Монстры в Академии

Глава 11

Она шла по темному коридору в бесформенных тапках, форменной мантии и без трусов под ней, так как надевать грязное белье на чистое тело сочла неприемлемым действием. Было немного непривычно, но чистое тело требовало чистой одежды. Все равно об этом маленьком секрете никто не знал. Ребята умаялись за день, и в корпусе стояла потрясающая местная тишина, не нарушаемая даже доносящимся из-за некоторых дверей храпом.

В абсолютно черном небе висела огромная белая луна. Раньше Марина ее не замечала — незачем было смотреть вверх. А вот теперь впечатлилась размерами местного спутника. Более того, луна была не одна, и возле горизонта виднелась другая — помельче и красноватого оттенка.

Полосы лунного света, льющегося из окон рекреаций, рассекали ночной полумрак, и в воздухе отчетливо были видны кружащиеся пылинки. Марина сунула руку в один из световых потоков, и рука будто облачилась в белую перчатку. В корпусе сильно пахло пижмой и тысячелистником — это Леам предложил использовать травы вместо мочалок, и прошедшие по коридору чистые магики оставили за собой этот шлейф запахов.

Марина кралась тихонько, чтобы никого не разбудить. Однако возле палаты «Наглость» замерла, подобравшись: из-за двери доносились сдавленные стоны и какое-то жутковатое бормотание наподобие молитвы.

— Ребята, у вас все в порядке? — осторожно спросила она, не торопясь врываться в чужие покои.

Бормотание оборвалось, зато стоны стали громче и призывнее: как будто кто-то звал на помощь, имея кляп во рту.

— Мальчики? — еще раз обратилась к ним Марина и взялась за ручку двери.

— У нас все хорошо! — отозвался Персиваль. — Мы спим!

Слишком поспешно отозвался. Да и стоны никуда не делись.

— Я вхожу, — предупредила Марина.

— Не надо! — крикнул вампир, но было поздно.

Марина открыла дверь и онемела. На полу была расчерчена огромная сложная пентаграмма. По ее внешнему краю горели заново украденные Персиком свечи, а в центре извивался связанный по рукам и ногам Уильям с кляпом во рту.

Глаза у молодого мага были напуганные — похоже, в таком положении он не мог применять свой дар и был совершенно беззащитен перед этими двумя сатанистами. Точнее, сатанист в зоне видимости был только один, но Марина подозревала, что где-то здесь прикидывается ветошью и невидимка-Денеба, который просто не мог пропустить представление в собственной комнате.

— Что происходит? — она сурово сложила руки на груди и воззрилась на вампира в его жуткой рясе.

— Да так… Играем… — тот попытался спрятать за спиной ритуальный нож.

— Персик? — Марина добавила в голос немного угрозы.

— Да мы в шутку, чесслово! — отозвалась пустота в правом углу. — Чисто попугать его хотели, чтоб не рыпался лишний раз. Мы ж из-за него сегодня едва не полегли. Если б те ребята разошлись, и кто-нибудь пострадал, хрен бы мы потом оправдались!

— Ага, — закивал Персиваль, сверкая влажными клыками в угрожающем освещении сатанисткого обряда. — Они бы сказали, что Уилл первый начал, и все. И это, блин, правда! А он теперь, типа, один из нас, и мы, типа, за него. Говнюк!

Персик, вынужденный в присутствии дамы проглатывать все матерные слова, не сдержался и пнул Уильяма в бок.

— А ну, стоп! — рявкнула Марина. — Еще раз тронешь, и можешь прямо сейчас уматывать из корпуса на все четыре стороны! Немедленно развяжи Уилла!

— Да ну зачем? — взвыл вампир. — Вы ж сами сказали за ним присмотреть. Так вот, он плохо себя вел, и мы его наказываем.

— Жертвоприношением? — возмутилась Марина.

— Да мы же так — чисто попугать, — сразу пошел на попятный Персик. — Я, честно говоря, ни одного обряда вызова не знаю. Просто повеселиться хотел и выскочку на место поставить. Сказали ему, что принесем его в жертву, а на его место вызовем иномирного демона, он и поверил. Прикольно же вышло, правда? Смотрите, он от страха аж обоссался!

