Михаил Васильевич Ломоносов. Том 2

Глава V.

Уже около двухъ лѣтъ Ломоносовъ жилъ въ Петербургѣ, и еще никому не сказывалъ , что онъ женатъ. Нѣжныя сердца могутъ обвинять его, что онъ забылъ свою бѣдную жену, оставленную съ маленькимъ ребенкомъ и почти безъ куска хлѣба. Да, это было-бы ужасно, если-бы было такъ. Напротивъ, Ломоносовъ каждый день вспоминалъ о своей вѣрной подругѣ и своей милой дочери; но что могъ онъ сдѣлать для нихъ? Ужасный недостатокъ угнеталъ его почти во весь первый годъ жизни въ Петербургѣ ; а потомъ , когда началъ онъ получать жалованье по мѣсту Адъюнктъ-Профессора , онь долженъ былъ заплатить долги , обзавестись необходимымъ и утвердиться на своемъ мѣстѣ, чтобы объявить о своей рановременной женитьбѣ передъ цѣлымъ свѣтомъ. Между тѣмъ онъ старался скопить столько денегъ, чтобы жена могла пріѣхать къ нему. При его ограниченныхъ доходахъ это было довольно

трудно. За всѣмъ тѣмъ , онъ почиталъ себя виновнымъ противъ жены, и эта мысль наконецъ сдѣлала прискорбнымъ воспоминаніе о ней. Удивительная слабость души человѣческой ! Виновный почти не можетъ любить оскорбленнаго имъ человѣка. Тотъ самымъ именемъ своимъ напоминаетъ вину его, и чтобы забыть объ этомъ, оскорбитель, виновникъ старается забыть о немъ или охладѣть къ нему, даже оклеветать его въ собственныхъ глазахъ. Къ несчастно, такъ легко открыть слабости въ -каждомъ , и, въ свою очередь , онѣ становятся предлогомъ къ оправданію виновнаго передъ судомъ собственной его совѣсти.

Ломоносовъ не питалъ этихъ ужасныхъ чувствованій ; однако мысль о женѣ стала для него тяжелою, и онъ старался оправдать себя тѣмъ, что не въ его силахъ сдѣлать для нея что нибудь. Онъ откладывалъ, вмѣстѣ съ мыслію о ней , и мысль о бѣдственномъ ея положеніи, даже мысль о помощи ей. Но сердце его, столь чистое , полное любви ко всему благородному и прекрасному, страдало; образъ жены и маленькой дочери безпрестанно былъ передъ его глазами , не смотря на то, что онъ не говорилъ о нихъ никому и какъ-бы таилъ отъ самого себя мысль объ этихъ драгоцѣнныхъ для него существахъ.

Однажды, въ своей комнатѣ , онъ перечитывалъ какого-то изъ древнихъ ораторовъ и готовился выбрать изъ него лучшія мѣста , для рѣчи на будущемъ торжествѣ Академіи, когда къ нему вошелъ высокій, толстоватый человѣкъ, въ парикѣ, гладко насаленномъ и напудренномъ, въ опрятномъ Французскомъ кафтанѣ, съ длинными маншетами, съ лицомъ веселымъ, довольнымъ , счастливымъ. Наклонившись въ половину туловища, онъ поднялъ голову и спросилъ

улыбаясь:

—Имѣю честь видѣть знаменитаго Россійскаго стихотворца Г-на Ломоносова ?

«Я Ломоносовъ, и если угодно стихотворецъ , только не знаменитый, котораго можетъ быть вы ищете.

—О, позвольте судить объ этомъ намъ, публикѣ ! Ваша слава уже вознесла имя любимца Музъ, любимца фантазіи. ...

«Позвольте перебить вашу рѣчь: ко мнѣ-ли вы обращаетесь?

— Къ кому-же какъ не къ вамъ, если вы Г. Ломоносовъ, Адъюнктъ Санктпетербургской Академіи Наукъ, знаменитый.... Кто у насъ можетъ заслонить вамъ путъ къ славѣ?

«Но, что-же угодно вамъ?

—И такъ вы Г. Ломоносовъ ?... Прежде все

го надобно знать это.

