Майор, спеши меня любить

30. Прошлое не канет в бездну. Оно настигнет всегда

— Тихо, Мих, — блокирует Федя руку с намертво зажатым оружием. — Тихо. Давай сюда. Слышишь, Мих?

Едва зубы разжимаю, штырит на полную. Я весь как ржавая пружина. Растаскивает на металлические крохи. Бородатый елозит под ногами, не слышу что лепечет. Тупой валенок. Несет религиозную ахинею. Вроде с виду как все, но все равно формирует четкое ощущение, будто со средневековья вылез.

Не думал реально, что такие экземпляры существуют. Мужику онучей и лаптей не хватает.

— Бог покарает. Покарает. Нельзя слуг обижать евонных.

Выносит в первых слов. Рубит с юродивой интонации.

Ах, ты ж падаль!

От досады перекашивает. Я не могу контролировать, как бы не хотел сейчас это делать. Перед глазами Янка стоит. Куда она «сбегла»? Когда? Ночью или днем? Тут пусто, как в белой пустыне. Где она была? В каком месте держали? Ей же страшно было наверняка! Голодная. Холодная. Она же девочка еще. Твари, блядь! Зверье лютое!

В бешенстве взмыкиваю ревом раненым. Заряжаю ботинком в бочину суке. Орет, как резанный. Хватаю за глотку, прямо в морду вещаю, как пророк.

— Я твой бог!

— Не ты! — талдычит. — Он спасет меня.

— Он далеко! — заряжаю еще раз. — Я близко! Что вы с ней сделали, бесы. Куда собирались везти?

— А-а-а!

— Куда? — хватаю за шкирку, трясу как ссаную тряпку. — Куда?!

— К богу нашему! А ты не он.

Дебила кусок.

Всекаю колобаху от души. Падает мордой в снег. Подвывает. Федя возится с нашей машиной, включает связь. На нас не обращает никакого внимания. Я же, проваливаясь в снегу, иду ко второму. Валяется на полу ржавой коробки. Держится за бок, стонет. Жалости нет. Одно лишь желание, вытрясти хоть какую информацию.

Не жалею. По полной проге допрашиваю. С юшкой и мордобоем. Оправдания себе не ищу, забываю, что сектанты ранены и вусмерть испуганы, мне срать. Она больше боялась. И за это я их рвать стану. Без сожаления.

— В лесу дева, — корчится мужик. — Негде больше прятатца (искажено слово, — прим. автора)

— Где в лесу?

— Не знаю.

— Я добавлю, — нажимаю на рану. — Где?

— Не знаю я! Мож померла уже. Морозы какие. И медведя здеся.

От предположения дрожь сотрясает.

Не дай вам тут … чтобы с ней хоть что-то. Мне впервые в жизни страшно до потери пульса. Я готов на что угодно, лишь бы все было хорошо. Она одна у меня. Наплевать, что не знаю Яну почти. Вынесло за короткое время. Кажется, что всю жизнь ждал хрупкую девочку. Ах, что ж так … Поубиваю сейчас нахуй тут всех!

— Где ваш Никодим?

Мужик замирает. Даже стонать перестает. Делает вид, что потерял сознание. Ха-х, блядь. Меня не прорезать. Таких видел-перевидел. Затрещина приводит в чувство через пять секунд. Чухается затылком о поверхность, орет. Ага, больно. Знаю! Но Яне больнее было.

— Нету.

— Где? — вытаскиваю еще один ствол и тычу в морду. — Разнесу полчерепа, мать родная не узнает. Ну!

Начинает заикаться. Лопочет, как трактор. Пытается махать руками. Отбиваю кисти, чтобы не дергался. Втыкаю пистолет в глазницу, жду.

— Кил о метров сто отсюдова будет. Ждет в поселке.

— Название?

— Светлый путь.

Слышу крик Феди. На секунду оборачиваюсь. Тот стоит ошарашенный и немного прихуевший. Без куртки, как и я. Тоже мороза не чувствует. Прижимает к уху наушник, в другой руке сигарета дотлевает. Он обрывисто спрашивает и подолгу слушает ответ.

Я напрягаюсь. Брат редко в таком состоянии бывает. Торкает нещадно, в грудачине холодец застывает от неизбежно приближающейся херни. На автомате сгребаю в кучу двоих, пристегиваю наручниками друг к другу.

Не отвожу взгляд от Феди. Пока приближаюсь, визуальный контакт не разбиваем. Я не вижу, куда наступаю, он с отвисшей во рту сигой. Даже от густого дыма не морщится.

— Да. Я понял. Понял. Ждем.

Отшвыривает наушники. Садится жопой прямо в снег. Веко мелко и быстро пульсирует. А у меня херачит заруба на мышце, биться почти перестает.

— Ну че?

Федька моргает. Пьяно поднимается. Заваливается на бочину тачки и не выдержав, сползает вниз.

— Абрек на связь вышел.

Я глохну. Не может быть. Он же умер. Непонимающе отшагиваю назад. Это какой-то ебучий сон.

— Как так? — хриплю не своим голосом.

— Он Янку твою нашел. Она у него.