Мороз и ярость

ГЛАВА 12

Д

ни недосыпания и усталости наконец настигают меня, и после ужина я проваливаюсь в глубокий сон. Скорее всего, есть какое — нибудь место, где можно посмотреть телевизор без депрессивных новостей, или, может быть, даже библиотека, но я так устала, что рухнула в постель, как только придвинула свой стол обратно к двери.

Меня разбудил скрежещущий звук дерева, скребущего по полу. Я дезориентирована, так как спала так крепко, что мне требуется секунда, чтобы вспомнить, где я нахожусь и почему я должна волноваться.

Эти секунды дорого мне обошлись.

Я едва успеваю откинуть простыню, как меня стаскивают с кровати. Моя голова с треском ударяется о цементный пол, и зрение затуманивается. Нет! Сейчас не время вырубаться. В комнате темно, но дверь в коридор все еще приоткрыта. Проникает едва заметный намек на свет. Мне достаточно видно четырех человек в моей комнате.

На меня навалилось массивное тело, прижимая к полу. Тайсон, гигант, который выбил дерьмо из Ченса, держит мои руки опущенными, его колено упирается мне в живот и не дает дышать. Но мои ноги свободны, как и моя голова. Я выгибаюсь и врезаюсь лбом в нос Тайсона.

Ублюдок. Теперь у меня пульсирует весь череп. Клянусь, лицо Тайсона такое же твердое, как цементный пол. Ублюдок ревет от боли, отшатываясь назад и отпуская мои руки, чтобы зажать свой нос. Кровь течет по его лицу, капая на меня. Свободной рукой я замахиваюсь кулаком так сильно, как только могу. Это неудобный угол, но я все равно бью его по яйцам, как тараном, и он издает беззвучный крик. Он падает, как поваленное массивное дерево, и сворачивается в позу эмбриона.

Теперь, когда его колено ушло, я хватаю ртом воздух, но моя передышка недолговечна. Шафран и Джейд тут как тут, заменяют Тайсона. Они пинают меня своими ногами в ботинках, их жесткие ботинки снова и снова ударяют меня по ребрам, животу, груди, лицу. Мне удается протянуть руку и схватить Шафран за лодыжку, ту, что не у ноги, бьющей меня, и дернуть.

Она падает на спину, ударяясь головой о цементный пол, точно так же, как я несколько минут назад. Только она не встает. Хорошо. Я надеюсь, что она вырубилась к чертовой матери.

— Держи сучку. — Престон появляется в поле зрения, выглядя расслабленным и как будто наслаждается шоу, пока другие люди делают за него грязную работу. Я дарю себе один маленький миг радости, когда вижу синяки вокруг его носа и глаз.

Джейд перестает пинать меня, чтобы сесть мне на ноги, но это никак не удерживает меня на месте. Я выпрямляюсь быстрее, чем она ожидает, и у нее нет времени блокировать мой удар. Костяшки моих пальцев врезаются ей в челюсть, и ее голова мотается в сторону. Мои ребра кричат на меня. Определенно несколько сломано. Мой левый глаз уже начинает опухать, а кожа на щеке слишком натянута.

Боль едва ощущается. Моя Фурия бурлит прямо под поверхностью кожи, но мне все еще удается сдерживать ее. Это быстро становится более сложной задачей, чем борьба с этими придурками.

У меня нет времени беспокоиться о чем — либо, кроме как сдерживать свою ярость и закончить этот бой до того, как я потеряю контроль. Может, я и задела Джейд, но она все еще у меня на ногах, и она в ярости. Она начинает бить меня кулаками в живот и бедра. Сука. Прежде чем я успеваю сбросить ее, Престон толкает меня верхней частью тела на пол. Он забирается, чтобы сесть мне на грудь, обездвижив мои руки своими коленями.

— Ты думаешь, что заслуживаешь быть здесь? Что ты достойна называться чемпионом? — Улыбка исчезает с лица Престона, сменяясь яростным хмурым выражением. — Ты не годишься для того, чтобы дышать тем же воздухом, что и все мы. В наших жилах течет кровь богов, а ты — ничто.

