Все детективщики были под подозрением.
Астролягова давило предчувствие, что он занялся не своим делом, но бросить журналистское расследование было бы непорядочно, и он двигался дальше, с каждым шагом сомневаясь в себе всё больше и опасаясь реакции коллектива.
Жизнь в издательстве забила ключом. Наступили майские праздники. На улице растаял последний сугроб. Тантлевский съездил на «Интерпресскон», отхватил премию и приложил фантаста-недоброжелателя бутылкой по голове. На Игоря завели уголовное дело, но отпустили домой, чему он не шибко радовался — четверо детей, орущий младенец, больная жена и энергичная тёща превратили для него следственный изолятор в манящую тихую бухту, недостижимую как горизонт и недоступную как мираж. Игорь крепился и вечером шёл домой, стиснув зубы.
Случился скандал. Жорик выпустил сборник эссе «Девочки выходят на помост» о карьерном росте юных спортсменок. Благодаря пикантным подробностям, книга взлетела, и тем вызвала шквал возмущений от завидующих издательскому успеху ревнителей морали. На интернет-порталах опубликовали две разгромные статьи и разоблачительную еженедельную колонку популярного колумниста, которые не сделались поводом для возбуждения уголовного дела, но возбудили интерес оптовиков и читателей.
Роман «Девушка из Гатчины» продавался очень хорошо. Трёхтысячный тираж ушёл за месяц.
— Теперь ходи с оглядкой, — Игорь возвратился с совещания, сияя как начищенный чайник. — Такова цена успеха. Графоманы за это убить готовы. Понятно, что угрозы у них пустые, но эмоции-то настоящие.
— Следующий детектив будет ещё круче, — заверил Григорий. — Пусть МТА на желчь изойдут. Я авторов никогда не боялся. Я сам автор!
Тантлевский при всех поздравил его и сообщил, что будут делать допечатку заодно и всех старых детективов Григория, которые тоже разобрали, благодаря взлетевшей новинке. Астролягов оказался удивлён, ведь книга, по его оценке, была так себе.
«Не иначе, Нуцик расстарался», — сердито думал он.
Ему самотёком поступила очередная печальная вариация на тему «Дурак пробует свои силы». Теперь Астролягов думал, что написать автору и как не обидеть, но потом решил не отвечать вовсе, а если будет ныть, замести проблему под ковёр. Ему было не жалко молодых талантливых авторов, и он готовился зарыть талант поглубже, едва тот начнёт вонять.
Один из авторов Игоря, которого Астролягов никогда не видел, имени не знал и узнать не желал, сидел на стуле и распинался:
— Требовать от писателей заменить мат пристойной лексикой — всё равно, что заставлять людей есть вместо сахара подсластители.
— У нас сейчас эпоха такая, — смиренно растолковывал Игорь. — Эпоха подсластителей.
— Да что вы говорите! — всплеснул руками автор. — Когда она началась?
— С первого июля две тысячи четырнадцатого года, — поведал ведущий редактор своему ведомому автору. — Написать-то вы можете, но по закону издательство будет вынуждено запаивать книгу в полиэтилен, чтобы дети в магазине не открыли и не узнали ужасные слова.
— А то они не знают!
— Знают, — смиренно вздохнул Игорь.
— В интернете только матом и ругаются, а все дети сейчас в интернете.
— В интернете, — признал многодетный отец.
— Но ведь они и так всё знают, а, кто чего не знает, тот прочёт в сетях.
— Прочтёт.
— Или ему в школе расскажут.
— Расскажут.
— Так почему нельзя писать в книгах?
— Можно, но издательству придётся книги запаивать в плёнку, а это лишние расходы и мы на них не пойдём.
— А много расходов?
— Стоит недорого, но, чтобы не возиться, мы просто не возьмём рукопись с матом.
— Но это же абсурд!
— Абсурд.
— Так почему вы не берёте?
— Потому что закон такой. Поправки в закон о средствах массовой информации и в Кодекс об административных правонарушениях внесли ещё в апреле тринадцатого года, а отдельный Закон приняли через год. Мы — издательство законопослушное, мы законам подчиняемся и Кодекс чтим.
