Мисс Моул

Глава 32

На несколько дней, прошедших между отъездом дяди Джима и возвращением Уилфрида, в доме Кордеров воцарилась неестественно теплая атмосфера. Этель, благодарная отцу за то, что тот не заставил ее страдать из-за Говарда, превратилась в жизнерадостную дочь снисходительного родителя, а Рут с цинизмом, который одновременно радовал и огорчал Ханну, наслаждалась каждым положительным моментом как сокровищем, потому что не верила, что идиллия затянется надолго. Роберт Кордер, однако, твердо занял позицию и сходить с нее не собирался, и Ханна, которая считала невозможным приписать проповеднику хороший мотив, если могла отыскать плохой, видела в последовательном поведении хозяина результат действия инстинкта самосохранения, который подсказал преподобному: если он хочет хорошо сыграть роль, надо играть ее все время. Не прошло и нескольких дней, как мистер Кордер слился с ролью полностью, и Ханна спрашивала себя, а так ли он в действительности пострадал от поступка Говарда и были ли вообще хоть какие‐то последствия для преподобного. Он был прелюбопытнейшем персонажем и, несмотря на вполне человеческие слабости, казался ей не вполне реальным, как ростовая кукла-марионетка, настолько похожая на человека, что сходство могло обмануть кого угодно, но потом, когда мистер Кордер входил в дом, экономке приходилось признавать, что он личность. Этель трепетала, стараясь угодить отцу; Рут была на страже, критически подмечая каждую деталь, да и сама Ханна отдавала хозяину дань, когда испытывала раздраженное удовольствие, наблюдая за ним, угадывая значение его взглядов и предсказывая реплики; на марионетку такой реакции не бывает. Преподобный впитывал подходящие ему внушения с той же легкостью, с какой вода окрашивается в любой цвет, и однако же и сам должен был обладать властью внушения, иначе люди не искали бы его внимания и не находили в нем утешение. На решение этой загадки ушла бы целая жизнь, а Ханна опасалась, что ее время истекает и песок почти высыпался (вдобавок хорошее настроение Этель объяснялось не одной лишь снисходительностью отца), и, видя, как безмолвно ускользают мгновения, мисс Моул попеременно то приходила в ярость, то забавлялась при мысли о том, что мистер Пилгрим несколькими словами способен превратить друга семьи в человека, которого следует избегать, хотя ее управление домом, умение экономить, стряпня и советы – все, что делало экономку полезной для Кордеров, – оставались неизменными. Но имелись еще кузина Хильда и слово Ханны против слова мистера Пилгрима, а поставить его в тупик для нее было делом чести, и поэтому она все время держалась настороже и в напряжении, хотя, кроме мистера Самсона, никто этого не замечал. Было бы утешением рассказать соседу всё; он выслушал бы ее со спасительным отсутствием удивления, однако, несмотря на здравомыслие старика, она не могла раскрыть ему свою маленькую тайну. На самом деле он был даже слишком в здравом уме и понял бы: что для него является безобидным проявлением естественного аппетита к жизни, для нее обладает духовной ценностью, которую она все еще старалась удержать.

Мисс Моул призналась, что устала, и мистер Самсон проворчал, беспокоясь о ней, что посоветовал этому вульгаризатору Библии хорошенько о ней позаботиться, и сказал бы ему гораздо больше, если бы не сама мисс Хитруля и маленькая остроумная девочка. Сосед не собирался создавать проблемы, которые обрушатся на головы домашних. И чего вообще хотел мистер Кордер, сунув нос к мистеру Самсону и разбудив его посреди дневного сна? Если бы старик не подумал, что явился посыльный с мясом для кошек, то вовсе не подошел бы к двери, но в итоге открыл, а преподобный стоит на ступеньках и ухмыляется, изображая из себя ангела-глашатая.

– Но я дал ему понять, что это вы ангел, как до вас – его жена. А я везучий старый черт, потому что под конец жизни мне посчастливилось встретить вас обеих. Признайтесь: глядя на меня, вы бы и не подумали, что мне нравятся такие, правда? Ну, честно говоря, мне всякие нравились, но живые – больше всего. Бойкий язык для меня полезнее смазливого личика. А вам нужно о себе заботиться. Как насчет бутылки портвейна, чтобы выпить втихаря?

– Нет-нет, это же семейство трезвенников, – раздался смех мисс Моул. – Правда, мистеру Кордеру пришлось употребить каплю бренди с рождественским пудингом. Но сейчас не нужен мне никакой портвейн. Я собираюсь взять выходной день и провести его за городом.