Я знаю лучше. Я не контролирую эту ситуацию, и мне нужно держать рот на замке, но моя ярость горит как лесной пожар, зажигая гневом каждую клеточку. Мое тело сотрясается, когда я пытаюсь сдержать свою Фурию.

— Так вот почему вам понадобилось устроить мне засаду, четверо против одного?

Кулак Престона врезается мне в лицо, задевая и без того покрытую синяками щеку и заставляя меня видеть звезды.

— Таким ничтожествам, как ты, нужно знать свое место. Это всего лишь пример того, что должно произойти. Ты настолько бредишь, что думаешь, что сможешь пройти через настоящие испытания? — Светлые глаза Престона полны жизни, он питается этой властью надо мной.

— Через сколько испытаний прошла твоя мама? Пять? Шесть? — Смеется Престон, прижимая палец к порезу на моей щеке. Острая боль отдается в том месте, но я не даю волю своей Фурии. Напоминание о том, чем пожертвовала моя мать, — это все, что мне нужно, чтобы держать это в узде. Я остужаю свой гнев, заставляя свои реакции быть более расчетливыми и менее инстинктивными.

Я дергаюсь и брыкаюсь, отчаянно пытаясь сбросить с себя Престона и Джейд. Мои предплечья болят там, где давят его колени, и я изо всех сил пытаюсь освободиться. Ухмылка возвращается на его лицо, и он хлопает рукой по той же ноющей щеке, по которой только что ударил.

— Помни свое место. А это вылизывание подошв моих ботинок.

Он отталкивает меня, его колени впиваются в мои руки, но это едва заметно, когда он ставит ногу мне на лицо. Толстые подошвы его ботинка врезаются в мою поврежденную щеку. Он держит его там, пока я бесстрастно лежу под его нависающей фигурой. Затем он отталкивается и уходит. Его смех плывет за ним, когда он пинает Тайсона в бок, чтобы поднять его.

Джейд встает медленнее, но когда она встает надо мной, вид у нее такой же злобный. — Помни свое место. Ты бедный уличный отброс, которому просто посчастливилось присоединиться к Играм. Ты — символ, за который на мгновение может поболеть вся эта публика. Когда придет твоя неизбежная смерть, остальным жалким людишкам напомнят, чтобы они оставались в грязи, где им и место.

Она подчеркивает это заявление, плюнув мне в лицо. Она уходит, не потрудившись прихватить с собой Шафран. Это просто здорово.

Я лежу на полу и со стоном поднимаю руку, чтобы вытереть слюну Джейд. Я уничтожу ее и Престона. Так или иначе, я заставлю их обоих заплатить.

Мне требуется еще минута, чтобы перевернуться и встать на четвереньки. Я остаюсь там, дыша через боль и стараясь не блевануть. Когда я наконец поднимаюсь на ноги, голова у меня плывет, а спагетти, которые я ела на ужин, готовы вернуться.

Производя достаточно шума, чтобы предупредить все здание о том, что происходит что — то сомнительное, я тащу Шафран за руку в коридор. Надеюсь, я вывихнула эту чертову штуковину. Эта тяжелая сука даже не дрогнула.

Я прислоняюсь к дверному косяку, тяжело дыша и обливаясь потом, пока пытаюсь вдохнуть по — настоящему со сломанными ребрами. Я отчаянно хочу в душ, но не могу. Ни за что, блядь. Краем глаза я вижу, что дверь Атласа открыта. Я достаточно поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Он стоит в дверном проеме без рубашки, его пижамные штаны опасно приспущены и демонстрируют невероятно рельефные мышцы.

Я поднимаю на него глаза, но он — чистый лист. Его взгляд опускается на Шафран, а затем снова поднимается на меня.

— Тебе нужна помощь? — Глубокий голос Атласа немного смягчает боль.

Я знаю, что это иррациональная реакция, и в ней нет никакого смысла, но именно так я себя чувствую. Независимо от реакции моего тела, я не хочу, чтобы он видел, насколько я сейчас слаба. Я не доверяю ему. Я не доверяю никому из этих людей. До сих пор я только и делала, что совала нос не в свое гребаное дело — ну, кроме того, что нокаутировала Престона — и посмотрите, к чему это привело.

— Я в порядке. — Мой голос хриплый. Я явно не в порядке.

