Глава 11

Василь отворил дверцу в загон и снова оглянулся. Будучи настороже после недавнего переполоха, свиньи приподняли головы, но увидев хозяина, успокоились. Кузнец несколько секунд оглядывал свиней. Выбрав толстую белую хавронью, он опустился на колени и быстро поцеловал ее в пятак.

Мужчина несколько секунд пялился на уставившуюся в ответ свинью. Затем он махнул рукой и пошел к дому. Да он тоже принял все за чистую монету!

Не успев выйти из загона, кузнец повернул обратно, на этот раз выбрав другую свинью. Когда с не ней вышло, он окончательно махнул рукой и заторопился в дом.

Шепот лукавого: 34 из 100

К моему величайшему удивлению, пожаловал еще один гость. Худой и нескладный мужчина ловко перемахнул через плетень и затаился в тени. Выждав пару минут, он бросился к ближайшей свинье. Под капюшон мелькнуло острое, изрытое оспина лицо. Так это же Рябой! Из той троицы, которую я напоил собачьим дерьмом.

Мужчина был куда последовательней кузнеца — он перецеловал всех свиней. Когда чуда не случилось, Рябой задумчиво взялся за край штанов. Здравомыслие все же возобладало, но я снова получил энергию.

Шепот лукавого: 39 из 100

Рябой уже собирался уйти, как его что-то спугнуло. Мужчина вжался в дальний угол загона, благодаря темному плащу почти слившись с тенью. Да и тучи вовремя закрыли луну. Я же отлично видел в темноте. Вскоре показалось двое подростков. Мне пришлось сдерживаться от смеха, чтобы не упасть с конька крыши. Они всей деревней собрались свиней целовать?

Парни остановился подле забора. Один быстро скинул одежду, оставшись нагишом. Длинное нескладное тело смутно белело в ночной темноте. Дылда по-пластунски пополз по грязи, пока второй парень остался на стреме. Ого, а этот малец настроен серьезно. Неужто порося оприходует!?

Но дальше произошло то, что не могла сотворить даже Цепь случайностей. Дежуривший подросток тихо свистнул, подражая звуку ночной птицы. Долговязый пополз обратно.

Луна снова выглянула — возле забора стояли уже три человека. Двое мужчин смотрели друг на друга, после переведя взгляд на парня. Рябой тем временем перелез во двор, но зацепил ногой корыто, отчетливо брязнувшее в тишине. Из дома выскочил кузнец.

— Ах вы, свиноебы грязные! — заорал он.

Но увидев, как бросились бежать сразу пятеро человек, Василь впал в ступор.

Шепот лукавого: 56 из 100

Кузнец установил стеклянную лампу с тлеющей лучиной и принялся сторожить загон. Он всю ночь ходил вдоль забора, отваживая охотников поцеловать свинью-принцессу. Да не может такого быть, чтобы вся деревню поверила в такую глупую сказку!? Но, возможно, у деревенских существовала подобная байка, оттого столько народа решило попробовать свою удачу.

Еще несколько раз кузнец отпугивал ходоков. К утру шепот лукавого достиг шестидесяти семи единиц. Кузнец перегнал свиней в амбар и запер его на замок. И чего раньше не додумался?

Столь обильный приток энергии вогнал меня в сонливость. Будто переел и требовалось немного полежать. Я устроился в сене и задрых.

— Не могу так больше, — меня разбудил голос и соленые капли, падающие на мордочку.

Неплохо я приснул, не почувствовал, как Хельга пришла. Девочка держала меня на руках, ничуть не удивляясь, что размером я стал с толстого кота. Она горько плакала. Слезы стекали из покрасневших глаз, падая на меня.

Черт, я ведь не слышал, что случилось. Почему Хельга так плачет? Но девчонка утерлась и бережно положила меня в сено. После, она несколько раз глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. С этой кривоватой и фальшивой улыбкой Хельга вышла из сарая.

— Хмпф, — покачал головой дух, смотря на меня.

— Без понятия, — пожал я плечами.

Я по-прежнему чувствовал расслабленность во всем теле, потому не хотел доводить селян. Надо бы только разузнать, что с девочкой стряслось.

Насупившись, Василь сидел возле амбара, держа в руках вилы. Аглая металась вокруг него, злобно шипя:

— Да что ты прицепился к этим свиньям? Продай, как просят. Когда еще за поросят давали пять серебра? Мы за эти деньги в город сможем переехать.