— Бред какой-то.
— Закон таков, но это закон, — в свою очередь развёл руками Игорь. — Вы пишѝте, а мы не опубликуем.
— Зачем отрезать мачо яйца, если своих нет… — вопрос прозвучал настолько жалко, что и не понять было, ещё вопрошает автор или уже принимает неизбежное.
— Давайте, сделаем приятное правительству — подсластим ему без чая, — стал примирять ведущий редактор писателя с властью. — Используйте экспрессивные выражения вместо обсценной лексики, так вы добьётесь большей выразительности и не огрубите текст.
— Больше драматизьму, — вставил Григорий. — Плебсу это нравится.
— Но, когда драма и накал страстей, тогда герои неизбежно конфликтуют, спорят, бранятся, могут не сдержаться и ругнуться матом.
— Пусть лучше бьют друг друга, чем матом ругаются, — предложил творец хорошо продающегося нуара. — Где вы видели в киноклассике, чтобы герои Алена Делона или Хэмфри Богарта матерились? А ведь фильмы с ними отличные.
— То есть вы считаете, что лучше руки распускать, чем решить проблему словесно? — оторопел писатель.
— Речь идёт о художественном произведении, которое мастер создаёт в рамках закона, — здраво рассудил Григорий. — В жизни-то я никого пальцем не трону, не то, что матом оскорбить.
Автор вспомнил что-то о себе и сконфузился.
— Но ведь я пишу реализм, — возразил он.
— У меня тоже реализм, но это художественный реализм, — стараясь не улыбаться, пояснил Григорий. — Главное качество художественного реализма заключается в его непохожести на бытовой реализм. За это читатели любят книги. Поэтому люди бегут от прозы жизни к художественной прозе.
— Но ведь, герои столько не выдержат, чисто по-человечески, никакого здоровья не хватит решать все вопросы не языком, а руками, — не унимался автор. — Если постоянно драться — кулаки собьёшь.
— Не любите вы ударные инструменты — молотки, рашпили, — ухмыльнулся Григорий.
— Люблю, у меня есть микроскоп.
— Он хорош только гвозди забивать.
— По лысине можно стукнуть! — с воодушевлением принялся доказывать автор полезность инструмента. — А если другого выхода нет, то и гвозди выпрямлять сгодится. Нужная в хозяйстве вещь — микроскоп.
И все в редакции согласились, что, полезнее микроскопа, игрушку трудно сыскать, кроме Григория, который из спортивного интереса никогда не сдавался.
— Большинство проблем в жизни можно решить разрезанием, — заявил он, с характерным клацаньем замка раскрывая «Спайдерку Полис», этих ножиков у него водилось, как у дурака махорки — Там, где нельзя решить разрезанием, помогает льняное масло.
«Большинство проблем в жизни… — озадачился Астролягов, и тут же пришла следующая мысль: — Все лгут!»
Интернет позволяет узнать, у кого насколько много времени.
Астролягов подолгу заседал теперь в сети, отслеживая блоги подозреваемых и стараясь нарыть информации в комментариях на окололитературных форумах. Алла обижалась за невнимание, а Григорий польстил вопросом:
— Как поживает наш грузинский князь Карадзинский?
Он явно меньше сидел в мировой паутине, чтобы осведомляться об известных фактах из жизни знаменитости у ея бывшего редактора.
Астролягов надулся от важности и доложил во всеуслышание:
— Он эмигрировал, не вынеся ужасов Этой Страны, где его затравили прикормленные совковым государством историки из закоснелой академической среды.
Редакторы навострили ушки, и тогда Алексей поведал жареные факты, которых за апрель и май набралось в изобилии.
Черкезишвили объявил в Живом Журнале, что уезжает навсегда. У него будет свой замок во Франции, который купит на гонорары от бестселлеров. И он с женой действительно эмигрировал. Через месяц замок превратился в шато в Альпах. Чуть позже маркиз Арманьяк застенчиво поведал, что до покупки недвижимости во Франции снимает в Черногории домик почти на берегу моря, но какая разница, если там везде рай?
