Мелкий бес

Глава 26

Тьма в углу сгустилась, принимая человекоподобную форму. Но веяло от нее чем-то неправильным — руки длинные, скребут по земле, колени торчат на добрый метр, а голова почти упала на черную грудь. Существо с хрустом выпрямилась. Макушка, покрытая черным волосом, уперлась в потолок. Тварь обвела помещение единственным глазом.

Лихо имело вид огромной худой старухи. Одноглазая тварь безошибочно отыскала нас. Трехпалая рука метнулась ко мне, сшибая металлические колья. Я отскочил. При столкновение высохшая плоть Лиха издавала стальной лязг. Первой попалась книга.

Три пальца сжали ее. Послышался треск, какой бывает, если наступить на жука. Лихо понюхало ладонь и лизнуло стекающую багровую жижу. Фолиант упал на пол.

Бежать!? Некуда… комната имела выход наверху, но я помню, что закрыл железную дверь, да и вскарабкаться по отвесной стене быстро не сумею.

Применить Огненную чесотку? Бессмысленно. Лихо подавляло меня одним присутствием.

— Бес, — послышался многоголосый шепот.

Да? — сглотнул я, поняв, что прямо сейчас меня убивать не будут.

Родичи мы! — заявило Лихо, тыкая себя пальцем в грудь, а затем указывая на меня. — Я лихо, ты несчастье. Ты должен служить старшему! Смекаешь?

Я с омерзением отвел глаза — созерцать высохшую грудь, похожую на пустой мешок от муки, не было охоты. Так, что!? Мы с ней родичи? Что-то я сильно сомневаюсь даже в отдаленном родстве, скорее, имеем похожую способность.

— Клянись служить! — заревела старуха.

Ее рука прошлась над полом, вырывая или со страшным скрипом пригибая пики. Я поспешно поднял руки и закричал:

— Готов служить!

— Да, — осклабилось Лихо, показывая зубы, годные лишь для открывания кусков мяса. — Младший служит старшему, как заведено.

Лихо уронило голову на грудь, будто внезапно уснуло. Но судя по подергивающимся пальцам, трущимися подушечками друг о друга, чудовище крепко задумалось. Меня же уже подташнивало от пребывания рядом с ним.

— Не могу уйти отсюда, — спустя десяток минут пожаловалось Лихо. — Ты помоги мне. Подсоби тетке!

— Да, что надо? — я вздрогнул, почувствовав ярость и злобу существа. И какая еще тетка?

— Силы мало у меня, — успокоилось Лихо. — Надо, чтобы ты подсобил, разнес беду.

Лихо откинуло волосы со лба и уставилась на меня единственным глазом. Грязно-желтый белок без зрачка будто высылал из меня душу. Зеленые прожилки высыпали с краев, а сам глаз трясся, грозя выскочить из глазницы.

На вас наложено отложенное проклятье — Лиха беда начала.

Если не выполнить обещанное, то спустя двадцать недель нить вашей судьбы оборвется.

Я чуть не зарычал от досады. С судьбой шутки плохи. Даже боги действуют более прямолинейно, предпочитая отправить неугодного в другой мир, чем возиться с его судьбой. Что за мерзкую тварь призвал проклятый Косиножка.

— Дай, дай сюда, — нетерпеливо замахало руками чудовище. — Кольцо.

Я поспешно стянул с пальца кольцо и бросил на сморщенную, покрытую редким длинным волосом ладонь. На миг мне показалось, что между складками на меня глянул десяток маленьких глазков. Лихо положило кольцо в рот и сморщилось.

— Гадко, гадкая альвовская кровь, — прошамкала она. — Тебе все равно проку нет от него. Надо глаза альва иметь, чтобы грешки людские рассмотреть сквозь него, теперь полегче будет. Надевай!

От крика чудовища с потолка посыпалась крошка. Покрытое желтой слизью кольцо упало на пол, подкатившись к моим ногам. Я быстро вязл его, стараясь не показывать брезгливость. На ободке теперь сидел небольшой желтый камень в виде глаза. И клянусь, что он вращался, осматривая меня.

— Будешь видеть грех, — промолвило Лихо, нависая надо мной. — Ты раздуй, распали его в сердце человека, а колечко все мне передаст. Но не ленись, бес, коль кольцо черным окрасится, а тебя выпью. Понял?

Я кивнул. От пасти старухи смердело сырой гнилью. Длинный серый язык свернулся, как змея, что не мешало Лиху говорить.

