Мёртвый город

Глава 11. Поворот судьбы

Первым, что я увидел, открыв глаза, оказалась женская грудь, прикрытая облегающим белым халатом. Повинуясь инстинкту, пробудившемуся раньше сознания, я, протянув к ней обе руки, положил ладони на эти прекрасные округлости и невольно сжал. В чувство меня привёл короткий взвизг, спровоцировавший резкий толчок головной боли, от которого я тут же схватился за виски и застонал.

— А ты, Кирочка, оказалась гораздо эффективнее медикаментов, — раздался в стороне насмешливый голос. — Завтра же переведём тебя в реанимацию.

В поисках источника этой фразы я окинул с трудом фокусирующимся взглядом помещение, постепенно осознавая себя лежащим в больничной палате. В метре от моей койки стояла прекрасная огненноволосая девица невысокого роста, одетая в медицинский халат. Её лицо заливал румянец, на фоне которого терялась россыпь веснушек. Чуть поодаль стоял здоровяк с густой седоватой растительностью, в которой пряталась широкая улыбка, на лице.

— Очнулся, герой? — пробасил мужчина, направившись к медсестре. — Не поверишь — ждали с нетерпением. Гром, зараза, все уши прожужжал требованиями как можно быстрее поставить тебя на ноги. Павел Семёнович, лечащий врач. Ну как ты? Кроме головокружения, разумеется.

Перед глазами всё снова поплыло, и я поспешил вернуть голову на подушку.

— Вижу, не особо, — продолжил Павел Семёнович. — Ну ничего, жить будешь. Это ты, приятель, правильно придумал — шлем носить. Такая безделица, а жизнь спасает.

— Ещё бы, — улыбнувшись, отозвался я. — Несколько пуль им словил, и ничего.

— Про пули уж потом похвастаешься, а пока полежи тихо, в себя приди. Только перевернись, уколоть тебя надо.

Я послушно перевернулся на живот, и почти сразу же почувствовал идущий от растираемой спиртовой ваткой ягодицы холод, а затем и лёгкую тянущую боль от вводимого внутримышечно лекарства. Самого укола, как и извлечения из-под кожи иглы, я не ощутил — лёгкая рука у Кирочки, однако.

— Ватку подержите пару минут, если можете, — раздалось смущённое бормотание медсестры. — Если нет, то…

— Не-не-не, — поспешил я развеять неловкость, — руки на месте и шевелятся, я сам.

Тут доктор не сдержал усмешки, вогнав, как мне показалось, медсестру в краску ещё сильнее.

— Вообще Кира у нас, — сказал Павел Семёнович, — дама боевая, смутить её очень тяжело. Но у тебя получилось — тяжёлые пациенты всё же за сиськи её полапать ещё никогда не пытались.

Довольный своей шуткой, врач хохотнул и, дождавшись, когда я перевернусь в исходное положение, приступил к опросу, итогами которого, судя по всему, остался доволен.

— Ну что же, — подытожил он подзатянувшуюся беседу, которую я, признаться, детально не запомнил, — боли и головокружение, само собой. За недельку пройдёт, не позднее. Зрение, похоже, в порядке, но это уже завтра выясним окончательно. Нарушений памяти нет. На тошноту не жалуешься, да и не рвало. Легко отделался. Отдыхай пока. Сейчас покормим. Судно, если надо…

Я поднял руки в протестующем жесте, невежливо перебивая Павла Семёновича:

— Нет-нет-нет, сам дойду. Только скажите, куда.

Мой визави понимающе усмехнулся и ответил:

— Сразу у выхода из палаты. Но ты не геройствуй, покоя побольше надо. За сим всё. Вечером навещу, не скучай.

С этими словами доктор покинул палату. Я же пораскинул мозгами над сложившейся ситуацией. Прав он, больному нужен покой. А с другой стороны — стыд перед Кирой, которой подкладывать под меня утку и мои продукты жизнедеятельности выносить. И откуда, казалось бы. Первый раз эту медсестру вижу, и это часть её работы, в конце-то концов. Вот только предстать перед ней в таком… кхм… неприглядном виде казалось чем-то недопустимым.

«Гормоны взыграли, кобелина?» — мысленно спросил я у себя.

