— Я… — в моей голове проносились лихорадочные мысли, — Скорпион я, Пустынный.
Мы пошли между палатками в другую сторону, стражник что-то достал из-за пазухи и бросил в рот. Стал жевать, а мне в нос ударил запах… табака!
— Да это я уже понял, — чавкая, кивнул стражник, — Меня Увар зовут, я из Варанов. Это наши земли! — с гордостью сказал он, поводя рукой, а потом чуть не сплюнул, — Были.
Увар покосился назад, на шатёр командора:
— Как задолбали эти… Жили раньше же нормально. Нет, надо всё менять, вся эта вера новая, тут и Шмелиный Лес враги у нас.
— Там не враги.
— Вспомнил, как звать-то?
Я покачал головой:
— Меня в лесу этот… Синий который, мерой приложил. Память отшибло.
— А, понимаю. У нас этот Друхт как-то бушевал, — снова кивок назад, в сторону шатра, — Мне так мерой прилетело, я целый час бредил. Очнулся посередь холмов, а как убрёл туда, одному нулю известно, — стражник постучал себе по шлему, — А я ведь четвёртый хвост.
Мне только оставалось кивать да поддакивать.
Увар ругал «проклятых человеков», жаловался, что Вараны уже не будут жить по-прежнему. Подозревал, что люди так и останутся тут навечно, и будет, как в Каудграде у скорпов.
Типа лагерем стоят, а по сути остались навсегда, и живут припеваючи, ведь звери их кормят да охаживают. А уж звериц-то потискать милое дело.
— Тьфу ты, — он ещё раз сплюнул, — Ненавижу!
Я принял беззаботный, расслабленный вид, но внутри был настороже. Делая вид, что кручу головой от любопытства, я пытался подмечать мелочи, которые могли бы мне помочь в дальнейшем. Удерживать меру уже казалось не так трудно, я постепенно привыкал.
Вот в той стороне стойки с оружием, вижу там копья, мечи. Рядом телеги. Стоят охранники… нет, сидят, режутся в семиступку.
Так, а с другой стороны крытые телеги. Упитанный зверь гонит половником другого, сунувшего руку под полог. А тот пьяный в доску, ему всё равно, вытянул наружу бутыль и стоит, глаза лупит. Так, значит, там у нас продовольствие.
Вон там открытая площадка. Деревянные конструкции. Ага, тренировочная площадка. Только уже поросла травой, а на тренажёрах вообще сушатся чьи-то подштанники.
Один не в меру наглый зверь вообще топором колет жерди с арены, лень идти за дровами. Да, разгул анархии на лицо.
Кажется, завтра полетят головы. Не все ещё прочухали, что я принёс важные новости.
Надеюсь, Зигфрид не будет против, что я слил немножко информации. Не сегодня, так завтра это бы сделали везучие разведчики.
А так я получил возможность влиться в ряды противника.
«О, Небеса. Марк, как ты всё это провернул, я только диву даюсь!»
Мне было трудно сдержать усмешку. Если б тут ещё был Белиар, то вообще бы с лёгкостью сошёл за безумца, с таким-то болтуном в голове. Халиэль хоть не отвлекает, да и не чувствуется действия ангела на мою психику.
«Ошибаешься, Марк, буду честной. Возможно, ты ещё почувствуешь, как я влияю.»
Я только поджал губы. Даже самому интересно, как? Через неделю начну проповедовать законы Неба? Не смогу больше убить ни одного противника из милосердия?
«Ну, Марк, я же тоже воин».
Мой сопровождающий не унимался:
— Мерой приложило, говоришь… А я-то сначала глянул, думаю, что у тебя вся ступень трясётся, — Увар хлопнул меня по плечу, — Видит Небо… то есть, Бездна… тьфу ты, не привыкну никак! Ладно, забудь.
«Странно, у него нет метки. И у другого стражника тоже не было.»
Я улыбнулся Увару, раздумывая при этом над словами Хали. Вполне возможно, что командор не хочет себя окружать безумцами. На всякий случай. Поэтому метки — для тех, кто пониже рангом, а те, кто повыше, сами разберутся, кому они служат.
Стражник всё косился на меня, его так и подмывало спросить что-то.
— Да в Шмелином так же, — моя рука махнула назад, — Одни верят в Бездну, другие в Небо. А третьи так вообще, и нашим, и вашим.
Лёгкий тычок в плечо:
— А что там в Шмелином, правду говорят, медовуха есть? Ну, от которой это… — и он сжал кулак и медленно поднял руку, показывая, — Ну, стоит крепко, как барьер у вождя. И все девки сразу это… а?
«О, Небо, в Жёлтом приорате все на этом помешаны?»
Я всё раздумывал, что ответить, но тут мы пришли.