— Жду! — сказало Лихо. Желтый твердый ноготь ткнулся мне в лоб. — Гадкий цветок! Ежели справишься, так и быть, выкорчую его.

Чудовище сплюнуло. Бурая слюна зашипела, растворяя каменный пол. Лихо исчезло. Я тут же попытался стянуть кольцо с пальца. Желтый камешек мигнул, словно подтрунивая надо мной. Не стащить. Только рубить, но смысл? Проклятие все равно останется.

Я подошел к истерзанной книге. Волосы на ней обуглились, а почти всю обложку занимал выжженный черный отпечаток. Фолиант не подавал признаков жизни. Я открыл первую страницу. Центр желтой бумаги занимал все тот же черный отпечаток. Немного текста сохранилось лишь в углах, да в светлых областях узора отпечатка.

Я пролистал фолиант — почти пять сотен страниц были заполнены, только толку… Едва удавалось понять, о чем идет речь. Судя по всему, на страницах отпечатались знания, желаемые прежними владельцами. Там и про бесов было. Шесть последних страниц. Как бы только убрать гадкий отпечаток,

Ладно, пока нужно выбраться. Я осмотрелся и приметил проход с обрывающимися ступеньками. Нам туда. Но сперва поглядим, нет ли чего полезного. Три скелета не представляли для меня никакой ценности. От буйства Лиха вся их одежда и снаряжение помялось и разлетелось по комнате. Ничего полезного — дрянные ножи, сгнивший кистень и старый деревянный растрескавшийся посох.

Хм. Я протянул руку к посоху. От серого дерева шло едва ощутимое тепло. Прикосновение к дереву обожгло мне пальцы. Больно! Выходит, что это не простая палка. Но как его забрать с собой? Кое-как обмотав посох сгнившими тряпками и обрывками кожи, я закинул его наверх. Туда же полетела и книга.

Я истратил почти все силы, пока удалось сдвинуть дверь. А пока продрался наружу, чуть шкуру с мяса не стащил. Солнышко только встало, раскидав по небу оранжево-желтые мутные полосы. Вот и выбрался. На солнце желтый камень-глаз помутнел, как бельмо. Хм. Не работает?

И что мы имеем? Невнятное благословение от огня, испорченную книгу, проклятие от Лиха и жгучий посох. Кстати, про него. Посох горел. Точнее дымились тряпки и кожа, что были намотаны на нем. Деревяшка преобразилась — серое высохшее дерево сменилось благородным желтым металлом. Посох ярко вспыхнул чистым белым пламенем.

— Ой, ой, ой! — я почувствовал направленную на меня жажду убийства.

Посох подскочил. Из его навершие выстрелил сияющий луч, прочертив на земле черную полосу из выжженной травы. Я едва успел среагировать — подставил под луч книгу. Грохнул взрыв. Из-за легкого веса меня отнесло на десяток шагов. Руки будто сдвинулись назад, чуть ли не выйдя из плеч.

Ух, свезло. Если бы не книга, то считай мертв был бы. Я глянул на фолиант, ожидая увидеть его безнадежно испорченным. Но… но там была совершенно иная книга. Никакой жуткой обложки из кожи с волосами, отпечатка Лиха и обрывков кощунственных текстов. Я держал в руках обложку из золотистого дерева, украшенную росписью с наименованием “Житие и мучение святого Агафона”

Я не особо успел осмотреть книгу, ведь от посоха несся новый луч, попутно испепеляя траву и кусты. Посох подскакивал и крутился, как заведенный. Навершие сияло, будто маленькое солнце. Я едва успевал уворачиваться, а в совсем безнадежных случаях отмахивался книжкой, отбивающей лучи, будто резиновые мячики.

— Драть меня под хвост, — прошипел я, прогибаясь до хруста в нижних позвонках. — Когда он уймется?

Посох униматься не желал. Я думал, что стоит скрыться из виду, как деревяшка успокоится, но лучи теперь прилетали совершенно внезапно. Он преследует меня! После отраженного заклинания, обложка фолианта ощутимо нагрелась. Я отбил золотой луч, резко полетевший вверх и проделавший в кроне яблони круглую дыру.

Бежать! Надо бежать! Я пустился прочь, но стоило на минуту остановиться передохнуть, как посох атаковал — золотое древко скакало на основании, выпуская тонкие лучи, расходящиеся веером. От ужаса я запрыгнул на дерево. Десяток лучей, похожих на раскаленные спицы, пронзил землю, оставив небольшие дырочки с оплавленными краями.