Не продам, — коротко ответил Василь. Похоже, что разговор длится уже давно. — Не мучь меня, поди лучше воды принеси.

— Из корыта хлебай, — огрызнулась женщина и пошла в дом.

Я уже жалел, что затеял все это. Даже меня порядком достала история со свиньями.

Быстро выяснилась причина слез Хельги. Мачеха тиранила ее во сто крат сильнее прежнего. Девочка не успевала взяться за одно дело, как Аглая налетала на нее коршуном, требуя взяться за другую работу. Иногда заходил народ, прося продать свинью. После каждой такой просьбы Аглая мрачнела все больше.

К вечеру все закончилось. Голова созвал народ, объявив, что любой, кто посягнет на свиней кузнеца, будет в следующем году последним на разделе пастбищ. Но упущенная выгода огорчает сильнее всего — Аглая попросту взбесилась. Когда все разошлись, а кузнец пошел спать, она набросилась на девочку с кочергой.

Хельга пригнулась, закрывая голову руками. Гибкий стальной прут загудел, ударившись об спину девочку. Хельга тонко вскрикнула. Мачеха поняла, что переборщила. Свободной рукой она ухватилась за волосы Хельги и подтянула ее к себе. Бац! Пощечина оставила на щеке девочки алый след.

— Прочь с глаз моих, дрянь, — Аглая оттолкнула плачущую девочку. — Такая же бестолочь, как твой отец.

Хельга бросилась прочь со двора. Мачеха рухнула на землю, прижав дрожащие руки к лицу. Ее спина затряслась. Женщина плакала. Тихо, спрятав лицо, лишь изредка вздрагивая.

— Я выберусь отсюда, — пробормотала Аглая. — Всех сживу, но выберусь.

Женщина поднялась. Она смотрела твердо и прямо. Но не на загон со скотом, а куда-то далеко, в место видимое лишь ее внутренним взором. Аглая стерла рукавом мокрые дорожки со щек. Из дома вышла маленькая девочка, нетвердо шагая и придерживаясь стены. Копной черных волос и глубокими темными глазами она в точности походила на мать. Ребенок упал и захныкал.

— Тише, тише будь, — подошла к нему Аглая. Она погладила хнычущую малышку по головке. — Какая ты красавица у меня выросла.

Я поежился. Несмотря на ласковые слова, Аглая смотрела на свое дитя с холодным, отстраненным интересом. Как на разменную монету. Что за жуткая женщина. Такая не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.

Смеркалось. Сумерки опустились на деревню, окрашивая все холодным сине-сиреневым светом. После страды крестьяне походили больше на живых трупов, чем на людей. Подкатили телеги с высоченными стогами сжатой ржи. Выгрузив их на гумно, уставшие крестьяне разбрелись по избам.

Я немного волновался. Убежавшая пару часов назад Хельга не возвращалась. На крыльцо вышел кузнец, несколько раз окликнув дочь. Не дождавшись ответа, он пробурчала, что задаст ей трепку и скрылся в сенях. Где же она?

Я спрыгнул с конька, где полюбил сидеть, осматривая окрестности свысока. Пустая улица изгибалась, уходя к реке. Может туда пошла?

Мне еще не приходилось бывать в этой части деревни. Улица оканчивалась спуском на берег — круто уходящая вниз лестница из теса вела к низкому дощатому настилу. Видать, здесь бабы белье полоскают. Но Хельги не видно.

Вид бегущей воды вызывал у меня странную оторопь. Мне жутко не хотелось спускаться. Переселив себя, я спустился на мостки. Вблизи, текущая вода вызывала тошноту. Из любопытства я опустил лапу в чистую воду, сквозь которую проглядывалась серая галька.

Ай! — я отдернул пальцы.

Будто в угли руку засунул. Я подул на зудящие пальцы. Это еще что за фокусы? Речная вода для меня будто кипяток. Теперь ясно, откуда взялось инстинктивное желание близко не подходить к реке.

От площадки для стирка влево уходила небольшая тропка. Но вот… У самой воды стоял деревянный стол, обозначая границу деревни. Если выйду, то обратно попасть вряд ли удастся. Разве что, завтра вечером, когда крестьяне будут возвращаться с полей.