Парни глумливо захихикали, а Уильям застонал от двойного позора — что повелся и что испугался.

— Я — ваш иномирный демон, — сурово воззрилась на шутников Марина. — А ну, убрали все быстро! Пленника развязать и извиниться. Свечи и нож сдать Леаму, пол протереть, а завтра — помыть. Наказаны все трое! Уильям — за то, что из-за него чуть весь класс не пострадал, а вы двое — за самосуд! Завтра вместе с Амадеусом будете нужник достраивать.

Ей в ответ донесся уже тройной стон: похоже, пленник быстро сориентировался, что умирать в пентаграмме проще, чем нести ответственность за свои действия.

— И чтоб красиво было, тепло и уютно! — Марина требовательно погрозила им пальцем. — А не справитесь — выгоню всех троих. Нет, ну, это ж надо было придумать, а?

Она вышла, сокрушенно качая головой. Вот ведь только отвернись, и опять двадцать пять. Детский сад! Ну, ладно — детский лагерь. И ведь даже не пожалуешься никому: родителей нет, а проректор ответит: «Просто исключите лишних». И ректор, возможно, тоже.

Мысленно посокрушавшись и почти дойдя до своей лаборантской, Марина спохватилась, что хорошо было бы проверить, как выполняется ее указание. Вернулась на цыпочках к двери и прислушалась. Из комнаты доносился сдавленный мат Уильяма: похоже, его все-таки освободили. Затем послышались шаги.

Марина торопливо метнулась назад и в мгновение ока приняла суровую позу. Унылый Персиваль, не ожидавший проверки, вздрогнул при виде ее сверкающих глаз и выронил свечи.

— Ну че, теперь сам обоссался? — ехидно хмыкнул ему в спину Уильям, когда вампир принялся торопливо собирать казенное добро под тяжелым взглядом учителя.

— И правда, демон, — пробормотал Денеба, видимо, имея в виду эффектную засаду Марины.

— Поговори мне еще! — погрозила она кулаком пустому пространству. Затем проводила взглядом Персика до самой комнаты «Мозговитых» и обратно и самолично закрыла за хулиганами дверь. Подумала, открыла снова и безапелляционным тоном заявила:

— Спать!

Парни, не ожидавшие повтора засады, еще раз вздрогнули — теперь уже все втроем: под Денебой покрывало дернулось.

Удовлетворившись, Марина от них отстала. Правда, еще некоторое время постояла в коридоре, улыбаясь в темноте. Ей вдруг стало весело и захотелось похулиганить, но она задавила в себе это желание, одновременно подумав, что вот именно из-за такого «задавливания» и превращается в бесчувственного человека. Раз подавишь в себе эмоцию, другой, десятый. А на сто десятый ты ее уже и не ощутишь — ни хорошую, ни дурную. И потечет жизнь уныло, без всяких радостей — что на потерю кошелька со всей зарплатой никак не отреагируешь, что на его находку.

Пока она размышляла об особенностях человеческой психики, в коридоре, наконец, установилась сонная тишина. И все же откуда-то еще доносились звуки. Что-то едва заметное, вроде всхлипывания. Марина нахмурилась и снова пошла от одной двери к другой, прислушиваясь.

Звуки доносились из «Наивности». Причем оттуда долетали не только всхлипы, но и храп, из чего Марина заключила, что Кассандра крепко спит, а хохотушка Флокси, убедившись, что соседка не видит, рыдает себе втихомолку.

Немного подумав, Марина все-таки вошла. Флокси заметила ее не сразу, а заметив, сразу попыталась притвориться, что спит. Но сделать это было сложно, потому что девочка сидела в обнимку с чучелом птицы, и поза у нее была, мягко говоря, не сонная.

— Ты чего? — шепотом спросила ее Марина, присев рядом на корточки.

— По маме скучаю, — гундосо призналась феечка, шумно шмыгнула и вытерла рукавом лицо.