И по начавшему, едва мысли отошли исключительно на образ Киры, набухать девайсу, коим наградила природа, понял — взыграли. Стыдливо осмотрелся — не заметил ли кто так не вовремя образовавшийся в районе паха бугор на простыне, которой я был укрыт. Но соседи, которых я в палате насчитал ровно двух, мирно спали, так что неловкость момента пропала. Повернул голову налево, увидел на прикроватной тумбочке комплект больничной одежды и решил, что надо проверить своё заявление на деле. Быстро надев просторные штаны и майку (хм, а я что, всё время тут голый лежал? кстати, а всё время — это сколько? надо будет уточнить), сунул ноги в войлочные шлёпанцы огромного размера и медленно поднялся с койки. Длиннополую рубашку с коротким рукавом, подумав недолго, так и оставил на тумбочке — всё равно не гулять собирался. Сделал пару аккуратных шагов и прислушался к ощущениям. Всё вроде в порядке, голова кружилась едва заметно, картинка перед глазами не плыла. Главное, без резких движений…

Только оправившись и вернувшись в постель, запоздало понадеялся, что тапочки продезинфицировали после предыдущего пациента. Подхватить грибок совершенно не хотелось. Впрочем, раз уж Стражи даже водопровод здесь наладили, то и такой вопрос стороной не обошли. Да и на фоне общей стерильности, что царила в палате и во внешнем виде Киры и Павла Семёновича, было бы удивительно обратное. Разве что по чьему-то упущению, исключительно по причине человеческого фактора. Погруженный в эти размышления, я не заметил появления Киры в палате.

— Антон Олегович, — кашлянув, окликнула она меня, — ваш обед.

Я, поблагодарив медсестру, поднял подушку к спинке кровати и принял полусидячее положение. Кира поставила передо мной столик-поднос с довольно обильным обедом. От запаха свежей еды буквально слюни потекли. С трудом сдерживая желание умять всё как можно быстрее, я приступил к приёму пищи. В процессе поймал себя на мысли, что толком ел в последний раз аккурат перед выходом в рейд, и то в основном какие-то пищевые концентраты довоенного (а что, могло быть иначе?) изготовления. Массово производимые, без маркировки, сытно, но никогда не угадаешь, какой вкус выпадет. А сейчас… м-м-м… густые щи с мясом, немалых размеров куриная грудка на второе с гарниром из гречневой каши с грибами, компот с кусочками фруктов, аккуратно нарезанный огромный ломоть белого хлеба. Много и, самое главное, натурально! Земля и небо, иначе и не скажешь. Трапеза увлекла настолько, что я даже забыл на некоторое время о присутствии в палате Киры. А уж спящие соседи для меня изначально от предметов интерьера отличались мало. Придёт время — познакомлюсь. А пока обстоятельства не способствуют.

Ел я, стараясь соблюдать правила приличия, но не торопиться было сложно — настолько организм требовал топлива для функционирования. Да и вкусно было — за уши не оттащить. И всё же ложкой по тарелку не стучал, ни капли мимо не пролил, и даже умудрился не накрошить. Не знаю уж, присутствие Киры так повлияло, или ещё что. Врождённой интеллигентностью я не отличался, за приёмом пищи себя сдерживать всегда приходилось даже до Песца, что уж про последние три года говорить. Покончив с обедом, откинулся на подушку и блаженно прикрыл глаза. Жизнь, как говорится, налаживалась.

— Вот медикаменты, — вернул меня мелодичный голос Киры в реальность.

Настала моя очередь смутиться. Не для того ведь медсестра осталась рядом со мной, чтобы унести поднос. Я пробормотал слова благодарности, принял из рук Киры стакан и горсть таблеток, закинул в пасть сразу все и тут же проглотил вместе с добрым глотком воды.

— Сколько я уже здесь? — наконец-то смог задать я один из волновавших меня вопросов.

— Сутки.

Услышав такой ответ, я недовольно скривился. Впрочем, могло ведь быть и хуже. Кира же продолжала говорить:

— После боя у развилки всех раненых сюда эвакуировали. Штатный сотрудник с проникающим ранением, вы с че-эм-тэ и с разными повреждениями трое ваших друзей, — медсестра, поймав мой беспокойный взгляд, успокаивающе кивнула. — Все живы, не волнуйтесь. И даже почти все отделались легче вас. Тот, кто назвался Садко, в хирургии с переломом ноги и незначительными осколочными ранениями. Кэп только с лёгкими осколочными. Ну а Лёд отделался лёгкой контузией.

— Насколько лёгкой? — поинтересовался я судьбой товарища.

— Без потери сознания, — ответила Кира. — Но его, в отличие от вас, тошнило.

