злобными и алчными людьми. Некоторые поклонники сделали нарезки из новостей об обвинениях 1993 года и принесли их к залу суда в качестве аргумента, как бесчестно пресса поступала с Майклом на протяжении десятилетия. Некоторые старались убедить прессу в том, что Майкл – жертва заговора, что таблоиды и жадные до денег люди вступили в преступный сговор с Сони с целью уничтожить Майкла, и это случилось задолго до событий в Санта-Марии.

Ни один из артистов не покорял стольких разных людей: всех взглядов, рас, национальностей, всех возрастов и вероисповеданий – все эти люди прониклись Майклом, посвящали себя Майклу. Поклонники являли собой общую силу, и это было бесспорно. Однако пресса считала поклонников Майкла совершенно чокнутыми.

В то время как миллионы людей в мире гадали, виновен ли Майкл, его поклонники у здания суда с гневом встречали известия о том, что обвинение демонстрирует порнографию с целью оболгать Майкла. Они раздавали всем футболки в поддержку Майкла, они носили его портреты, расписанные на спинах их рубашек, они славили его имя, скандировали специально распечатанные речёвки: "Раз-два-три, не уйдём отсюда мы. Нас не остановишь вашими гадкими статьями. Хэй-хэй-хэй, вон лицемеров из друзей! Стоит жертв твоя нажива, пудришь мозги зло и лживо! – распевали люди. – Америка создана быть страной, где блага льются рекой! У Майкла Джексона есть гордость, и обращайся к нему уважительно! Он лишь человек – часть Земли! Из плоти и крови – как я и ты! Умерь свою жадность, не смей делать из Майкла предмет потребления! Не пытайся нам впарить свою гнилую философию!"

Чем громче пели фэны, тем серьёзнее укрепляли меры предосторожности сотрудники охраны, окружившие здание суда. Однако ни их укрепления, ни применяемая тактика не могли воспрепятствовать общению Майкла и объединённых групп его поклонников, а так же прибытию всё новых людей. Фэны приезжали каждую неделю, и их флаги разных стран развевались повсюду.

Каждый день Майкл выходил из своего внедорожника, одетый в строгий костюм и галстук; а восхитительная жилетка всегда была подчёркнута нарукавной повязкой в тон. Появление Майкла вызывало непременный ликующий крик его фэнов. Некоторые из его поклонниц вслух благодарили Бога за то, что он дал им шанс увидеть, что с Майклом всё в порядке. Другие были опьянены счастьем просто оказаться так близко к нему.

Однако порой фэны замечали, что походка Майкла не столь пружиниста и энергична, в ней не было той жизнерадостной лёгкости, которую люди привыкли видеть. Те немногие, кто выиграл в лотерею места в зале суда, были расстроены, увидев, что плечи Майкла часто трясутся, а сам он держит у лица платок: было видно, что он его душат слёзы.

В какие-то из дней братья сопровождали Майкла в зал суда, и порой казалось, что ему так плохо, словно он еле стоит на ногах. Ему было очень тяжело каждый день возвращаться в суд и видеть стольких людей, бросающих ему в лицо обвинения. Во время слушаний его братья Джеки, Тито, Джермейн, Рэнди и Марлон сменяли друг друга в суде, слушая изнурительные показания. Ла Тойя и Рибби тоже несли вахту, попеременно приезжая в суд, но не так часто, как их братья.

По воле обстоятельств Джанет показалась в зале суда лишь дважды: когда приехала на предсудебное совещание, (в тот день вся семья появилась в белом), и в день оглашения вердикта. Так или иначе, источники утверждали, что вся семья Джексонов очень помогали Майклу, занимаясь делами "за кулисами" действа, поддерживали и успокаивали его во время всего суда.

Один из его братьев, Рэнди, играл самую активную роль в деле защиты Майкла. Именно Рэнди Джексон работал с Джонни Кокрэйном, который посоветовал пригласить в дело Тома Мезеро взамен Марка Герагоса, в тот самый момент, когда Майклу нужен был высококлассный специалист, способный полностью сфокусироваться на его деле.