Посох остановился. Круглое навершие пульсировало, посылая ослепляющие белые вспышки, расходящиеся, будто круги по воде. Он будто накапливает силы. Я успел раскрыть книгу и уменьшившись, прикрыться ей, как тяжелым щитом,

Взрыв белого света смел меня с дерева. Я вцепился в страницы, как в вожжи, и упав, накрылся фолиантом с головой. Белый свет погас, оставив боль в обожежнных пятках.

— Да ладно… — я выглянул наружу. Золотое древко было совсем близко.

Набалдашник покрылся сверкающими белыми бликами. Все пространство рядом с посохом заполнили шустро бегающие солнечные зайчики. Оставляющие за собой черные горящие полосы. За мгновение земля превратилась в узор черных полос, источающих едкий дым.

Я убегал. Посох догонял. О передышке не могло быть м речи. Стоило остановиться, как меня настигала очередная изощренная атака. Выжить удавалось только благодаря фолианту, успешно отражавшему большинство атак.

Спустя пару часов дикой гонки я понял, что проклятая хреновина гонит меня в определенном направлении — на северо-восток. Мы миновали деревню. Юркнуть к людям посох помешал целым валом белого огня, сжегшим поле пшеницы и отставшим без урожая пару семей.

Мы пробежали вдоль полуразрушенных деревянных построек, видимо бывших стоянкой охотников, и углубились в лес. Посох не только гнал меня, а пытался убить. Похоже, что оба варианта его устраивали. Я подпрыгнул. Сверкающая белая коса размахом больше десяти шагов просвистела снизу. За спиной раздался треск и звук падения деревьев.

От жара мне сделалось совсем дурно. Забег выжал из меня последние соки, а еще приходилось тащить фолиант. Мне казалось, что после каждой отраженной атаки, он весит все больше и больше. Будто с каменной плитой бежишь.

Я вылетел на полянку. Обложка фолианта врезалась в продолговатый белый сгусток, напоминавший пчелу. Мерзкое заклятие. Десяток этих светящихся тварей крутились возле меня, норовя ужалить в любой момент. А жалили они больно — будто клеймо раскаленное приставили к коже.

Пол ногами ощущалась не мягкая земля, а что-то твердое, будто под слоем иголок и травы лежали каменные плиты. Слева показался серый столб, почти скрывшийся под желтым лишайником. Дальше лежали старые развалины, поглощенный лесом — правильной квадратной формы насыпи и торчащие желтые зубы обломанных колон — единственной целой осталась круглая площадка, мощенная белым камнем. В ее центре стоял постамент. От стоявшей там статуи остались только ступни и голень левой ноги.

Посох успокоился, словно выполнив то, что хотел. И зачем он меня сюда пригнал? Похоже на разрушенный и заброшенный храм или святилище. Само место вызывало у меня тревожное чувство. Будто мне здесь совсем не рады. Даже лежащий в руинах храм отторгал мое присутствие.

— Ир-роды! Кощунство! — внезапно раздался голос снизу.

Поняв, откуда исходит звук, я швырнул книгу на землю. Говорит! Хотя чему я удивляюсь. Если в прежнем оскверненном состоянии она была не прочь сожрать меня, то стоит ли удивляться речи?

С глаз долой 100 из 100

Получена новая способность — Бельмо на глазу.

Прозрев сквозь многие мороки, вы теперь сами можете туманить и отводить чужой взор.

Я не успел особо вчитаться, смотря на изменившуюся обложку книги. На дереве проступило лицо благообразного старика с поджатыми губами и длинным, висящим носом. Огромные уши свисали свернувшимся лопухами.

— Сюда! — закричал старик.

Спиной почуяв опасность, я метнулся в сторону. Посох пролетел огненной стрелой, посылая вокруг волны обжигающего воздуха. Древко воткнулось в камень, а книга подлетела, остановившись примерно на уровне моей макушки. Я заметил дрожащий силуэт, будто держащий посох. На примерном месте, где располагалось лицо силуэта, парил фолиант. Не к добру, не к добру все это!

— Стоять! Бесовское отродье! — грянул голос, когда я поспешил покинуть круглую площадку,

Передо мной встала стена белого пламени, кольцом замкнув площадку и отрезав все пути к побегу. От нее веяло жаром, но особенным. Прыгни я туда и останется пепел, даже рог и копыт не отыскать будет,

— Поди сюда, бесовска елда!