С последними словами она позволила себе лёгкую улыбку. Я улыбнулся в ответ и благодарно кивнул. Мдя, нашей группе относительно повезло. Впрочем, все живы, а это главное.

— Если больше вопросов нет, — сказала Кира, — я пойду. Работать надо.

— Благодарю, — кивнув, отозвался я. — Не имеется.

— Выздоравливайте.

Ну вот и всё. Дверь в палату закрылась. А чего, в принципе, ты ожидал. Человек на работе, ты в отделении не один больной, других обойти тоже требуется. С этой мыслью я сполз по кровати из полусидячего положения, поворочался немного и закрыл глаза. После плотного обеда и, вероятно, медикаментов потянуло в сон. Может, и состояние наложилось. При черепно-мозговых травмах, насколько я до нынешнего момента знал только в теории, сонливость — один из симптомов. И при столь приятных обстоятельствах, как вкусная еда и удобная постель, довольно неплохой, надо сказать. С этими мыслями я и уснул.

Очень давно ничего не снилось. Или просто я не запоминал свои сны. Довелось однажды прочитать статью, которая уверяла, что сны человек видит всегда, когда спит. Если освещённая в той заметке гипотеза верна, то второе. Но я об этом предпочитал не задумываться, особенно спросонья. Сладко потянувшись, я открыл глаза. За окном было уже сумеречно. У окна, разместившись на стуле, сидел Гром. С отчего-то довольной улыбкой рассмотрев моё выражение лица, здоровяк почесал блестевшую в свете люминесцентных ламп лысину и произнёс:

— Ну здоро́во, рысёнок. Удивлён видеть?

Так, вроде стала понятна причина хорошего настроения командира заставы. Любишь, значит, произвести впечатление. Ну что сказать, ничего плохого в этом не вижу. Я уселся и сунул ноги в тапки.

— Здравия желаю, товарищ командир, — вернув улыбку, отозвался я. — Какой ещё Рысёнок? Я Пёс. Или столько новичков уже через анкетирование пропущено, что данные путаются?

— Тебя с кем перепутаешь, как же. Ты своими стараниями нам такую охрененную услугу оказал — закачаешься. Уже сутки, как от нашей заставы до самого верха только и разговоров, что о тебе.

— А всего-то стоило какое-то количество бандюганов накрошить? — я недоверчиво уставился на Грома. — И убедить торговую компанию сотрудничать? Да вы мне льстите.

Мой собеседник снова улыбнулся, и в глазах его заиграли чертята.

— Забыл упомянуть, — подняв вверх в назидательном жесте указательный палец, сказал он, — про готовящееся на блокпост нападение. Но всё это только некоторые составляющие. После боя у развилки нам досталось некоторое количество пленных. И от них мы получили такую информацию, которая перевернёт в этом городе всё с ног на голову.

Я недоверчиво качнул бровями.

— Вообще всё это скажут на брифинге… на котором ты, кстати, будешь присутствовать, — последнее было сказано тоном, который не то, что не терпел, а в принципе не подразумевал каких бы то ни было возражений с моей стороны. — Но ничего, полагаю, плохого, не случится, если узнаешь сейчас.

Гром с деланой подозрительностью на лице посмотрел мне за спину. Я оглянулся. Пусто, соседи, с которыми так до сих пор и не познакомился, куда-то ушли ещё до начала нашего разговора. Я обернулся и спросил:

— И что же это за секреты такие, из-за которых вы прогнали больных людей из палаты?

— Да они ходячие все, — отчего-то смутившись, пробормотал бывший участковый. А ведь замечательно играет с мимикой и настроением! — И ушли даже без моих просьб. Кто на процедурах, кто курит… ну так вот! — он снова подобрался, как хищник перед броском на добычу, и даже зачем-то рубанул ребром ладони по воздуху. — В данном ЗАТО[1] градообразующее предприятие выпускало силовую броню.

А вот это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы. На том, что моя нижняя челюсть буквально отвисла, а глаза широко распахнулись, я поймал себя только спустя довольно продолжительное время. И ничего с этим сделать не успел — Гром, окончательно меня добивая, добавил:

— И это не «Витязь» и «Паладин», которых ты наверняка видел по телевизору, а какая-то совершенно иная модель, превосходящая их по всем характеристикам. Есть производство и явно не пустующий склад готовой продукции.