Разумеется, ради сына там был и Джо Джексон. Возможно, он был там даже чаще, чем, возможно, кто-то от него мог ожидать. Ему приходилось прилетать порой из очень далёких мест, например из Японии. Джо не был в суде каждый день, но он приезжал постоянно и мог остаться на недели, чтобы услышать самые важные показания.

Джо, похожий на важного государственного деятеля, стоически восседал в зале суда. Он наблюдал за разными людьми, пытающимися упечь его сына за решётку. Казалось, его сильная личность и внушительная фигура олицетворяли собой твёрдость и основу всей семьи. Глядя на Джо, сидящего подле своей жены, было видно, что она занимает важное место в его сердце. Конечно они были далеко не воркующими влюблёнными, однако было заметно, что они составляют единое целое. Они очень волновались о благополучии своего сына, и не позволили бы никому отвлечь себя от дела заботы и поддержки Майкла. Ни Джо, ни Кэтрин не были в восторге от тех толп, что окружали здание суда. Они не были против фэнов, но, разумеется, очень не любили прессу. Но больше всего родители Майкла уставали от вспышек камер и были озабочены тем, чтобы прекратить грязные обвинения против Майкла.

Взгляд всего мира был прикован к семье Джексон. Ближе к концу процесса Джо невольно стал причиной переполоха среди прессы, приехав к зданию суда, когда присяжные совещались перед вынесением вердикта. Джо спрашивал людей, не видели ли они Майкла. Восприняв это как то, что он знает что-то о приговоре, а так же интересуясь, зачем он бегает вокруг здания суда, представители масс-медиа облепили Джо, давя друг друга в стремлении выследить его. Это был один из тех моментов, когда репортёры помчались напролом, в панике и суматохе, одержимые историей для своих статей. Однако всё быстро закончилось, когда пресс-координатор смог уладить этот беспорядок. Но всё же после того случая Джо Джексон покинул здание суда с ещё большей антипатией к прессе.

Так же каждый день там присутствовала и Кэтрин, которая в своей мягкой и безупречной манере скрашивала тот хаос, что окружал Майкла. Она всё время была в суде, и не имело значения, кто давал показания или сколь гадкие вещи должны были быть озвучены. Кэтрин крайне редко теряла концентрацию, крайне редко выражала эмоции, позволяющие показать людям, что же она думает по поводу этих назойливых обвинений в адрес сына. Кэтрин была женщиной, обладавшей той силой, без которой Майкл не смог бы прожить.

Суд шёл, и дни сменялись месяцами. Порой, сидя в зале, Майкл выглядел рассеянным. Порой по утрам он был так невероятно слаб, что для того, чтобы попасть за своё место за столом защиты, он нуждался в помощи одного из охранников. В таких случаях Кэтрин улыбалась и подмигивала ему, и это давало ему силы держаться, расправив плечи. Взгляд Кэтрин, направленный на присяжных, был пронзителен, и её кивок, казалось, проникает вглубь души Майкла. И как бы плохо ему ни было, всё, что было нужно Майклу, чтобы успокоиться и собраться, готовясь к новой битве – это присутствие Кэтрин.

Одним утром для дачи показаний со стороны обвинения был вызван Энтони Аркуизо, психолог, специализирующийся на работе с детьми, подвергавшимися насилию. Он сказал присяжным, что занимается пострадавшими от насилия детьми с конца 70-х годов. Этот человек имел за плечами годы клинических исследований, защитил диссертацию по клинической психологии. Он был вызван не для обсуждения конкретных обвинений, рассматриваемых в суде, но для того, чтобы дать присяжным понимание "действий, вводящих преступника в доверие ребёнка", которыми часто пользуются похитители-насильники детей. Доктор Аркуизо объяснил, что наблюдал преступников, которые начинали свои дела с дружеских отношений с ребёнком, потом постепенно вносили в эти отношения "лёгкую сексуальную подоплёку", например, шутки на грани фола, или комментарии по поводу груди у девочек – в общем, закидывали такие маленькие удочки, вносящие сексуальный подтекст. Объясняя процесс сближения с ребёнком, доктор Аркуизо сказал, что всё происходит постепенно: сначала ребёнку показывают специфические фильмы, потом добавляют порно-содержимое, потом следуют