Я прислоняюсь к стене, гадая, как мне снова поставить стол перед своей дверью. Или, если есть что — то еще, что я могу засунуть туда, чтобы на меня снова не напали сегодня вечером.

Недоверие Атласа очевидно, но он ничего не комментирует, наблюдая, как я шаркающей походкой возвращаюсь в свою комнату. Я прохожу мимо маленького зеркала, которое висит над столом, когда он не стоит посреди комнаты, но не смотрю в него. Я не хочу видеть спутанные волосы или синяки, покрывающие мое лицо. Какой в этом смысл? Я чувствую себя дерьмово, так что я почти уверена, что выгляжу тоже дерьмово.

Я почти добираюсь до кровати, до которой добиралась возмутительно долго, когда дверь распахивается. Мое сердце застревает у меня в горле, когда я оборачиваюсь так быстро, как только могу. Мне удается подавить стон боли, который вызывает быстрое движение, и изобразить на своем лице выражение «Я — собираюсь — надрать — тебе — задницу». Если Престон вернулся со вторым раундом, мне крышка.

Включается верхний свет. Я отшатываюсь, а затем шиплю от резкой боли от движения. Вместо жутких бледных глаз Престона я смотрю в меняющиеся ореховые глаза Атласа.

— Что ты делаешь? — Я сгорбилась, одна рука прижата к ребрам с левой стороны.

— Ты явно не в порядке. Садись.

— Я не собираюсь садиться, чтобы тебе было легче прикончить меня. — Есть ли в этой комнате что — нибудь, что можно использовать как оружие? Я имею в виду, я знаю, что могла бы полностью потерять самообладание и оторвать ему голову, но я пока не совсем готова выпустить на волю своего внутреннего зверя.

Атлас усмехается, и я удивленно поднимаю брови. Это ошибка; даже это небольшое движение причиняет боль. Это прозвучало почти как смех. Я немного удивлена, что у него есть настоящие эмоции. Атлас поднимает аптечку первой помощи и указывает на мою кровать, как будто это единственное место в комнате, где можно сесть. Там есть жесткий деревянный стул или сам письменный стол, который небрежно стоит посреди комнаты.

Чтобы спорить с ним, потребовалось бы слишком много сил, поэтому я делаю последние несколько шагов и осторожно опускаюсь на кровать. Если он собирается попытаться убить меня, по крайней мере, я приземлюсь на более мягкое место, чем пол.

Атлас закрывает дверь и преодолевает небольшое расстояние, пока не оказывается передо мной. Низко хмыкнув, он опускается на колени и устраивается передо мной. У меня кружится голова от этого зрелища. Это творит со мной вещи, которые я не хочу признавать.

Кровать расположена низко над полом, а это значит, что даже стоя на коленях, Атлас выше меня. Он кладет аптечку первой помощи на кровать рядом с моим бедром и со щелчком открывает ее.

— В этом действительно нет необходимости. — Я вздыхаю, наблюдая, как его ловкие пальцы перебирают содержимое коробки. У него длинные пальцы в шрамах, как будто он участвовал во многих битвах в которых его снова и снова ранили.

Единственным ответом Атласа является еще одно уклончивое хмыканье. Я оставляю попытки убедить его оставить меня в покое. Есть небольшой шанс, что я не хочу, чтобы он уходил. Находиться с ним так близко странно успокаивает. Не то чтобы я чувствовала себя расслабленной рядом с Атласом. Совсем наоборот. Он заряжает мою кожу, как будто все мои клетки наполнены энергией. В Атласе есть что — то такое, что вызывает у меня тревогу, но в то же время притягивает к нему. Чувство связи и родственной натуры. Наверное, я просто слишком сильно ударилась головой.

Атлас разворачивает антисептическую салфетку и переводит взгляд на мое лицо. Его глаза прищурены, рот сжат в сосредоточенную линию, когда он нежно проводит салфеткой по моим щекам и лбу, стирая остатки слюны Джейд. Он подносит вторую салфетку и сосредотачивается на порезе у меня на лице. Я знаю, что он не жестокий, по крайней мере, он не так себя ведет, но мягкость его прикосновений меня просто поражает. Я не ожидаю той нежности, с которой он относится ко мне, и мне стыдно чувствовать, как слезы наворачиваются на мои глаза.