О том, что «Витязя» я не только видел в новостях, но даже пилотировал на занятиях в ДОСААФе, я не сказал. Да что там — я вообще дар речи напрочь утратил. В голове не укладывалось, какую ценность представлял собой этот город. Для мародёров, многие из которых любили именовать себя сталкерами, разного пошиба, для банды Шершня, для Стражей, для Москвы, наконец. И какие страшные вещи могут произойти, если этот клад попадёт не в те руки.

— Держи.

Гром, оценив гамму чувств, которая играла у меня на лице, протянул стакан с водой. Я, отрешённо кивнув, вцепился в него обеими руками и в два жадных глотка осушил. Фу-у-ух, отпустило!

— И что в этой новой модели такого, чего нет в других? — спросил я, протянув стакан и жестом попросив его наполнить.

Гром извлёк из-за спины стоявший на подоконнике графин, щедро плеснул мне воды и ответил:

— А ты его знаешь. Ну, Пёс же, — хохотнув, пояснил он шутку. — До этого ещё не докопались. Всё, что у нас есть, это информация о расположении завода, ради которой мы выпотрошили пленных бандитов, и кое-что интересное от твоей прежней команды.

Я снова выгнул бровь.

— Записная книжка с кодами доступа одного из руководителей предприятия, — с торжественным выражением лица возвестил Гром. — Папа Гремлина здесь, оказывается, работал. И перед смертью, как в каком-то дешёвом романе, передал эту неэпической ценности вещь сыночку, завещав всё отыскать и прихватизировать. Как тебе такой поворот судьбы?

А что я мог ответить. На этом самом «повороте судьбы» я охренел второй раз за весь наш разговор. И, как в первый, не мог из себя выдавить ни слова. Простой рейд, значит? Тупо помародёрить, говоришь? За тостерами, ювелиркой и инструментами сходить? И вслед за чувством глубочайшего изумления пришло желание обнять Бенза. Обнять и не отпускать, пока не задохнётся. И Гремлина. И других членов группы. Вот не верю, что остальные семеро, как и я, были не в курсе того, что действительно Бенз хотел добыть в городе.

— А что насчёт меня Бенз сказал? — упавшим голосом спросил я. — Неужели избавиться думали?

Вот вроде бы и никто мне те люди. Так, временные попутчики. Но всегда неприятно оказаться преданным. Вот и дал слабину.

— Рассчитывали, что сам погибнешь, — понимающе кивнув, ответил Гром, затем встал и несильно похлопал меня по плечу. — Убивать лично не хотели. Но и делиться в случае благоприятного исхода финальным призом с тобой не собирались. Давай, не кисни. Ты подсознательно принял верное решение, вот и нечего падать духом.

Я улыбнулся. Ну да. Отделился. Предчувствия вроде и не было, но то, что работать с кем-то тебе неприятно — уже повод задуматься. Так что и правда — входя в этот город, я принял верное решение.

— Вещи твои, кстати, все в целости, — порадовал Гром. — При выписке просто скажешь старшине свой позывной, и всё выдадут. И вот насчёт вещей, хотел тебя об одном одолжении попросить.

Я, увидев, что командир замялся, ободряюще кивнул ему, и он, собравшись с духом, спросил:

— Пулемёт обменяешь на что-нибудь нужное? Сомневаюсь, что ты захочешь таскаться, весь увешанный стволами. А нам бы очень пригодился.

— Старшина ещё на месте?

— Да они тут посменно круглые сутки. Так не сей…

Я жестом показал, что не нужно слов, и встал, чуть покачнувшись. Падать, конечно, не собирался, но плечо командир всё же подставил. Убедившись, что твёрдо стою на ногах, я махом осушил стакан и ответил:

— Подарю. Прямо сейчас. Но при одном условии.

Гром заинтересованно посмотрел мне в глаза. Я, с довольной ухмылкой выдержав паузу, заявил:

— Сейчас к старшине за сигаретами. Потом доведи меня до двора. Курить хочу — просто ужас.

Несколько секунд, на протяжении которых Гром, судя по его виду, явно пытался осмыслить услышанное, стояла звенящая тишина. Затем командир громко фыркнул, и мы оба расхохотались.

[1] ЗАТО — закрытое административно-территориальное образование. Может иметь одну из следующих форм: сельский населённый пункт, посёлок, город. Строится для обеспечения жильём граждан, занятых работой на режимном предприятии, и их семей. Имеет особый режим безопасного функционирования со специальными условиями проживания, въезда и выезда.