– Странный способ потратить выходной, – заметил мистер Самсон.

Конечно, ведь описание служило эвфемизмом для экспедиции, которую планировала Ханна, но, зная, что Рут обязательно попробует напроситься к ней в спутницы, никак не могла определиться с датой. Лучше было бы дождаться начала школьных занятий, но до конца каникул было еще далеко, и Ханне предстояло отказать Рут в удовольствии, каким для нее самой в детстве являлась поездка в Рэдстоу. И хотя сердце у нее сжималось, Ханна страстно желала увидеть родные края, просто сесть в поезд и наблюдать, как город и пригороды уступают место полям и лесам, ровным лугам с бровками по краям и деревням, над которыми господствуют величественные церкви в стиле перпендикулярной готики, точно так же, как на обратном пути они обещают, оставаясь позади, близость Рэдстоу, этого волшебного места с его улицами и башнями, мостами, водой и кораблями. Мисс Моул собиралась покончить с делами как можно скорее, а затем отправиться через поля на старую ферму. Ханна не знала, кому та принадлежит сейчас, но если новые владельцы хоть немного похожи на ее родителей, людей осторожных, но добрых, они позволят ей заглянуть на кухню, где мисс Моул могла бы жить с краснощекими ребятишками, и дадут прогуляться по ферме и посмотреть на коров. И когда Ханна сидела в столовой дома на Бересфорд-роуд, штопая нескончаемые чулки и носки, ей мерещилось теплое дыхание животных в хлеву и сладкий запах желтофиолей, вьюнов и полевой гвоздики в маленьком саду, где когда‐то прятался медведь. Сейчас, конечно, растения не цветут (разве что в укромном месте на берегу, защищенном от ветра, распустится случайная примула), но коровы там будут. Экономка покосилась на Рут, которая с увлечением читала, забравшись с ногами в старое кресло, и подумала, что жестоко будет поехать без ребенка. Может, поэтому она и откладывает поездку, спрашивала себя Ханна, когда раздался стук в дверь и Рут, подняв глаза от книги, сказала:

– Это почтальон, Моули. Вдруг он принес извещение о наследстве?

– О каком наследстве? – спросила Этель. Она пыталась перешить одно из своих неудачных платьев, но безуспешно, и как раз собиралась просить мисс Моул собрать распоротые детали в подобие целого.

– Если я унаследовала состояние, – объявила Ханна, направляясь к входной двери, – то каждой из вас я выделю… впрочем, это зависит от суммы, но что‐нибудь – непременно.

– Так и будет, – сказала Рут, серьезно глядя на Этель.

На стук из кабинета вышел мистер Кордер и застал мисс Моул в прихожей с письмом в руках.

– Почтальон приходил? – спросил преподобный.

– Нет, письмо принес посыльный, а не почтальон, чтобы передать его лично.

– Мне?

– Нет, мне, – сказала она, открыла и прочитала письмо, а хозяин стоял и не уходил.

– Надеюсь, новости не плохие?

– Вовсе нет, – ответила экономка с улыбкой и, сунув письмо за пазуху, вернулась в столовую.

Она так и продолжала улыбаться, совершенно того не замечая, пока Рут не воскликнула:

– Теперь я могу поверить, что в письме сообщается об удаче!

– О боже! Неужели я выгляжу такой довольной?

– Ну вот, а теперь вы нахмурились. Разве новости не приятные?

– Это с какой стороны посмотреть, – протянула Ханна, и девочка вернулась к чтению. Она знала, что в некоторые моменты бесполезно донимать мисс Моул расспросами.

