Майор, спеши меня любить

8. Опасная прогулка и стук в груди

Мне очень хочется угодить Михаилу. Грызу ноготь, выискиваю за окном хоть что-то на чем можно взгляд застопорить. Громобоя нет. Ушел на работу, лишь записку оставил, велел никого не бояться и никому не открывать дверь.

Я бы с удовольствием, но мне так хочется что-то приготовить. В холодильнике шиш с маслом. Нет ничего, кроме полуфабрикатов. Это что еда? Как этим насытить два метра?

Соскакиваю с подоконника. Скашиваю взгляд. На столе лежит две купюры по тысяче. Интересно сколько сейчас стоят овощи? Думаю недолго, с любопытством пялюсь в окно. И рынок прям вон он, рукой подать. Прилипаю плотнее к стеклу. Максимум метров сто.

Голова еще думает, а тело уже влезает в одежду. Стягиваю тысячу и захлопнув дверь бегу. На улице замираю. Задираю голову к небу, вдыхаю. Голова кругом. Как же опьяняюще пахнет свободой.

Наслаждаться особо не приходится, быстро иду за овощами. Понимаю, что Юматов будет ругаться, но я ничего плохого не делаю.

Почти не выбирая, покупаю картошку, морковку, лук и зелень. Натянув капюшон, волоку пакеты. Под ногами скрипит снег. Слушаю его. Там он скрипел обреченным звуком вечной мерзлоты.

— Девушка …

По спине словно плетью протягивает. Страх разгоняет по телу свои крошечные ледяные иглы. Руки мгновенно зажимают полиэтилен и превращаются в окаменелые кувалды.

— Девушка!

Нагибаю голову ниже, ускоряюсь до максимума. С тревогой отмеряю время. До подъезда еще шагов сорок. Не так много, но теперь расстояние кажется километровым.

— Позвольте спросить.

Рядом. Меня догоняют.

— Я ничего не знаю, — от ужаса голос пропадает.

— Да глянь, че ты дикая такая, — насмешливо тянет, — не покусаю же.

Трогает за рукав. Выдираюсь из хватки. На собеседника не смотрю, меня гонит ужас вперед.

— Отстаньте, — буквально хриплю.

— Где здесь бульвар Фестивальный? Заблудился я, — не унимается преследователь.

Он намеренно (уверена в этом) сталкивается. Задевает локтем, мне чужое прикосновение смерти подобно. Отшатываюсь резко, с размахом и, как назло, спотыкаюсь. Упасть не дают, мгновенный рывок, нахожу под ногами опору. В попытке отдалиться вновь дергаюсь. Ах, как неаккуратно! Сваливается глубокий капюшон. Ссекаюсь глазами с рядом стоящим мужиком. Я давно научилась выхватывать детали и понимать, кто перед тобой. Не то, что всегда удается, но все же. Иногда это спасало меня.

Невысокий. Глаза, как буравчики. Темные и бегающие. Обычный пуховик и джинсы. Но взгляд … ни одной фишки не упускает, будто местность сканирует. Пропустив сквозь меня свои лучи, мужчина меняет выражение на смешливое. Словно кадр переключает.

— Так что? Не знаешь?

— Не знаю. Пустите.

— Ну иди, — поспешно отбегаю. В след несется. — Придурочная.

Запираю дверь, ошарашенно сажусь около. Боже мой … Боже … Как колотится сердце. Вылетает. Едва отдышавшись, сбрасываю обувь, иду к окну. Он. Стоит. Там!

Нет, пожалуйста. Нет! Они не могли так быстро. Не могли! Я все сделала, чтобы замести следы. Пожалуйста! Только не это. Бессильно трясусь. Плакать уже сил нет. Во мне зреет страшное зерно разрушения. Чертова мачеха! Чертова-а мачеха-а-а! Ненавижу.

Задираю рукав, выворачиваю плечо. Метка в три цифры. Чем тебя вырезать, а? Стереть, чтобы больше никогда ни о чем не напоминало.