Девушка тут же пожалела, что спросила. Потерянные родители — не та тема, в которой можно просто погладить по головке, и все пройдет. Вот что ей сказать? Поплачь, станет легче? Но ведь не станет. Марина сама на днях пыталась проплакаться — это помогает, когда сильный стресс или большая неприятность. Но если полжизни псу под хвост, тут никакие слезы не помогут.

Сказать: «Не плачь, все будет хорошо?» Во-первых, безответственное заявление, ведь Марина не может этого гарантировать. Во-вторых, подобная фраза чаще всего вызывает отторжение. Она по себе это знала: страшно бесит, когда тебе плохо, а тут какой-то радужный придурок принимается тебя увещевать, мол, ты только улыбнись, и все пройдет. Так и хочется врезать по этому самому улыбалу.

А в-третьих, девочка почти наверняка плакала из-за прошлого. И плевать она сейчас хотела на то, что будет в будущем. Когда тебе по-настоящему плохо, будущее просто перестает существовать, а если и существует, то видится еще более мрачным — это Марина тоже знала по себе.

Она задумалась, как же поддержать малышку. Флокси была здесь не только самой слабой, но и самой младшей. Ее не обижали — по крайней мере, намеренно — но и в компанию не принимали. И крошечная феечка моталась за взрослыми ребятами, поддакивая и пытаясь подстроиться. Но, разумеется, никому не была нужна ни как друг, ни хотя бы как девушка. Потому что до девушки ей было еще как минимум года три.

— Я никогда не вырасту, да? — неожиданно спросила Флокси, утирая нос пододеяльником, который вечером сыграл роль полотенца, а теперь — носового платка.

Марина широко раскрыла глаза. Ну надо же, как близко она была в своих рассуждениях к мыслям девочки! Хотя и не совсем точно их угадала.

— Вырастешь, — с улыбкой пообещала Марина, прижимая к себе ее хрупкое тельце. — Я тебе помогу.

— Правда? — с неожиданно яркой, как у малыша, надеждой спросила феечка.

— Правда. Кушай хорошо и крепко спи, — сказала Марина, припомнив, что как раз в возрасте Флокси у подростков случается последний рывок роста. — Ты еще не взрослая, ты можешь вырасти. Надо только напитать тело энергией роста, понимаешь? Ну, может, выше всех не будешь, но еще немного подрастешь — это точно.

— Но обо мне больше некому заботиться, — глухо и едва слышно призналась девочка. — Я осталась одна.

— Я о тебе позабочусь, — пообещала Марина, но спохватилась, что это слишком громкое заявление и уточнила: — Сколько смогу, по крайней мере.

— Как мама? — спросила Флокси, сверкнув на нее в лунном свете большими влажными глазами.

— Ну, почти, — сказала Марина.

Флокси неожиданно дернулась, как пружинка, и повисла на ней, крепко-крепко обняв, а затем чмокнула прямо в губы — Марина даже не сообразила подставить щеку. От этого действия по всему телу неожиданно пробежали сильнейшие, но довольно неприятные мурашки — будто от холода.

«Спокойнее, — сама себе сказала Марина. — Это что еще за реакция на детскую веру в чудо?»

Но подсознание было не убедить: то ли оно побаивалось неизвестной магической сути малышки, то ли просто не хотело записываться в «мамы», но такое проявление любви ему не понравилось, и Марине пришлось торопливо покинуть девчачью спальню, пока Флокси не заметила ее странной реакции.

Этот мир определенно сильно влиял на Марину: чувства просыпались одно за другим, в том числе неприятные. Наверное, все это время она пребывала в шоке, а теперь отошла и начала реагировать. И, пожалуй, это было основным по-настоящему серьезным аргументом за то, чтобы остаться здесь навсегда. Ну, или по крайне мере, на пару лет: очень уж давно она не чувствовала себя такой живой.

***

Увы, как и ожидала Марина, спалось ей плохо. Нет, ночью никто не выл, не скребся в дверь, и никакие магические эманации ее не беспокоили. Зато мысли о грядущем возвращении в родной мир преследовали не хуже полтергейста: на какой бы бок ни повернулась Марина, какой бы метод засыпания ни применила, ничего не работало. Хотя устала она сегодня знатно — аж до слабости в мышцах. Впрочем, последняя вполне могла быть образована все теми же дурными мыслями.