«Да, да, я Ломоносовъ !

—Теперь—сказалъ великолѣпный разскащикъ, вынимая изъ кармана письмо и держа его двумя пальцами , почти выше головы своей — теперь имѣю честь вручить вамъ , отъ Его Сіятельства Г-на Канцлера Графа Бестужева, письмо , присланное къ нему на ваше имя, отъ Графа Головкина изъ Гаги. . . .

«Письмо? Изъ Гаги?... Позвольте, позвольте ! » вскричалъ Ломоносовъ, почти выхватилъ письмо изъ рукъ несноснаго говоруна, и взглянулъ на адресъ : рука жены его ! Это было ея письмо.

Онъ пробѣжалъ письмо , и невольно вырвались у него слова: « Боже мой ! Могу-ли я покинуть ее ? Обстоятельства мѣшали мнѣ до сихъ поръ не только вывезть ее сюда , но и писать къ ней. Теперь-же пусть она пріѣдетъ! Завтра-же пошлю 100 Рублевъ на дорогу.»

Между тѣмъ улыбающаяся фигура восхищалась глядя на Ломоносова.

—Человѣкъ великій! . . . позвольте мнѣ такъ назвать васъ.... человѣкъ великій! Я вижу, что это письмо драгоцѣнно для вашего сердца ?

« Какъ-же не драгоцѣнно , М. Г.! Оно отъ жены моей.

— Отъ вашей.... супруги ?... О , такъ я понимаю , что значили слова единственнаго, великаго человѣка , моего начальника Графа Бестужева. «Поди, Колоссовъ, сказалъ онъ мнѣ,

отдай это письмо Г-ну Ломоносову, что служитъ въ Академіи; да скажи чтобы онъ написалъ отвѣтъ и доставилъ мнѣ-же. » Я , безъ души, бѣгу, вижу васъ, восхищаюсь, и слышу вожделѣнную новость ! ...

Не смотря на свое сердечное волненіе, Ломоносовъ не могъ безъ смѣха слушать высокопарнаго Колоссова.

«Доложите Графу , что я завтра-же явлюсь къ нему съ письмомъ, въ отвѣтъ на полученное мной. Но какимъ образомъ я получаю это письмо черезъ Графа Бестужева?

—О, вѣроятно, слава, которою озарено ваше имя. ...

«Помилуйте! лучи моей славы не достигаютъ такъ высоко.

—Позвольте, позвольте, драгоцѣнный піитъ ! Слава, распространяясь подобно свѣтилу, проницаетъ всюду. Графъ. ... о, если-бы вы знали Графа. . . .

«Вы конечно служите у него?

— Въ приватной канцеляріи , при полученіи бумагъ , и всякій день приношу корзину пакетовъ къ Его Сіятельству — отвѣчалъ скороговоркой Колоссовъ.— Я, М. Г., самъ нѣсколько изъ ученыхѣ: учился въ Кіевской Академіи, получилъ въ награду проименованіе Колоссова,

вмѣсто прежней прозаической фамиліи Колосова, и нѣсколько времени былъ учителемъ Риторики въ нисшихъ классахъ. ... но судьба..... о, судьба!

Ломоносовъ спѣшилъ отдѣлаться отъ этого восторженнаго пустослова, который въ нѣсколько минутъ успѣлъ разсказать ему почти всю свою жизнь , наговорить похвалъ цѣлому свѣту, и поручить себя благосклонности царя ученыхъ и поэтовъ, какъ назвалъ онъ наконецъ Ломоносова. Когда онъ ушелъ , царь поэтовъ и ученыхъ предался вполнѣ своимъ чувствамъ. Онъ почти плакалъ перечитывая письмо жены. Что писала она? Что обыкновенно пишутъ женщины, когда перомъ ихъ управляетъ любовь и встревоженное чувство. Никогда мужчина, съ своимъ логическимъ умомъ, не выразитъ того, что можетъ сказать одушевленная женщина. У нихъ своя логика, свой синтаксисъ, свое краснорѣчіе, которыхъ законы еще не отысканы. Безпорядокъ есть правильный выводъ ихъ, который такъ-же убѣдителенъ, какъ сильна ихъ слабость, эта истинная сила женщины. Бѣдная жена Ломоносова два года не имѣла ни какой вѣсти о своемъ мужѣ, для котораго пожертвовала она всѣмъ, котораго любила больше самой себя. Можно представить себѣ, какъ краснорѣчива была ея душа послѣ такого долгаго страданія , какъ выразительны

были слова и вѣрны мысли , которымъ училась она два года и наконецъ выговорила ихъ въ своемъ письмѣ къ мужу.