Успокаиваюсь тогда, когда тип исчезает с горизонта. Пропадает за одно мгновение, получив от проходящей женщины информацию. И меня отрезвляет. Вдруг все надумала? В моем положении немудрено перегнуть палку. Тут в любом прохожем будешь подозревать всё и всех.

Может я теперь в каждом буду видеть тех самых людей? Не знаю …

Вздохнув, приступаю к готовке.

Верчу в руках нож. Разве такие кухонные бывают? Похоже больше на какой-то другой. Но что имею на данный момент, что же. Тушу картофель быстро, уношусь мыслями в прошлое, летаю в настоящем. Пробую, получается вкусно.

Перевожу взгляд на стул и краска в лицо. Не запутаться бы как в прошлый раз.

Я очень боюсь, что Громобою надоест возиться со мной. Так переживаю, что заикаться начинаю. Миша суровый и … какой он для меня Миша. Михаил! На «вы» и никак иначе.

Сажусь на стул, поджимаю ноги. Думаю. А если он захочет узнать больше, готова рассказать? Вряд ли. Боюсь ему станет брезгливо. Хотя в чем я виновата? В том, что папа недееспособен и больше не может нести ответственность за свои поступки? В том, что заправляет всем мачеха, что гноили в секте? И за что? За один-единственный проступок? Что было потом вспоминать не хочу и не буду.

В волнении мечусь по квартире. Бесцельно мотаюсь по комнатам. И не понимая зачем, захожу в спальню Громобоя. Аскетично, но красиво.

Сверху что-то грохает. Шум такой сильный, что у шкафа отходит дверца, отъезжает со скрипом. Тороплюсь закрыть, но лежащее на полке оружие и какие-то коробочки привлекают внимание. Тянусь. Доблесть и отвага. За заслуги. Это медали. Большой черный пистолет с гравировкой трогать не решаюсь. Очень боюсь оружия.

Мда. Значит, я попала к суровому бескомпромиссному мужчине. Ведь просто так такое не дают, да?

Громобою не наплести с три короба. А может и не надо? Зачем? Михаил единственная защита, как ни крути, хотя опасаюсь его до обморока. Настолько грозный, что поджилки трясусь. Есть один огромный неоспоримый плюс — при внешней явственной угрозе, он внушает доверительный трепет. Кажется, у него есть сердце.

И мое в любом случае при малейшем упоминании бьется сильнее. Аж руки к груди прижимаю. Боюсь вылетит. Ой, нет. Мне в эту сторону вообще не думать. Нельзя. Только думается вопреки всему. Глупая я глупая!

Ключ в дверях заставляет быстрее ветра выместись из опочивальни Громобоя. На автомате несусь, едва успевая притормозить на пороге.

— Опять джунгарика увидела?

Михаил выглядит уставшим. Он медленно стаскивает ботинки, оставляя их небрежно лежать около обувной. Не знаю, как себя вести. Вяло пищу.

Тук-тук-тук. В противовес в моей груди колотится. Пульс тарабанит навылет.

— Нет.

— Не бойся, это Дуняшкин сбежал. Что-то случилось? — подозрительно вытягивает шею и прищуривается.

Не глядя вешает куртку.

— С чего вы взяли?

Он молча проходит на кухню. Терпкий вязкий запах сбивает с ног. На пересечении притормаживает, усиливая сцепку. Юматов даже не касается, но миг чувствуется и затягивается. Я готова рухнуть. Боже-боже …

Огненная волна омывает ниже живота разом. Пламенею и вспыхиваю.

Вздох Миши, ширится грудная клетка, а потом миг замирает. Он перестает дышать. Как так можно мгновенье с пару секунд растягивается и перепаливает нервы. Заторможенно вжимаюсь в стену.

— Это что? — неодобрительно смотрит на принесенные пакеты.

Сладкое забытье распадается.

Опускаю глаза. Громобой скрещивает руки на могучей груди, сильнее возвышаясь надо мною, хлещет словами.

— Кто разрешал выходить на улицу?