И, главное, нет давящей атмосферы тоталитаризма.
Он так часто начал писать об этом, будто старался себя в чём-то разубедить.
— Ехал бы лучше на Кавказ, — высказался Григорий, ознакомившись с записями в уютненьком дневничке a_r_maniak.livejournal.com. — Приник бы к корням. В его возрасте пора привыкать к земле.
— Виноградную косточку в тёплую землю зарыл бы, — злорадно подсказал Игорь.
— Писателю в изгнании никакой источник дохода лишним не будет, — признал Алексей. — Странно, что его ранние вещи, на которые у нас договор закончился, «Глагольные скрепы» не переиздают.
— На них были хорошие отзывы в прессе, — припомнил Дима, но Григорий заметил с присущей ему практичностью:
— Отзывы — для лохов, сводки отдела сбыта — выбор мастеров. Для переиздания нужно знать, сколько продали в прошлый раз. Откуда у «Глагольных скреп» данные по реализации, если наша бухгалтерия перед ними не отчитывается?
— Или Матвеев права не отдаёт, — предположил ведущий редактор. — Как Черкизон к шефу, так и шеф к нему.
— Или Нуцалханов, — тоном знатока добавил Григорий. — Гайдар будет мстить предателю до последнего дыхания.
— Чьего? — спросил Астролягов.
— Это мы узнаем, только когда по реке времени проплывёт труп последнего врага, — сказал Григорий и рассмеялся сухим трескучим смехом.
Тантлевский с большой охотой покивал.
— С Гайдаром лучше не спорить, — поддержал он. — На фирме он возглавляет не только отдел продаж, но и отдел пропаж, и решает вопросы.
Астролягов деланно засмеялся.
— А что у нас пропало-то? — спросил он. — Вроде бы всё на месте. Или воруют со склада тиражи?
— Это было бы неплохо, — серьёзно сказал Игорь. — Если бы украли все тиражи, мы напечатали бы ещё нужных книжек, а ненужные не печатали, чем существенно разгрузили складские площади.
— А вот если бы пропали все МТА… — мечтательно произнёс Григорий.
Дима даже вздохнул.
Завздыхали и другие редакторы, столь близка была тема.
— Молодых талантливых авторов надо убивать, — с неизведанным доселе чувством признался Астролягов. — Таланты надо хоронить, пока они маленькие.
— Вот ты и поработал как следует в нашем издательстве, — заключил Тантлевский.
— Почему Григорий как волк-одиночка? — невзначай обронил Астролягов, когда они с Игорем шли домой. — Либо на работе, либо книжки пишет, на всех рычит. Что с ним случилось?
— Григорий — вдовец, — Игорь замолчал, стал смотреть под ноги. — Они разбились на машине. Григорий уцелел, а жена — нет.
— Я не знал, — пробормотал Астролягов.
— А мы помалкиваем, на фирме это табуированная тема. Григорий до сих пор сильно переживает. Он сидел за рулём и съехал с дороги, а жена была не пристёгнута. Очень себя за это винит.
— Давно случилось?
— В двухтысячном.
— Шестнадцать лет прошло.
— Такой человек.
— Я бы забыл, — ляпнул Астролягов.
— Кто поверит? — Игорь пожал плечами. — Я бы радовался, если бы жена за меня так переживала. Но тут пока не попадёшь на тот свет, не узнаешь наверняка, кто любит, а кто так себе. И почему…
«А кто ещё тебя любит?» — подумал Астролягов, но на всякий случай прикусил язык. Чужая душа — потёмки. Даже если это однокашник и старый приятель, кто знает, что у него в голове творится, что он может выкинуть после неосторожно брошенной фразы? Особенно, если твой друг — отец троих детей, который только что стал отцом четверых.
Приходилось быть чертовски осмотрительным, чтобы не задеть за живое.
Журналист-ищейка начал ко всем относиться с опаской.