Марина ворочалась на узком диванчике и так, и эдак. Старинная мебель когда-то была набита мягким пухом. Но это было давно, а сейчас экологически чистый наполнитель слежался, и как бы Марина ни старалась, взбить его до привычной мягкости матраса не могла. В принципе, это было не так плохо — говорят, спать на твердом даже полезно. Но не когда ты не можешь уснуть.

Она лежала и глядела на смутные тени кустарников, легонько постукивавших в окно. Тени были длинными и расчерчивали весь пол жутковатыми узорами. В комнате было тихо-тихо, и в этой тишине приятно, но слишком отчетливо постукивали ходики.

В дальнем углу комнаты что-то заскреблось. Марина встрепенулась было, но вспомнила, что там в помятом котле теперь живет мышь. Видимо, животное имело привычку к ночному образу жизни. А вот Марина — нет.

Промучавшись примерно с час, она не выдержала. Встала, накинула учительскую мантию, скользнула ногами в тапки и пошлепала искать зверю новое место обитания.

«Поставлю пока в третьей рекреации», — подумала она, выходя с котлом в коридор.

Третья рекреация — точнее, крошечный закуток перед самой аудиторией — была битком забита не разобранным еще хламом. Сунуть туда котел ничего не стоило. Вот только при следующей уборке посудину почти наверняка уронили бы или перевернули, выпустив мышь. А Марине вовсе не улыбалось расплодить в этом здании грызунов. Надо было поставить так, чтобы видно было: вещь стоит отдельно, не просто так.

Высмотрев у самого окна какой-то чугунный крюк, торчащий из стены, Марина принялась осторожно протискиваться мимо горы мусора. Девушке не хотелось неосторожным движением вызвать падение какой-нибудь железяки и перебудить полкласса, так что двигалась она очень медленно — практически кралась.

Стоило ей достичь своей цели и повесить котел на крюк, как она услышала скрип двери.

— Тихо ты, придурок! — шепотом разнеслось по коридору. — Разбудишь Малинку.

— Я что, виноват, что петли не смазаны? — возмущенно ответил второй голос. — Шессер, ты идешь?

— Я пас, — глухо донеслось, похоже, из глубины комнаты. — Если меня еще раз с этим поймают, виселицы не избежать.

— Да кто тебя поймает? — отозвался первый голос: похоже, Амадеуса. — Тут сторож — божий одуванчик. Я вчера свинтил из Академии, он и не прочухал. Если б не Малинка, я бы и обратно зашел, никем не замеченный.

— Ох, по острию ходишь, Модька, — ответил Шессер. — Это игра до поры до времени. Тебе только кажется, что все на мази, но однажды попадешься, и все. Сам на дно пойдешь, и Шера утянешь.

— Если ты когда-то попался, это не значит, что я такой же непрушник, — фыркнул хвостатый. — Тебя свои же сдали, а у меня все продумано, и люди надежные. Пошли, Шер. Ну его.

Дверь снова скрипнула, и по коридору зашуршали едва слышные шаги.

Марина нахмурилась: похоже, тут затевалась какая-то уголовщина. Девушка по привычке схватилась было за телефон, соображая, какими словами лучше разбудить завуча по воспитательной работе, чтобы тот быстрее сообразил, почему его будят среди ночи… но вовремя спохватилась.

— Блин! — шепотом выругалась Марина, убирая бесполезный аппарат в карман. Она вздохнула и стала красться следом за ребятами, размышляя, что делать.

Выйти на порог и окликнуть? В лучшем случае сделают вид, что ничего такого не замышляли. В худшем — убегут в неизвестном направлении, забив и на школу, и на нее. И в обоих случаях так или иначе доберутся до своей неизвестной уголовной цели.

Позвать на помощь? Кого? Местный завуч вряд ли обрадуется ночной побудке. Это в ее родном мире одним только подозрением на детскую уголовщину можно выдернуть из постели и завуча, и директора — все откликнутся, лишь бы только ребенок не пошел по наклонной, а в школу потом не нагрянули стражи порядка и разрушительный гнев общественности. А тут всем плевать на судьбу двух и без того подозрительных типов.