Сотница, насколько я понял, была аскетом. Если б мне надо было шпионить, я бы точно прошёл мимо её палатки. Низкая, маленькая, неприметная. Внутри наверняка только лежачее место да немного пространства для вещей.
Судя по всему, она, как и положено змеям, была худой, гибкой. Настоящая воительница…
Палатка ходила ходуном, и это заставило Увара остановиться чуть поодаль.
— Кажется, — прошептал он, — Не самое лучшее время…
Тут же ткань перестала колыхаться…
— Шкура бесхребетная! — крик из палатки заставил нас вздрогнуть.
И в этот же момент ткань затрещала, разъезжаясь, и на улицу прямо через стену вылетел совершенно голый бородатый зверь. Он кувыркнулся по земле, потом вскочил, прикрывая причинные места.
На голой коже тут и там были татуировки, изображающие чешую.
— Ну перебрал, с кем не бывает?! — возмущённо заорал он в сторону палатки, — Верни хоть штаны!
— А, Шупча, здорово, — Увар весело махнул рукой.
Голодранец только стрельнул злым взглядом, а потом в него прилетели штаны. Правда, разрезанные в лохмотья.
— У-у-у! — зашипел он, а потом, прикрываясь этой дранью, побежал по лагерю, прижимаясь к телегам.
А потом следом из палатки выскочила зверица.
«И это она… худая и гибкая?!» — Хали залилась смехом.
Да уж. При первом взгляде на Шаразу на ум просилось слово: «Бабища!»
Щекастая, полнотелая, голая по пояс. Лысый череп был испещрён чёрной татуировкой змеиной чешуи, уходящей по шее на спину.
Она застёгивала штаны, потрясая при этом большими грудями, и хмуро смотрела в сторону убегающего между телегами Шупчу.
Пятая ступень, и в ней ярко горело какое-то боевое умение. Я ещё не видел, чтоб мастерство так оформилось.
«Сильная стихия духа. Она мастерски владеет кнутом, это особый дар её Рода Ползучих Змей».
— Сортирный червь, думал, я не догадаюсь, — бубнила она, стискивая полные губы, — Я тебе эту бутылку потом в одном место вставлю…
— Э-э-э… — скромно вставил Увар.
Злой взгляд перекинулся на нас. Стражник хмуро попятился, я же честно сделал вид, что вздрогнул от страха.
Бабища совсем не стеснялась ни своего топлесс, ни тем более внушительного живота. Правда, она его довольно резко втянула, чтобы туго связать штаны.
Потом нагнулась, сунула руку в палатку, вытянула скрученный кнут и повесила его на пояс.
Упёрла руки в мясистые бока:
— Чего надо, Увар? — она махнула головой в сторону сбежавшего любовника, — Тоже думаешь, чешуя нулёвая, как бы выпить?
Стражник откровенно пялился на грудь, но при этом ответил вполне трезво:
— Ты новостей не слышала, что ли, мастер Шараза?
Злые коричневые глаза мазнули по мне, потом снова уставились на стражника:
— Кто бы рискнул мне доложить. Размазала бы по лежаку, — и она противно засмеялась.
Затряслось всё. И живот, и груди, и даже, кажется, щёки.
Когда Шараза успокоилась, Увар чётко доложил, что произошло. Про Шелеста, который привёл беженца из Шмелиного, и про приказ командора, что с этим разбираться теперь Ползучим Змеям.
Шараза посерьёзнела, потом её взгляд остановился на мне. И этот взгляд мне очень не понравился.
— Ладно, сотница, мне службу нести надо, — Увар отвернулся, потом похлопал меня по плечу, — Удачи, скорп.
И, смачно чавкая табаком, стражник пошёл обратно.
Повисло молчание.
На меня смотрели по-разному в этом мире. С презрением, как на жалкого нуля. С превосходством, как на услужливого первушника. С ненавистью, как на заносчивого зверя, или со страхом, как на могучего человека.
Но вот так ещё не смотрели, как на аппетитную куриную ножку… Эта Шараза явно рассчитывала, что я тоже окажусь в этой палатке на лежаке. На ней или под ней.
«О, Небо, что за похотливая баба? Марк, если что, я лучше в это время посплю».
Я только хмуро поджал губы. Даже мелькнула грешная мысль — какое счастье, что Белиара тут нет. Уж ему-то, мне кажется, вообще по барабану, на ком скакать.
— Не поняла, воин, — Шараза нарушила молчание, — Как по уставу к высшей ступени обращаться, да ещё и к сотнику?
Мой взгляд ошалело пробежался по палаткам и телегам. Блин, где спрятать труп? Причём, не такой уж и маленький…
«О, Небо, о чём ты думаешь, Марк?»