Ханна удивилась и даже немного разозлилась на себя за то, что почувствовала такое удовлетворение, но предложение провести день за городом вместе с мистером Бленкинсопом гарантировало, что ей удастся насмеяться вдоволь как вслух, так и про себя: от каждого взгляда на Сэмюэла внутри у нее начинало пузыриться веселье, и даже его почерк вызывал у Ханны улыбку, но если она согласится на прогулку, тогда ее личную экспедицию придется отложить. Одно это уже было огромным облегчением, а поскольку мистер Бленкинсоп позаботится обо всем, начиная с покупки билетов и заканчивая ее самочувствием, то Ханне, которая слишком много времени тратила на заботу о других людях, перспектива казалась особенно заманчивой. И все‐таки мистер Бленкинсоп многое считал само собой разумеющимся: он полагал (и мисс Моул, несомненно, дала повод так думать), что ее интерес к миссис Риддинг весьма значителен, но взять бывшую соседку в деревню, чтобы осмотреть найденный им маленький домик, единственное назначение которого – стать убежищем для миссис Риддинг, значило положиться на мнение мисс Моул, что саму маленькую миссис могло и возмутить. А кроме того, это значило преднамеренно вовлечь экономку мистера Кордера в дело, которое заведомо может повредить ее репутации. Заботой мисс Моул о своей репутации можно было удовлетворительно объяснить легкое раздражение по отношению к мистеру Бленкинсопу, что не отменяло желания ответить согласием. Такие приглашения поступали ей не каждый день, и сколько бы она ни раздражалась, мистер Бленкинсоп ей нравился, и перспективы провести целый день в его компании, даже если он будет занят делами, в деревне, созерцая голые ветви деревьев на фоне серого неба и бледные поля с коричневыми прогалинами, было достаточно, чтобы вызвать у нее улыбку, не говоря уже о призрачном шансе увидеть примулу.

Мистер Бленкинсоп выражал надежду, что она сумеет освободиться в следующее воскресенье, но опасался, что это будет непросто, и даже игриво предложил (попутно от волнения забыв о формальном обращении в начале записки) сослаться на обычную в таких случаях бабушку или тетю, чья болезнь или похороны срочно вызвали ее в деревню. Ханне, однако, не требовались упомянутые дамы, поскольку у нее был арендатор, а предубеждения мистера Кордера против воскресных развлечений не распространялись на дела, особенно если она сумеет объяснить, что ни в какой другой день сделать их невозможно. Беда заключалась не в мистере Кордере, а в отсутствии подходящей одежды для загородной прогулки. У нее были туфли, но не нашлось ни хорошо скроенного твидового пальто, ни пестрого шарфа или яркой шляпки. Жизнь мужчин куда проще, их праздничные дни не омрачает вопрос: «Что надеть?», выбор скучен, но легок. Ханна посмотрела на свой потрепанный головной убор и вздохнула. Пересчитав свои скудные сбережения, она перевела их во столько‐то приемов пищи и ночевок под крышей; потратить хоть пенни было бы безумием, но почему бы и не сойти с ума? Невелика разница, будет у нее пища на месяц или на день, и, положив кошелек в карман, экономка решила пройти по магазинам. Начались январские распродажи, и она могла совершить выгодную покупку. Или, к примеру, спасти богатого старого джентльмена, выдернув его из-под колес автомобиля, – тогда за будущее можно не волноваться, раз уж она осмелилась рискнуть своей жизнью. И Ханна отправилась в путь, твердо веря, что чудо обязательно произойдет, морально готовая к расточительству, но обладая при этом приятной уверенностью, что при желании сможет удержаться от безумных трат. Такое настроение было самым подходящим для похода по магазинам. Запах весны в мягком воздухе, мысль о воскресенье и кошелек, крепко зажатый в кармане пальто, как вино пьянили мисс Моул, которая шла своей легкой стремительной походкой, пока не показались магазины, а затем сбавила шаг, заглядывая в витрины. Однако возбуждение оставило ее прежде, чем она ушла слишком далеко. Такой уж привередливой Ханна уродилась, и горы одежды с наглыми ценниками ее не привлекали. Она знала, что потрепанное дорогое платье смотрится приличнее, чем новое, но дешевое, поэтому развернулась и двинулась обратно вверх по склону, время от времени оглядываясь на чудесный вид, который не стоил ей ни пенни.

Поднявшись на холм, она заметила фигуру Лилии, суетливо спешившей в обратном направлении, и глаза мисс Моул вновь загорелись предвкушением. Раз уж не вышло купить новую шляпку, то почему бы не развлечься, и она так громко и радостно поприветствовала дорогую кузину, что Лилия заозиралась в поисках путей отступления.

– Давай зайдем выпьем чаю, – предложила Лилия, указывая на чайную, в которой они встретились тем октябрьским вечером, когда мисс Моул впервые увидела мистера Бленкинсопа, и Ханна последовала за кузиной в самый укромный уголок.

– Я давно хотела тебя повидать, – начала миссис Спенсер-Смит.

– А по тебе и не скажешь, дорогая, что ты довольна встречей, – грустно констатировала Ханна.