прикосновения и трения сзади, и это продолжается всё дольше. В конечном счёте сексуальный характер действий выражается всё настойчивее, и выливается в настоящее сексуальное проникновение.

Доктор Аркуизо рассказывал, что насильники обычно начинают с малого: показывают ребёнку эротический фильм или порно-журнал – то, что внушит ребёнку мысль о сексе и подготовит к нему.

Когда Мезеро проводил перекрёстный допрос, жюри присяжных узнали, что доктор Аркуизо, как свидетель, имеет жалование от штата и его показания в 90% случаев служат пользу истцам. И хотя он раньше никогда не работал с прокурором округа Санта-Барбара, доктор Аркуизо имел большой свидетельский опыт в рассматриваемых уголовных делах по всей северной части Калифорнии. Большинство работ доктора в суде заключалось в том, что он давал оценку детям и их семьям, с точки зрения академика калифорнийского Университета Дэйвис.

– Вы опубликовали множество статей по разным аспектам клинической психологии, не так ли? – спросил Мезеро.

– Большинство из них по вопросу плохого обращения с детьми,– заявил Аркуизо.

– Согласны ли вы с тем, что ложные обвинения в сексуальном домогательстве делаются детьми?

– Безусловно.

– И ни в одной из ваших статей не велось речи об этом вопросе, верно?

– Верно. Это не входит в область моих исследований, – ответил эксперт.

Мезеро желал донести, что, в отличии от доктора Аркуизо есть множество людей, специализирующихся на детской психологии, кто подробно описывал случаи ложных обвинений в сексуальном домогательстве, сделанных детьми. Адвокат защиты упомянул несколько резонансных случаев в Калифорнии, когда дети выдумывали обвинения в сексуальном насилии. Мезеро подробно рассказал о случае в Бейкерсфилде, когда дети заявили об изнасиловании и взрослые были за это осуждены, но годы спустя те же дети выступили с признаниями в том, что все обвинения были ими выдуманы. Мезеро так же сослался на случай в дошкольном учреждении Макмартин. Это был известный случай, когда дети выдвинули лживые обвинения в изнасиловании, и позже были выведены на чистую воду. Но Аркуизо сказал что не был хорошо знаком с деталями того дела, и это его заявление было шокирующим: ведь он вызывался в качестве эксперта для дачи показаний в этой области. "Дело школы Макмартин" было на слуху у большинства детских психологов.

По ходу допроса доктора Аркуизо Томом Мезеро, члены жюри выяснили, что у данного эксперта совершенно нет опыта в вопросах сфальсифицированных обвинений в домогательствах, сделанных детьми. Аркуизо заявил, что он некомпетентен говорить о том, для чего ребёнку придумывать вещи, имеющие отношение к сексу.

Доктор Энтони Аркуизо заявил, что он врач, что он даёт оценки по вопросам душевного состояния ребёнка, и в его работу не входит выяснение того, был ли ребёнок на самом деле совращён, или же нет. Эксперт хотел вернуться к прежним темам, закончив разговор о лживых обвинениях, но Мезеро хотел сконцентрироваться именно на этой теме. Когда Мезеро нужно было добыть ответ на поставленный вопрос, он мастерски демонстрировал свою способность в этом.

– Сейчас вы сделали замечание по поводу того, что родители могут устроить так, чтобы их дети солгали насчёт сексуальных домогательств, верно? – нажимал Мезеро.

– Думаю, я просто привёл это в качестве примера, – ответил доктор Аркуизо.