Да о чём угодно! На сексуальное рабство я ещё не подписывался. Ну, по крайней мере, я себе предводительницу Змей представлял по-другому.
Гибкую, стройную, грациозную, как королевская кобра… А не упитанную, как отожравшийся питон. Сожрал слона, а теперь сдвинуться не может.
«Ах, значит, есть условия, когда ты готов на такую службу, да?» — Хали возмутилась, будто обиделась сразу за всю женскую братию… или сестрию?
Глупые мысли, наконец, согреблись в кучу. Я понял, что слишком долго молчу.
— Великий мастер, — осторожно сказал я, — Долго сюда шёл…
Она будто только увидела, в каком я виде. Потом, наконец, вытащила из палатки куртку и накинула сверху, быстро застегнула едва сходящиеся петли.
Сеанс эротической пытки закончился.
Кивком Шараза указала следовать за ней, и пошла по лагерю.
— Докладывай, — сотница уже другим взглядом бегала по палаткам и телегам вокруг.
Теперь она смекнула, что пора наводить порядок. Подмечала пьяных солдат, разбросанное оружие…
Я вкратце в очередной раз поведал свою историю. Шмелиный Лес, нападение Зигфрида, и что мне память отшибло.
— Красиво брешешь, шкурка безмозглая, — не оборачиваясь, сказала она, — Я же Змея, мы ложь чувствуем, потому что сами искусители. Знаешь наши легенды?
Я покачал головой, а она повернулась, схватила меня за нагрудник:
— А знал бы, не посмел бы врать! Говори, червяк сортирный.
«Вот же, зверьё настырное. Марк, я попробую что-то сделать…»
Я быстро послал мысль Хали не вмешиваться, а стал хмуро докладывать:
— Там… оставались ещё живые звери, — в это время я пытался незаметно накачать энергию через землю.
Как сделать так, чтобы она не учуяла ложь? Смешать с правдой. И помочь стихиями.
Сделать слово твёрдым, как камень, добавить огненной бравады…
Или как вода? Текучее, податливое, будто бы я пытаюсь и не соврать, и пробую избежать наказания.
— Ну, а я понял, что мы можем проиграть… и что никто не узнает о том, что случилось в Шмелином, — я стиснул зубы, — Я думал только о том, что кто-то должен передать…
Шараза засмеялась, прижимаясь ко мне телом. Лысый череп с нарисованной чешуёй оказался совсем рядом.
При моём росте она смотрела снизу вверх, но по ширине мне не уступала. Вот же зверица, кому-то размеры мерой достаются, она же и мышцами удалась, и полнотой.
Произошло какое-то сближение, сродни тому, что обычно чувствуешь в бою. Её мера открылась чуть больше, и я вдруг понял: это серьёзная противница. Несмотря на внешний вид, её тут боятся не просто так.
— Ты, дерьмо нулячье, сразу лучше скажи, — она приблизила коричневые глаза, — Шкуру свою спасал?
Смотрит снизу, и всё равно доминирует. Ну, это она так думает.
Как ответить? Храбрую твёрдость камня в слово? Или стыдливую текучесть воды?!
— Да, — обречённо прошептал я, для верности окидывая округу трусливым взглядом, как бы никто не услышал. Я текучий, пытаюсь проскользнуть между пальцев, выйти из щекотливой ситуации.
Сработало. Она увидела именно то, что мне было нужно. Трусливого дезертира, который, вместо того чтобы защитить своего командора, просто сбежал в удобный момент.
— Имя, скорп сраный. И мне про память тут заливать не надо! — прошипела она, и похлопала кнутом по поясу, — Иначе придушу.
«Я этой стерве сейчас покажу, как с кнутом надо обращаться!»
Я зажмурился. Дерьмо нулячье, ну хоть кто-нибудь бы помог.
— Хорм, — произнёс я первое, что пришло на ум.
И округлил глаза. Вот тугодум! Блин, назваться именем знахаря Зелёных Скорпионов — не самая лучшая затея. Слишком громкое, слишком…
Будто что-то коснулось сверху нас с Шаразой. Род Скорпионов подтвердил: его зовут Хорм.
— Боишься, — полные губы расплылись в улыбке, — Боишься, что Хорма назовут самым трусливым скорпионом Жёлтого приората?
Я прищурился. Нулячью твою меру, у меня тут ложь на лжи, как я дальше буду всё расхлёбывать?
— Ладно, ты нашему Друхту… — прошептала Шараза, вдруг положив руку мне на шею, — …можешь заливать что угодно. А я не расскажу, что ты трусливая шкурка.
— И что же ты за это хочешь? — я бегал глазами по лицам зверей вокруг костров.
Играю роль до конца. Я опасаюсь, что нас услышат, очень боюсь правды.
Её пальцы коснулись моей щеки.