Продолжать следовать за ними? А вдруг там что-то опасное? Шессер явно на полном серьезе сказал про виселицу. Марина, правда, не знала, за что он сидел, человечно предполагая какую-нибудь ерунду. Но дети, воспитанные на задворках общества, порой бывают чрезвычайно жестоки и не чувствуют угрызений совести, ибо эта самая совесть в них еще не образовалась.

Но особо раздумывать было некогда: Марина уже вышла на крыльцо и увидела, как ребята по одной из тропинок направляются к лесу.

— Я об этом пожалею, — вздохнула она и надела туфли.

…

Сумерки уже сменились глубокой темнотой ночи, и косо светящая луна не столько освещала землю, сколько плодила множественные фантомы, в которых сложно было разобрать, где реальный объект, а где его тень.

Марина торопливо перебегала от одного укрытия к другому, чувствуя себя спецназовцем, идущим на опасную операцию. Каблучки не стучали: территория двора слишком давно и надежно заросла травой, а ребята хоть и помяли ее, но вытоптать тропинки до твердой земляной корки не успели, так что шаги девушки были не слышны.

Марина очень переживала, что когда войдет в лес, окончательно потеряет ребят из виду, а может и потеряется сама, ведь сквозь густую крону вряд ли проникал лунный свет.

Но оказалось, все было наоборот. Причудливые контрастные тени, которыми был разрисован двор, здесь отсутствовали. И хоть под сенью деревьев было очень темно, два черных пятна были хорошо заметны впереди. Оставалось только незаметно…

Хрясь!

Сухая ветка с громким треском сломалась под ногой Марины. Девушка метнулась к ближайшему дереву и вжалась в него с бешено бьющимся сердцем, забыв, что преследует все же не лютых уголовников, а своих учеников.

— Стой! Ты слышал? — донесся до нее взволнованный голос Шермана.

— Может, животину какую спугнули? — без особого страха предположил Амадеус. — Тут лес богатый, зверья много.

— А что, если за нами следят? — понизил голос Шерман.

— Кто? — фыркнул демон. — Я еще понимаю, если б на месте встречи засаду устроили. А тут, у самой Академии… Не дрейфь, русалочка!

Он пришлепнул сирену между лопаток, подбадривая. Чуть успокоившаяся Марина выглянула из-за дерева.

— Знаешь, Модька, мне что-то тоже не нравится эта идея, — Шерман, которого в такой темноте можно было узнать только по характерному снопу косичек, потер себя за плечи и огляделся. — Может, отменим все, пока не поздно?

— Двинулся? Я уже деньги заплатил! — возмутился Амадеус. — Между прочим, весь общаг слил!

— Ты идиот? — ужаснулся Шерман. — Шессер тебя убьет!

— Пфф! — отозвался демон. — Я все верну, вот увидишь. Еще и с процентами. Да что там с процентами. В два… нет, в три раза больше ему отдам, идет? Ты хоть понимаешь, какие в этой теме деньжищи крутятся?

— Меня именно это и пугает, — признался Шерман. — Где большие деньги, там большие проблемы.

— А ты хочешь всю жизнь разнорабочим горбатиться? — пристыдил его Амадеус. — Ну, дерзай. Тапки шить и по дому работать тебя Малинка уже научила. Вот учебный проект по строительству деревенского нужника защитишь, и вперед — в деревню, батраком. Баланда и коврик у двери обеспечены. Может, даже баба какая того же толку перепадет. Одна на всех.

— И все равно, — вздохнул Шерман. — Только ведь на свободу вышли. Тебе самому не страшно?

— Разве это свобода? — возмутился демон. — Свобода — это когда вкусно жрешь, мягко спишь и никто тебе не указ.

— Так не бывает, — возразил Шерман.

— А это смотря, сколько у тебя золотишка, — хмыкнул Амадеус. — Короче, кончай праздновать труса, мы почти на месте. Тем более, купить не сложно. Вот продать — это да, посложнее будет. Но я тут уже обработал пару цыпочек. Одна, кстати, городская, приехала в деревню «ипохондрию лечить». Ваще в тему! Я, правда, ее немного уже «полечил», хехе. Но, думаю после этого она мое предложение только с большей охотой выслушает.