– Вы согласны с тем, что родители могут поощрить или склонить ребёнка сделать лживые заявления о сексуальном домогательстве, верно?

– Ну, я никогда не любил делать категоричные заявления, – сказал Аркуизо, – Но думаю, что по поводу лживых обвинений в домогательстве возможна поддержка ребёнка со стороны родителей.

– Позвольте мне задать гипотетический вопрос, – попросил Мезеро, – Есть мать и трое детей. Отца, как члена семьи, нет. В недавнем прошлом был тяжёлый развод. По случаю, мать и дети заводят знакомство с кем-то и выбирают этого человека исполнять роль отца в их семье. Они называют этого человека "папа", и их мать поощряет такое отношение детей.

Рисуя гипотетическую картину в попытке выяснить, что могло бы произойти, если мать и трое её детей вдруг увидели, что человек, принятый ими в образе отца, "вышел из игры" и ушёл от них, Мезеро попросил доктора Аркуизо представить, могла ли эта мать подвигнуть своих детей сделать заявления в сексуальном домогательстве против бывшего "отца". Под пристальным взглядом всего зала доктору Аркиузо пришлось признать, что он может себе представить такую ситуацию – когда мать поощряет своих детей солгать по поводу сексуальных домогательств. Однако доктор тут же уточнил, что случаи, подобные этому, если и могут произойти, то крайне редко.

– Давайте допустим, чисто гипотетически, что мать и сын ранее были вовлечены в тяжбу, где малолетний сын давал показания под присягой в поддержку матери? – спросил Мезеро. – Предположим, что те действия стали своеобразным уроком. У матери и сына теперь есть опыт общения с юристами, есть прецедент ложных обвинений в сексуальных домогательствах, где судебный процесс – средство для получения денег[34].

Мезеро вошёл в раж. Судья разрешил ему делать гипотетические предположения, сначала уточнив правомочия Мезеро на это, прочитав разрешающий пункт в законодательном акте. И теперь адвокат защиты готовился сделать решающий удар.

Для доктора Аркуизо и всех членов жюри Мезеро излагал свои мысли на очень простом языке: семья относится к некому человеку, как к "папе". Семья, решившая, что избранный ими отец обязан всегда заботиться о них, вдруг почувствовала себя глубоко обиженной, когда он более не мог находиться рядом. И вот они отправляются на консультацию к юристам, а не в полицию, – гипотетически – в поисках наживы.

– Принимая во внимание всё, что я вам описал гипотетически, могли бы вы сделать вывод о возможности фальсификации обвинений в сексуальном домогательстве? – задал вопрос Мезеро.

Но у детского психолога возникли трудности с гипотетическим ответом. Профессор Университета Дэйвис заявил что не проводил исследований, которые можно было бы привязать к уравнению, заданному адвокатом. Доктор Аркуизо заключил, что не сможет ответить на этот вопрос.

– Хорошо. Но вы бы согласились с тем, что дети порой преувеличивают в своих заявлениях по поводу сексуальных домогательств, верно? – спросил Мезеро.

– Не уверен что понимаю, что вы подразумеваете под словом "преувеличивают". Я знаю обычное значение этого слова, но вы, похоже, вкладываете в него специфический смысл, относящийся к действиям сексуального характера, – ответил Аркуизо.

– Но, вы же понимаете значения слова "преувеличивать", верно?

– Я подразумеваю под этим словом обычное его значение. Поэтому, я хотел бы попросить вас говорить более конкретно.

– Ладно. Но могли бы вы согласиться с тем, что бывает так: человек прикоснулся к ребёнку, и потом ребёнок преувеличил смысл этого прикосновения, воспринял его как нечто, имеющее отношение к растлению, или решил что его трогали неподобающим образом. Бывает такое?

– Разумеется, это возможно.

Том Мезеро продолжал допрос до тех пор, пока доктор Аркуизо не признал два очень важных пункта:

1) возможность полного подлога, когда ребёнок заявляет о сексуальном растлении в случае, когда к нему даже не прикасались;

2) возможность преувеличения, когда к ребёнку прикоснулись, не в дурном смысле, но он заявил что его трогали неподобающе.