Чтобы пройти в деревню, мне нужен человек. Достаточно сидеть у него на плече. Тогда защита нехотя пропускает меня, только держаться нужно покрепче. Ладно, может Хельга уже вернулась домой.

Я вернулся во двор. Там стоял хмурый кузнец. В его руке слабо горел светильник со свечкой. Василь быстрым шагом направился к выходу из деревне, но пошел не в сторону реки, а к дороге. Запрыгнув ему на плечо, я внимательно осматривал окрестности.

— Да чтоб эту девчонку, — вздохнул кузнец, обошедший все окрестные поля.

Мы вернулись во двор, но мачеха сказала, что девочка не приходила. Аглая напустила на себя обеспокоенный вид.

Как назло, ночь оказалась безлунной. Небо заполнили тучи, скрывая тонкий молочный серп. Светильник кузнеца едва мог разогнать плотную густую темноту, освещая совсем крохотный участок под ногами.

Словно знаю, куда идти, кузнец спустился к реке и пошел по тропке. Через сотню метров, она делала крутой изгиб, уходя в заболоченные луга, заросшие рогозом и осокой. Чахлые деревца, раскинувшие крону вширь, перемежали заросли.

Из-под лаптей кузнеца слышался плеск. Вода не поднималась высоко, большей частью скрываясь в оврагах и ямах, но в темноте поди разбери, куда ступить. Несколько раз Василь провалился по колено.

— Хельга! — закричал мужчина. — Хельга!

Пронзительно ответила ночная птица, снимаясь с насиженного места. Хлопки тяжелых крыльев разнеслись по лугу, а затем наступила тишина. Свечка почти погасла. Кузнец рухнул на колени и зарычал. Пальцы впились в волосы, отрывая клок.

= Сам только сгину в потемках, — решил кузнец, подбирая светильник.

Мужчина пошел обратно. Я спрыгнул с его плеча. Огонек светильника быстро исчез, оставив меня в кромешной темноте. Только мое зрение позволяло отлично видеть даже в безлунную ночь. Все окрасилось серым, но я мог пересчитать венчики на сорняке, растущем в десяти шагах от меня. Оттого, тропку, проложенную через густую полосу ивняка, я различал отлично.

Грязная стоячая вода не причиняла мне никакого вреда. Только шерсть мокла и неприятно липла к коже.

Такой тропкой только ребенок сможет пробраться. Любой взрослый застрянет, да и не заметит тайный проход.

Я выбрался на небольшую поляну, полукругом огибающую болотистый пруд. Крепкая старая ива склонилась над черным зеркалом воды, погрузив нижние ветви в воду. На деревце был поставлен небольшой домик — десяток кривых веток пола, крыша из теса и одна стенка. Пол застлан тряпьем.

Возле дерева еще алели угли небольшого костерка. Она точно была тут! Я забрался в домик. А это что? Я поднял овальный лубок. На нем было вырезано лицо женщины, точь в точь напоминающее лицо Хельги. Добавить только десяток лет. Но я отметил, что дочка вышла похуже, чем мать. Кровь кузнеца попортила тонкие резкие изгибы лица.

— Чего рыщешь, здесь, нечистый? — прозвучал высокий, переливчатый голос.

Я глянул вниз. В темной воде, у самой полосы берега, опираясь на выпирающие корни ивы сидело странное существо. Изящное женское лицо цвета мела переходило в чешуйчатое туловище, оканчивающееся рыбьим хвостом. Тяжелая грудь русалки, забранная светлой чешуей, блестела в свете луны. Заметив мой изучающий взгляд, она оскалилась показывая рады тонких острых зубов.

— Где девочка? — мрачно спросил я.

— Хмм, — русалка легла на ветку. Ее груди колыхнулись, касаясь верхушками воды. — Рыженькая такая? Да утопилась она. Плакала, плакала, а потом сиганула в воду.

Я глянул на пруд. Из темной глубины воды всплыло тело девочки. Мокрая рубаха облепила худую фигурку. Красные волосы покачивались, перетекая в толще воды. Мертвенно-бледное лицо Хельги безучастно смотрело в небо. На белой коже черными омутами выделились глаза.

— Она умерла!? — я почувствовал, как в душе разгорается ярость. — Ты ее убила!?