— Ты что, девкам собрался эту дрянь толкать? — изумился Шерман. — У них же денег нет! Все средства — отцовские.

— Сразу видно, что сопляк ты еще зеленый и жизни не знаешь, — укорил его Амадеус. — Да на девок больше всего денег и уходит! Кружева, шмотье, притирания и бальзамы всякие. Богатые папаши на своих дочек тысячи золотых спускают, а на что все это идет — и сами не знают.

— Слушай, Модя, мне что-то эта история все меньше нравится, — сказал Шерман. — Я думал, мы придуркам всяким укуренным будем эту дрянь толкать. Но нормальных девок подсаживать — это… подло как-то.

— Шер, наивный ты человек, — вздохнул Амадеус. — Оглянись. Где ты тут видишь чистый и справедливый мир? Ты, я, все наши ребята — мы такой дряни насмотрелись, столько дерьма хлебнули, что верить в справедливость можем разве что под кайфом. Нет никакой подлости. Есть только ты сам и деньги. Если у тебя они есть — тебе хорошо, ты король, и все кругом пыль пред тобой лобызают. Если нет — ты никчемный бродяжка, и все об тебя ноги вытирают. Пошли.

Демон пихнул друга, подгоняя вперед. Ребята торопливо пошли по тропинке, забирая вправо, к просеке.

Марина засеменила следом, внимательно глядя под ноги, чтобы опять не наступить на ветку. Она начала серьезно переживать за этих двоих, из контекста догадавшись, во что они вляпались. Точнее, только собирались вляпаться.

«Эх, жаль, за дядей Мадей нельзя было заскочить, — сокрушенно подумала она. — Хоть спугнули бы, мужским-то голосом».

И тут ее осенило. Марина аж подскочила на месте, ошарашенная собственной то ли гениальностью, то ли наоборот. Идея была чумная, но так как других не было, девушке пришлось приступить к выполнению этой.

Выследив ребят до самой просеки, Марина не стала выбираться на хорошо освещенный участок. Вместо этого она принялась тихо-тихо приближаться к парням под защитой наросшего вдоль края леса кустарника, пока не отыскала удобное дерево — с низко расположенными ветвями. Увы, оно было не так близко к месту действия, как ей хотелось. Но, возможно, это было к лучшему: так было меньше шансов попасться на издаваемом ею шуме. А так ее шаги и шебуршание вполне скрывались среди шелеста листвы под ветерком, что здесь гулял.

Пока она медленно-медленно карабкалась на самый верх, стараясь слиться с природой, внизу появились еще три действующих лица: один плюгавый мужичок и два бугая справа и слева от него.

Они подошли со стороны деревни. Луна хорошо освещала их лица, и Амадеус, узнав нужного человека, не стал спрашивать, кто идет, а просто махнул рукой и сам пошел навстречу.

Марина замерла, поняв, что ее план может сорваться по одной простой причине: ребята сейчас не только подойдут к ее дереву, но и пройдут мимо. Но, к счастью, в какой-то момент нервничающий Шерман дернул друга за рубаху и тот обернулся, чтобы сказать ему пару ласковых.

Этой задержки новопришедшим хватило, чтобы приблизиться к дереву Марины, и она вздохнула с облегчением. План не сорвался, напротив: теперь они стояли практически под ней. Вот бы только переступить во-он на ту ветку, и тогда совсем «огонь».

Чувствуя себя ниндзя, Марина начала по миллиметру осуществлять свой план, стараясь даже не дышать, чтобы не выдать себя: мужчины стояли в каких-то двух метрах под ней, и любое быстрое движение или звук были бы сразу замечены ими. Сердце девушки бешено колотилось, в ушах бухал пульс, а по лбу и вискам потек пот. Эх, давно она не занималась экстремальными видами спорта. А уж такого нервного напряжения и вовсе не испытывала еще никогда.