Детскому психологу не нравилось направление, куда клонили заданные вопросы, и пожелал уточнить, что такая вероятность весьма мала. Он сказал присяжным, что только 6% из всех детей, признающихся в сексуальном растлении, на деле лгут. Доктор пожелал, чтобы запротоколировали его дополнительные слова о том, что лично он сам не знал случаев, когда ребёнок лгал о растлении ради денежной выгоды – но было уже ясно, что его показания однобоки. Показания доктора Аркуизо, как и всех экспертов, были куплены и проплачены штатом.

Мезеро сослался на статистику, по которой число разводов за последние 15 лет вызвали рост обвинений в сексуальном растлении детей, не зависимо, имело место быть растление, или же это ложь. Однако доктор Аркуизо ответил что он не знакомился с литературой по данному вопросу, и таким образом не может ни привести примеров, ни подтвердить данную статистику. Мезеро поднял вопрос о концепции "самовнушения", когда родители стимулируют в своих детях ложные воспоминания о растлении, но эксперт сослался на своё невладение данным вопросом.

Адвокат защиты был удивлён, узнав, сколь много "воспоминаний" о растлении в прошлом, рассказанных в своё время в новостях, позже были признаны наговором. Он был несколько потрясён тем, что доктор Аркуизо оказался неспособен обратиться к этому вопросу, но всё же Мезеро пошёл дальше, к ещё более относящемуся к делу обсуждению – начал задавать вопросы по поводу родителей, имеющих способность влиять на детей. Он хотел узнать: может ли ребёнок, постоянно подвергающийся воздействию со стороны родителей, для которых ложь – норма жизни, усвоить позицию, что ложь – приемлемое средство. С этим доктор Аркуизо, похоже, согласился, говоря Мезеро о том, что если у ребёнка есть умение лгать, он мог научиться этому от родителей. Эксперту было не слишком комфортно делать это заявление, но ему, так или иначе, пришлось это допустить.

Рассматривая вопрос детских наговоров, доктор Аркуизо рассказал присяжным об уровнях "разглашения", объясняя что некоторые жертвы домогательств так никогда не рассказывают о случившемся, другим нужно время, что рассказать об этом, и так далее. Доктор хотел донести до жюри, что только тот факт, что ребёнок не всегда точен в своих рассказах, не обязательно означает, что он законченный лгун. Ребёнок несовершенен, и это причина, из-за которой в рассказе подвергнувшихся насилию детей могут быть неточности, ошибки, "промахи в некоторых деталях".

Том Мезеро понимал это.

Но в то же время он хотел, чтобы присяжные уяснили: неточности в деталях, временах и датах так же могут означать и то, что ребёнок лжёт.

Более того, Мезеро желал, чтобы присяжные поняли – не существует такого научного метода, с помощью которого можно определить подвергся ли ребёнок сексуальному растлению, или же он лжёт.

– Нельзя определить, испытал ли ребёнок сексуальное воздействие, основываясь только на словах самого ребёнка, верно? – спросил Мезеро.

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос. В смысле, я могу сказать только то, что это будет сделать очень сложно, – ответил Аркуизо.

Адвокат расспрашивал эксперта по поводу литературы, специализированных и профессиональных журналах, публикующих статьи о сексуальном насилии, он хотел узнать об исследованиях и научных работах доктора Аркуизо. Таким образом Тому Мезеро удалось доказать ещё одну очень важную деталь: доктор Аркуизо персонально не говорил НИ С ОДНОЙ ЖЕРТВОЙ сексуального растления. Правда была в том, что штатный эксперт мыслил лишь теоретическими "знаниями", и Мезеро доказал это своими вопросами. В конце допроса доктора Аркуизо жюри присяжных поняли, что эксперт говорит о сексуальном насилии, приводя в пример результаты тестов, но не реальной жизни.