Тяжелая ветка ивы с хрустом обломилась и пронеслась в нескольких сантиметрах от русалки, обдав ее тучей брызг. Чудовище зашипело, За ее острыми ушами раскрылись ярко-зеленые перепонки. Русалка в ярости ударила хвостом.

— Девчонка сама хотела уйти, — успокоившись, сказала она. — Мачеха ей жить не дает. Отец бьет. Все деревенские за пришлую считают. А здесь ей спокойно будет. Станет сестрой мне нареченной, дочерью водяного. А тебе какое дело, нечистый?

— Не твоего ума дело, — процедил я. — Отдай девчонку, по-хорошему прошу.

— А иначе что? — заливисто рассмеялась женщина, но выражение ее лица оставалось холодным. — Ты мне не угрожай, бес. Еще рога не выросли быковать.

— Я предупреждаю, — я чувствовал, как энергия собирается, готовясь прорасти цепью несчастий.

На верхней ветви дерева громко каркнул ворон. Он наклонил голову, посматривая на русалку желтым глазом. Ого, старый знакомый.

— Негоже нам между своими бодаться, — вздохнула русалка. — Но девка дорого стоит, нечистый. Душа у ней яркая, горит, как солнечное пламя. Просто так не отдам.

— Что тебе надо? — спросил я. Все же следует трезво оценивать свои шансы.

— Трех деток приведи мне, только до пяти лет, — облизнулась русалка. — Не старше, после мясо жестковатым становится. Времени у тебя до первых петухов. Если опоздаешь, то девка русалкой обернется.

Цепь несчастий сработала, но видимо, не имела никакой силы против русалки, находившейся в своей родной стихии. Только ветер яростно зашуршал рогозом, да стая кабанов промчалась вдалеке.

— Не сдюжишь, бес, — покачала головой русалка. — Лучше бы поторопился. Да и вот еще, держи.

Из воды выпрыгнула большая радужная ракушка. Из-под неплотно сомкнутых створок раковины струился золотой свет. Артефакт?

— Ты как в деревне будешь, то подуй в раковину, — объяснило чудовище. — Из нее песня польется. Когда ее дети услышат, то сами к тебе выйдут. Ты ко мне их веди. Но помни, как дуть перестанешь, они скоро проснутся.

Русалка усмехнулась и нырнула в озерцо. Тело Хельги снова опустилось в темную глубину. Я подобрал теплую и сухую ракушку. До рассвета примерно три-четыре часа. Уверен, что собрать детей будет не так просто, как сказала водяная потаскуха. Да и стоит ли делать такое?

Стоит ли жизни Хельги смерти трех малышей? Я замер, борясь с мыслями. Помню, когда-то задавал себе такой же вопрос. Стоит ли моя жизнь жизни трех каторжников? Тогда я дал себе твердый ответ — несомненно.

Но у меня долг перед девочкой, не могу позволить ей умереть. Я бросился бежать через заросли, сжимая ракушку. Подмостки были уже рядом, как невидимая защита остановила меня, с силой отбросив назад. Черт, совсем забыл про нее!

Но может силы артефакта хватит, чтобы собрать детей? Втянув воздух, я начал медленно дуть на постепенно раскрывающуюся ракушку. От раковины исходило слабое гудение, постепенно набирающее силу. Когда прошло больше минуты, она отворилась полностью, явив золотую жемчужину. Вокруг светящегося шарика обвился толстый черный червь.

Я на мгновение перестал дуть, забирая воздух ноздрями. Раковина стремительно сомкнула створки. Песня едва не прервалась. Продолжая дуть, я скосил глаза на ступеньки. Там показался первый ребенок — он с трудом переставлял худые ножки, а дырявая рубаха трепетала на ветру. За ним шагнула пухлая девочка. Парочка сравняла шаг и вскоре подошла ко мне.

Дети остановились в полуметре. Их глаза быстро бегали за прикрытии веками, но маленькие тела раскачивались в такт гудению. Давай же, еще один! Я дул и дул, но никто больше не пришел. Надутые щеки жутко болели, а восточная часть неба слегка посветлела, предвещая восход солнца.

Но вот с подмостков сошла еще одна фигура. От радости, я чуть не сбил дыхание. Но присмотревшись, понял, что радовался совсем зря. Песня ракушки привела не ребенка. А кое-что гораздо страшней.

Загрузка...