Она так напряженно работала над своей задачей, что большую часть разговора банально пропустила мимо ушей и принялась слушать только тогда, когда, наконец, облегченно перенесла вес на обе ноги и достала телефон.

— … Только чтоб в центр города ни ногой, — предупредил плюгавый мужичок Амадеуса, протягивая ему какой-то сверток. — Там наша территория. По окраинам, в принципе, можете пошариться. Но, честно говоря, с такими рожами советую вообще в город не соваться. Работайте по деревням и крупным поселкам — всем проще будет.

— Обижаешь, Габби! — возмутился Амадеус. — Зачем так ограничивать? Я ж свой.

— Какой ты свой? Ты ся в зеркале видел? — мужичок смачно схаркнул в ближайший куст. — Сказал: не нарывайся, и все путем будет. Кто сильно умный, тот долго не живет.

— Мы поняли, — пискнул Шерман. — Пойдем, Модя.

Он дернул друга за рукав.

— Ку-уда? — мужичок кивнул охранникам, и те вынули ножи. — А деньги?

— Какие деньги, Габби? — искренне возмутился Амадеус. — Я тебе все заплатил.

— Это ты за товар заплатил, — пояснил мужик. — А за «крышу» — нет.

— Ну, еж твою лядь! — едва слышно прошипел Шерман, заметив, как мужики с ножами привычно разошлись в стороны. — Я так и знал, что вляпаемся…

— Э, погодь, чувак! — демон выставил перед собой когтистую ладонь. — Не кипиши, все норм, я тя понял. Сколько?

— Двести монет, — неприятно улыбнувшись, заявил мужик.

— Скока?! — опешил Амадеус и едва не выронил сверток. — Да мы за товар меньше заплатили, ты чё?

— Модька, на хрен это все, — торопливо забормотал ему в спину нехило напуганный Шерман. — Просто верни ему сверток и давай свалим. Типа, ничего не было.

— С какого перепугу? — возмутился Амадеус. — Я столько бабла за эту дрянь вывалил. Твоего, между прочим, тоже. А ты просто так отдать хочешь? Мля, мужики, так дела не делаются!

— А че, поспорить хочешь, хвостатый? — неприятно улыбнулся мужичок. Его телохранители переглянулись.

— Модька, валим отсюда, пока не поздно! — повторил Шерман, уже откровенно прячась за накачанную спину друга.

— Никуда вы, пацанята, не свалите, — предупредил их мужик. — Раз дело пошло, то негоже его вот так бросать. А ну как вы нас сдать захотите? Нам такое не по душе, так и знайте. За деньжата мы поговорим. Раз сейчас нету — значит, будете по частям платить.

Слушая эту самодовольную речь, Марина трясущимися руками тыкала в смартфон, отыскивая в горе мусора нужные файлы. Она уже слышала подобные разговоры. Еще в детстве, когда отец был с ними. И знала, что ничем хорошим они не заканчиваются: тому примером был факт отсутствия у нее отца на данный момент. И хоть девушка отчаянно трусила, неожиданно оказавшись в кошмаре из детства, но учительская привычка действовать согласно построенному заранее плану урока невзирая на обстоятельства заставляла ее продолжать поиск.

«Есть!» — мысленно сказала она, наконец, отыскав нужный файл. Вывела звук на максимум и врубила на весь ночной лес «О, фортуна!».

Пятеро лиходеев — три действующих и два начинающих — синхронно вздрогнули и присели, оглядываясь по сторонам. Что такое музыка, местные жители знали. А вот факт ее присутствия посреди леса стал для них полной неожиданностью. Хоть звук был не очень качественным и на полноценный хор с оркестром не тянул, но все же разносился широко, а в тишине и тьме ночного леса звучал еще и жутковато.

Хор старательно выводил леденящие речи на латыни, ударные били по нервам. Марина аж сама покрылась мурашками — впрочем, скорее, от страха разоблачения. Она уже снова торопливо тыкала в экранчик, отыскивая еще одну функцию.

«А теперь спецэффекты!» — мысленно скомандовала себе девушка, дрожащим пальцем тыча в значок фонарика и направляя пучок света вниз.