Отвѣтъ Ломоносова былъ конечно достойнымъ отзывомъ на это письмо. Онъ умолялъ жену простить его за всѣ горести, которыя перенесла она для него, благодарилъ ее за мужество въ несчастій, и описывалъ свое настоящее положеніе , которое обѣщало имъ наконецъ радостные дни. « Пріѣзжай , скорѣе пріѣзжай дѣлить со мной счастіе, потому что время бѣдствій , при помощи Бога , кажется миновало для насъ.» Этимъ заключилъ онъ свое письмо и приложивши къ нему 100 рублей отправился къ Графу Бестужеву.

Онъ нашелъ въ Графѣ человѣка, сердитаго видомъ, строгаго въ выраженіяхъ. Сначала Бестужевъ сталъ было выговаривать Ломоносову, какъ могъ онъ забыть свою жену ; но потомъ смягчился отъ сердечныхъ отвѣтовъ его, и уже говорилъ съ выраженіемъ добраго семьянина:

« Вѣтреники ! Женитесь и бросаете женъ ! Бѣдная не знала куда дѣваться ей! Хорошо что Головкинъ такъ добръ и позаботился отыскать тебя. А сказалъ-бы , что Богъ знаетъ куда унесло тебя, такъ что сталось-бы съ пей? Да скажи, пожалуста, почему онъ знаетъ тебя: такъ подробно?

Я жилъ у Графа Головкина при возвращеніи въ Россію. Онъ зналъ мои семейныя обстоятельства.

«Вотъ эти добряки балуютъ вашу братью!... Вымылъ-бы тебѣ голову, такъ было-бы лучше. А то еще разнѣжился !... Семейныя обстоятельства ! Какія обстоятельства у бѣдняка ?

Такое обхожденіе не удивительно при вельможахъ старыхъ временъ , когда ихъ окружали шуты, поклонники , и когда всякій нисшій почиталъ за счастіе сгибаться передъ ними. Но Ломоносовъ еще не совсѣмъ привыкъ къ этому и вмѣсто отвѣта сказалъ:

—Позвольте , Ваше Сіятельство , спросить : не пишетъ-ли Графъ Головкинъ къ вамъ о женѣ моей, или обо мнѣ?

Эта смѣлость понравилась Бестужеву, который самъ обладалъ характеромъ больше нежели смѣлымъ и любилъ въ другихъ видѣть свою характерную черту. Однакожъ онъ поглядѣлъ на Ломоносова и какъ-бы съ удивленіемъ отвѣчалъ:

« Какъ-же, братецъ ! Онъ пишетъ мнѣ даже особенное письмо объ этомъ. Жена твоя оставалась цѣлые два года въ страхѣ и неизвѣстности, куда дѣвался ты ? Наконецъ она рѣшилась обратиться къ Графу, черезъ котораго получила отъ тебя когда-то письмо , и слезно умоляла его, чтобы онъ сдѣлалъ милость,

утѣшилъ ее въ печали и облегчилъ бѣдственное состояніе увѣдомленіемъ, гдѣ находится мужъ ея, Россійскій студентъ Ломоносовъ : еще-ли у него въ Гагѣ , или гдѣ именно въ иномъ мѣстѣ. Пріобщила къ этому и письмо въ тебѣ. Графъ зналъ только, что ты уѣхалъ изъ Амстердама въ Петербургъ. Онъ справедливо полагалъ, что ты долженъ быть здѣсь, и переслалъ письмо, жены твоей ко мнѣ, съ просьбой отыскать тебя и взять отвѣтъ. Вотъ, братецъ , сколько хлопотъ надѣлалъ ты намъ, старикамъ ! Я еще долженъ теперь писать къ Головкину. Ну, а свое письмо и деньги, которыя посылаешь къ женѣ, отдай въ моей канцеляріи.