– Я и недовольна. На самом деле я просто хотела тебе сказать, чтобы ты занималась своими делами и не лезла в мои. Я не нуждаюсь в инструкциях, как себя вести, Ханна, так что твое письмо было лишним.

– Да какие инструкции, дорогая, разве что пара намеков! Ты велела мне лаять, чтобы предупреждать об опасности, вот я и пролаяла. Ты сама внедрила меня в этот дом, чтобы я позаботилась о мистере Кордере, чем я и пытаюсь заниматься. Я думала, ты порадуешься. Кстати, кто платит за чай, ты или я?

– Неважно. Я хочу добраться до сути дела с Говардом.

– Но для меня это важно, Лилия! Если плачу я, то закажу булочку. А если ты, то начну, пожалуй, с гренков со сливочным маслом.

– Бери все, что хочешь, – царственно разрешила Лилия. – Я полагаю, мальчик бежит от неприятностей, но, конечно, его отец в этом никогда не признается. Преподобный наговорил мне кучу чепухи о темпераменте и жизни на свежем воздухе, и я по возможности постаралась облегчить его совесть, но ему следовало больше мне доверять! Я очень уважаю Роберта Кордера…

– И это ничто по сравнению с его уважением к тебе, – с чувством перебила Ханна. – Единственное, что беспокоило проповедника в истории с Говардом, – страх, что ты обидишься. У него благородный характер, Лилия.

– Хм, – задумалась кузина. – Я не удовлетворена, но должна сказать, что мистер Кордер очень хотел вернуть деньги, которые я потратила на учебу его сына. Откуда он возьмет такую сумму, я не знаю, но если преподобный способен ее возместить, то, видимо, моя помощь и не требовалась. Неприятная мысль.

– Тогда не думай об этом. Просто помни, что ты счастливая женщина. Если бы мистер Кордер восхищался мной, как восхищается тобой…

– Не впадай в сентиментальность, Ханна. Тебе не идет. Преподобный считает тебя способной женщиной, но и только. Я позаботилась это выяснить.

– Неужели?

– Да, представь себе. В приходе о нем и так мелют слишком много чепухи, и, право, Пэтси Уизерс заставила меня краснеть за нее на вечеринке. Она, да еще мистер Пилгрим…

– А что такое учинила Пэтси? – быстро спросила Ханна. – Я не видела.

– Конечно, не видела, – сухо сказала Лилия. – Ты была слишком занята монополизацией мистера Бленкинсопа, и должна тебе заметить, что мистер Кордер обратил на это внимание. Ты поступила несправедливо, Ханна, ведь там присутствовало столько незамужних девушек.

– Ох, дорогая, я ничего не могла с собой поделать. У меня к нему роковое влечение. И угадай почему? Потому что мистер Бленкинсоп, несомненно, счел меня королевой бала.

– Я приглашаю молодых людей ради девушек, а не для того, чтобы ты упражнялась в остроумии. Знай я, что Сэмюэл больше не посещает часовню, как сообщил мне мистер Кордер, я бы вообще не стала его приглашать. И никто, как выяснилось, не переживал бы из-за его отсутствия, так что это полностью твоя вина. Ты знаешь, куда он теперь ходит?

– То есть?

– В какую церковь?

– А! То туда, то сюда. Он предложил взять меня с собой в воскресенье.

– Бред! – заявила Лилия, но не без сомнения. – Что ж, мистер Пилгрим вряд ли переманит его к себе после того, как выставил себя дураком, и в этом как раз виноват Эрнест. Кстати, что ты думаешь о новом проповеднике? – Глаза миссис Спенсер-Смит блеснули подозрением. – Он сказал, что знал тебя раньше, и просто сгорал от любопытства.

– Естественно, – отмахнулась Ханна. – Как мне тебя убедить, что я незабываема?

– И он обитал в твоих краях, – продолжила Лилия, – но поскольку ты там уже много лет не живешь… – Она вздохнула. – Я бы хотела быть за тебя спокойна.

– Даже не пытайся, – предупредила мисс Моул. – Я пока не готова ничем с тобой поделиться.

– Я думаю о твоем же благе, Ханна. Мне совершенно не понравились манеры этого человека. Если есть что‐то, о чем я должна знать, лучше признайся сразу.

Ханна покачала головой:

– Я не предам его.

– Его?! – вскричала Лилия.

Ханна изобразила улыбку, которую так любил Уилфрид и которой Лилия не доверяла.

– Полагаю, тебе не приходило в голову, что он и сам может тревожиться из-за своих маленьких тайн?