— А-а! — мужики теперь уже откровенно шарахнулись. Ангелы, поющие над их головами суровые гимны, и яркий прицельный свет с небес сделали свое дело, и все пятеро рванули со всех ног в разных направлениях.

— Бу! — едва не срываясь в смехоистерику, тихо шепнула им вслед Марина, наслаждаясь свежим воздухом, хорошей музыкой и своим триумфом.

«Да здравствует классика двадцатого века! — мысленно проскандировал внутренний голос. — А теперь слезай и догоняй придурков — они бегут не в ту сторону. Сейчас еще заблудятся со страху, искать их потом».

— Точно! — Марина не столько слезла, сколько свалилась с дерева, сходу перейдя на спринтерскую скорость. Бежать стало ощутимо легче — теперь у нее был фонарик. А бегом она занималась уже много лет, чтобы ее коллектив ежегодно побеждал в многоборье от профсоюза.

Обогнуть парней было не сложно: с перепугу они то и дело спотыкались, врезались в деревья, влетали в кустарники и падали в овраги.

«Ничего, пусть чуток побьются, — прокомментировал этот процесс внутренний голос. — У тебя на них все равно рука не поднимается, так пусть сами себя накажут».

Марина была не совсем согласна с внутренним голосом, но спорить все же не стала. Обогнув парней справа, она подправила их траекторию и начала загонять в сторону корпуса — благо, отошли они не очень далеко, и Марина хорошо себе представляла местоположение если не корпуса, то по крайней мере, Академии в целом. Куда-нибудь да выйдут. Главное, что в сторону бескрайнего леса они больше не бегут.

Вышли они все же во двор родного корпуса. Правда, не по той тропинке, и не совсем вышли — парни, скорее, выкатились, сметя очередные кусты. Споткнулись о брошенные «футбольные ворота» и растянулись на земле перед самым крыльцом, не добежав до него пару метров.

— А ну, стоять, паскудники! — прикрикнула на них запыхавшаяся Марина, хотя они уже лежали, и попыталась попасть на бегу по кнопке паузы. Это удалось ей не сразу, но все же спустя мгновение музыка резко смолкла, а парни замерли, шокированные теперь уже тишиной.

— Ну, вы… ну, я вас… — начала Марина, но поняла, что задыхается, и встала, упершись руками в колени. В боку кололо, а мышцы, которым дали слишком резкую нагрузку без всякой разминки, горели. Одно сухожилие под коленкой даже неприятно тянуло.

— Мы ничего дурного не делали! — пустился в оправдания Амадеус, загораживаясь от бьющего ему в лицо света. — Церковь за такое не судит!

Мертвенно бледный Шерман активно закивал.

— Церковь, может, и не судит, — отдыхиваясь через слово, тяжело сказала Марина, отводя фонарик сторону. — А я вот осуждаю.

— Марина Игоревна? — не поверил своим глазам Амадеус, прищуриваясь и подаваясь вперед.

— Нет, блин, ангел небесный, — фыркнула она. — А ну, дай сюда эту гадость.

Она протянула руку и вырвала из рук демона подозрительный сверток, пока парень не пришел в себя.

— А теперь спать, быстро! — негромко, но выразительно рявкнула она. — И чтоб до рассвета от вас ни слуху, ни духу. Ясно?

Помятые и в усмерть исцарапанные парни активно закивали, подорвались с земли и поспешили в корпус.

— Стоп! — снова скомандовала Марина.

Парочка замерла в неудобных позах.

— Тапки надеть не забудьте, — уже спокойным голосом напомнила Марина. — Спокойной ночи.

— С-спокойной ночи, — нестройным дуэтом откликнулись они и исчезли в темноте коридора.

— Ну, теперь-то я усну? — спросила сама себя Марина.

«И не надейся, — хмыкнул внутренний голос. — Полагаю, ты сейчас часа два будешь ахать и охать на тему того, куда спрятать эту дрянь, а потом до рассвета будешь истязать себя переживаниями, не придут ли по твою душу бандюки или местные стражи порядка».

Марина резко помрачнела. Внутренний голос знал ее, как облупленную.