— Примите , Ваше Сіятельство, искреннюю, глубокую мою благодарность !...

« Хорошо, хорошо ! Нѣкогда мнѣ съ тобой разговаривать.. . .

Ломоносовъ былъ готовъ уйдти , когда въ кабинетъ Графа вошелъ почтенный видомъ, сановитый человѣкъ, по видимому также знатный вельможа : это доказывало обращеніе его съ Графомъ Бестужевымъ, свободное , почти дружеское.

—Я помѣшалъ вамъ—сказалъ онъ, думая что прервалъ разговоръ.

«Нѣтъ, Графъ, мы уже все кончили съ Г-мъ Ломоносовымъ. . . .

— Какъ? это Г. Ломоносовъ?— спросилъ незнакомецъ и дружески протянулъ руку къ смиренному ученому. — Давно желалъ я познакомиться съ вами, и радъ этому случаю , Г. Ломоносовъ! Вы видите усерднаго вашего почитателя. Я Графъ Воронцовъ.

« А вы , Графъ , какъ знаете его ? » спросилъ Бестужевъ, удивленный больше Ломоносова этимъ привѣтствіемъ Графа Воронцова.

«О, я знаю Г-на Ломоносова, хоть и не имѣлъ удовольствія быть знакомъ съ нимъ. Его необыкновенная судьба, его глубокія познанія въ наукахъ , его стихотворенія во славу нашей Всемилостивѣйшей Государыни, все даетъ ему право на уваженіе.

—О, конечно , конечно ! — прибавилъ Бестужевъ, хотя въ первый разъ слышалъ объ этомъ.

«Скажите, Г. Ломоносовъ: какъ теперь идутъ ваши занятія ?» спросилъ Михаилъ Ларіоновичъ Воронцовъ.

— Мои занятія , Ваше Сіятельство , такъ ограниченны, что имъ вездѣ уютно.

«Однакожъ область ваша отъ неба до глубины земли. Вы особенно занимаетесь Металлургіей, какъ слышалъ я?

—Да, люблю эту науку, но собственное мое занятіе Химія.

«Извините,» возразилъ Графъ вѣжливо : «собственно вы поэтъ, и только потому занимаетесь нашей землей, кто живете на ней.

— Въ качествѣ человѣка и любителя науки, Ваше Сіятельство, я вообще люблю знанія. Поэзія только отдыхъ для меня.

Бестужевъ слушалъ ихъ и понималъ вполовину. Желая сказать что ни будь, онъ спросилъ въ свою очередь:

«Вѣдь вы учите чему нибудь?

— Да, Графъ, Химіи и отчасти Физикѣ.

«И еще мастеръ писать сверхъ того ?

Ломоносовъ улыбнулся.

«Да вы годны на все!... Право, этакихъ людей не много , Графъ Михайло Ларіоновичъ !» прибавилъ онъ обращаясь къ Воронцову. «Какъ напримѣръ я бьюсь съ своими канцелярскими ! Писнуть нѣкому.

Не отвѣчая на это обращеніе , Графъ Воронцовъ сказалъ Ломоносову:

— Я очень, очень доволенъ встрѣтившись съ вами. Пожалуста , приходите ко мнѣ, Г. Ломоносовъ ! такъ, запросто, безъ церемоній. Я надѣюсь учиться изъ вашихъ разговоровъ.

«Я принимаю это на оборотъ, Графъ, и непремѣнно исполню ваше приказаніе.

Разговоръ продолжался еще нѣсколько минутъ , въ учтивостяхъ Графа Воронцова, въ

благодарныхъ отзывахъ Ломоносова , и въ нетерпѣливыхъ перерывахъ Графа Бестужева. Наконецъ Ломоносовъ ушелъ, очень довольный своимъ посѣщеніемъ, и не забылъ отдать въ канцеляріи Графа Бестужева сто рублей для пересылки къ женѣ.