Я обреченно повернулся. Так, знакомая ситуация. Убивать меня пока не собираются, значит что-то попросят. Не слишком ли много для одного дня? Но видать я попал в оборот судьбы, схватившей меня за бороду и потащившей прямо в пасть рока.

Я прикинул, стоит ли использовать новую способность. Едва ли в таком освещенном месте от нее будет прок. Но чем черт не шутит! Использование разом высосало из меня всю энергию. Будто меня выпили через трубочку до такого состояния, что внутренности слиплись в небольшой ссохшийся комок. Лицо на обложке прищурилось и молвило:

— Экий ты уродливый бес.

Не прокатило. Я мрачно уставился на составленного из посоха, книги и дрожащего силуэта, старца. От него расходились неприятные мне волны белого света. Дрянь.

— Беда страшная нависла над нами! — Агафон воздел посох к небу, отчего тот ярко засиял. — Лихо затаилось, жаждет народец пожрать и на волю вырваться! А это земля моя родимая! Я здеся на столпе сорок весен просидел!

— Здорово? — предположил я, поняв, что старик явно ожидает поощрения. — Какой ты терпеливый.

— Даю шанс тебе, бес! — Агафон стукнул посохом. Из белого камня вырвались нити, окутали меня и подтащили к старику. Шкура задымилась, крепко стянутая белой бечевой. — Видал Лихо? Видал, пасть мерзкая? А? Жопа свиная, видал?

Крик старика сбился в неразборчивый шепот. Деревянное лицо заострилось, а посох выстрелил в небо веером лучей. Ясно, старикашка не в себе. Видать, осквернение не прошло даром для фолианта.

— Кишкоблудливая ссаная засранка! — Выкрикнул Агафон и замер, чтобы продолжить, как ни в чем не бывало. — Надо Свят нести в люди, чтобы оградить их от Лиха. Ежели бы я раньше проснулся, а так проклятый колдун обратил меня в книгу еретическую!

Я терпеливо переждал поток сквернословия, льющийся от старика. Но тут среди льющихся нечистот проскользнуло что-то интересное.

— Семь дней лил на меня кровь девственную, выпердыш бараний. День жег в огне проклятом, а потом жертву заклал разбойников трех… Слава Солнцу-святу, ты мне подсобил, шкура ебливая, собака…

— И дар тебе дам, — резко сказал старик, обрывая поток брани. — Подмога мне нужна, нет часа искать другого!

Навершие посоха стукнуло меня по плечу, немедля взорвавшемуся острой, прожигающей кость болью. Я ощутил, как на коже расползся какой-то круглый символ.

На вас наложен обет Солнца-свята — Ясно-солнышко

Не выполнив наказанного, вы обратитесь в пепел, показавшись на солнечный свет.

— Кольцо альвово! — ахнул старик, поднимая посохом мою лапу. — Сестру нашу туда заточили!

Затем он замялся. Стоит ли говорить, что соприкосновение с посохом причиняло мне невыносимую боль. Агафон задумался, полностью выпав из реальность. Сквозь шипение сгорающей кожи, я расслышал тихое бормотание, перемежаемое крепким словцом.

— Ну будет, век просидела, так еще месяцок потерпишь, — наконец решил старик. Посох прижался к кольцу.

Камень, что прикрепило Лихо быстро почернел, а я едва не помер от чувства надвигающейся опасность. Чудовища ведь говорило, что если камень почернеет, то меня заберет. Агафон отнял посох. Серебристый ободок сменил цвет на золотой. На почти черном камне осталась небольшая желтая щелочка.

— Будешь видеть добро в сердце человека, — промолвил Агафон, нависая надо мной. — Ты разожги, распали его в сердце людском, а колечко все мне передаст. Но не пинай балду, бес, коль кольцо всю позолоту сбросит, то тебя сожжет. Смекаешь?

Боги. Клянусь, что слышал точно такой же наказ от Лиха. Да чего они все ко мне прицепились!? Еще и талдычат одно и тоже, пусть и с разных сторон.

— Все, беги наказ выполнять. Кольцо только днем работает.

Книга и посох упали на камень святилища. Белый огонь погас. Я потряс обожженной рукой. И обмер от ужаса. От тряски почти вся позолота слетела с кольца, оставшись парой небольших чешуек.