«Марк, меня сейчас вырвет… Какая же она противная!»
Я мысленно попросил у неё помощи. О, Хали, великая Огненная Плеть, даруй мне ангельское терпение, чтобы выдержать все испытания.
«Нет, на это терпения не проси. Сам в это влез».
«Ну, спасибо», — хмуро ответил я.
Так. Мне нужна медовуха и меч Хродрика. Я гонял эту мысль, глядя в томные глаза Шаразы.
Медовуха и меч Хродрика. И иду дальше, к Гильберту.
Там девчонка Грезэ. Там принцесса шершней.
А ещё мастер Женя ждёт полметра стали в грудь. Нужно и Гильберту мимоходом голову снести.
Потому что нужна кровь Гильберта. Человечью твою меру, Марк, если ты хочешь воскресить Белиара, тебе нужна его кровь.
Кровь демона, кровь убийцы, и кровь покровителя…
У меня очень много дел, мне ещё в Тенебру спускаться. Но сейчас надо выдержать домогательства вот этого питона.
Ну, она же вполне ничего. И грудь у неё очень даже достойная, ведь твоё мужское естество это заметило, Марк?
— Вижу, ты всё понял, — хищно улыбнулась Шараза, — Мы можем быть полезны друг другу, зверь.
— Постараюсь, мастер, — процедил я сквозь зубы.
— А ты ничего. Крупный, красивый, — она втянула мой запах.
«Марк, её труп можно скинуть в озеро», — неожиданно сказала Хали, — «Духи воды помогут».
— Правду говорят, скорпы с людьми спят. И детки у них сильные, здоровые. Цвет звериного рода!
Я сдержанно кивнул.
— А я тоже хочу сильных деток от человека, — она прижалась к моей щеке лысым черепом, — А этот Друхт только эту стерву и зовёт к себе, — с ненавистью выдохнула Шараза.
Она отпустила меня, рыкнула на уставившихся в нашу сторону зверей:
— А ну, чешуя нулёвая! — и ткнула пальцем на раскрытые сундуки у телег, где валялся всякий хлам, — С рассветом солнца я ваши головы туда сложу!
Звери всё поняли. Кто-то вскочил рывком, кто-то медленно, пошатываясь от выпитого. Но послушались все.
Мы пошли дальше, и между криками о том, как она трахнет каждого разгильдяя его же нечищеным мечом, она говорила со мной:
— Завтра доложишь Друхту так, как я скажу, ты понял? — она обернулась.
Я только кивал, округляя глаза. Пусть видит дезертира, который цепляется за единственную соломинку. Да-да, всё скажу, как надо, ты только не выдавай!
— Ложь командор не почует. Наверняка сейчас пьёт, да кувыркается с оракулом, — она вдруг схватила кнут, и смазанным движением хлестнула по спине какую-то зверицу, заснувшую на другом солдате на телеге.
Та с визгом вскочила, слетела с борта, а бедняга распахнул глаза, ничего не понимая. Следующий же удар рассёк ему лоб тонкой полоской.
«Да, она действительно мастер», — оценивающе заметила Хали.
— Дрянь! — Шараза хлестнула следующего спящего забулдыгу.
Тот залетел в тлеющий костёр, потом с криком понёсся по лагерю обожжённый. Сотница не жалела никого, наводила порядок твёрдой рукой.
— Он был почти мой, — она снова обернулась, — А эта приехала из столицы! Оракул, мать её нулячью!
И новый взмах. И новый крик.
Вот это скорость. Полнотелая зверица била так быстро, что я едва успевал заметить движение руки. Только дёрнется плечо, а в нескольких метрах от нас уже летит кровь из щеки бедного выпивохи.
Действительно, сильное умение.
— Это всё медовуха, — Шараза вдруг остановилась, — Так, ладно.
Она упёрла руки в боки, оглядывая фронт работ. Теперь вокруг царил ад: все бегали, прыгали, таскали, убирались.
— Значит так, Хорм, — сказала она, — Сейчас отряжу тебя Сноргаллу.
Я только кивнул.
— Вы найдёте общий язык. Он тоже Скорпион, только из далёких земель, — она махнула рукой в сторону, — Синяя падаль, в общем.
Я только отклячил челюсть.
— Синий?!
— Да он с Морицом сюда пришёл, — она не смотрела в мою сторону, — У меня целый взвод такого мусора, как ты. Трусы, предатели… но все на моей груди, — Шараза засмеялась, оглаживая себя.
Я только кивнул, чувствуя, что мои настоящие проблемы только начинаются. Командора Морица, которого я убил, прекрасно помню. Служил Зигфриду, сбежал к Жёлтому приору, когда в Синей столице началась резня еретиков.
Сколько ещё народу сбежало вместе с ним?!