Черт возьми, нет. Я не плакала с тех пор, как умер мой отец. Я не собираюсь начинать рыдать из — за того, что кто — то ведет себя со мной немного мило. Я закрываю глаза и делаю вдох, но только для того, чтобы меня пронзила боль в ребрах.

— Шафран сделала это сама?

Я открываю глаза и обнаруживаю Атласа пугающе близко. Его взгляд скользит по мне, но затем он возвращается к протиранию моего лица. Помимо пореза, там, вероятно, есть немного крови Тайсона. С привычной легкостью Атлас наносит мазь на рану, а затем накладывает сверху несколько повязок — бабочек.

— Все не так плохо, как я думал. — Атлас хмурится, изучая мое лицо. Я должна была попытаться избежать этого, но остальные видели, как сильно они меня избили. Завтра они поймут, что что — то не так.

— Я же сказала тебе, что я в порядке, — ворчу я, когда он толкает меня в бок. Нарочно, блядь.

— Да. Ты выглядишь в полном порядке. Если встанешь, я могу перевязать тебе ребра.

Атлас отрывается от пола, поднося свой член, обтянутый пижамными штанами, прямо к моему лицу. Убейте меня сейчас. Я не должна быть готова стянуть эти чертовы штаны и выпустить на волю его явно чудовищный член, но мне трудно думать о чем — то другом.

Трудно. Ха.

Каким — то образом я держу себя в руках.

— Ты можешь сделать шаг назад? — Я не могу поднять подбородок, чтобы посмотреть на него, потому что все еще болит, но, клянусь, я слышу смешок. Атлас подчиняется и отступает назад.

— Еще один, — говорю я, и он делает еще один шаг назад. — Продолжай, пока не вернешься в свою комнату.

Я закрываю аптечку и ставлю ее на пол, намереваясь свернуться калачиком в наименее болезненной позе и остаток ночи тупо смотреть в стену. Потому что я ни за что не смогу снова заснуть.

— Не будь такой чертовски упрямой. Встань и дай мне перевязать тебе ребра.

Решив, что борьба не стоит той крошечной доли энергии, которая у меня осталась, я встаю, стиснув зубы. Атлас снова оказывается рядом со мной, его рука обхватывает мой локоть и помогает подняться.

— Что это за джентльменский спектакль?

— Кто сказал, что это спектакль? Сними футболку. — Он все так же невозмутим, но в его глазах появился новый огонек, которого я раньше не замечала.

Я фыркаю и тут же жалею об этом. Я медленно снимаю футболку, радуясь, что надела в постель спортивный бюстгальтер. Это место совершенно незнакомое, поэтому я хотела дополнительный слой защиты. Проходит целых две секунды, пока я мучительно задираю футболку, прежде чем Атлас раздраженно ворчит и хватает за подол. Его мышцы напрягаются, а затем одним быстрым движением он разрывает ткань прямо посередине. Выдох срывается с моих губ, и боль в теле отдается прямо между бедер. Срань господня. Мое дыхание затруднено, и я действительно надеюсь, что он думает, что это из — за моих травм.

— Я подумал, что поднимать руки будет слишком больно. — Атлас почти не отрывает взгляда от моего лица, но я не пропускаю, когда он опускается к моей груди и животу. Он облизывает губы, а затем мягко отводит одну руку, затем другую, с терпеливой заботой направляя мое тело. Это более интимно, чем я могла себе представить. У меня и раньше были парни, но никогда ничего серьезного. Я даже не разрешала им заходить ко мне домой. Обычно это делается на скорую руку в удобном месте, и редко это включает в себя раздевание.

— Ты в порядке? — Атлас делает паузу, чтобы оценить мое поверхностное дыхание.

— Отлично. Давай закончим с этим. Мне нужно лечь в постель и не спать.

Атлас приподнимает бровь, глядя на меня, вытряхивая холодный компресс из аптечки первой помощи. Он разминает его пальцами, а затем заворачивает в ткань, тоже из аптечки. Его брови хмурятся, когда он смотрит на мой живот и бока.

— Господи, у тебя уже проявились синяки. — Ему даже не нужно спрашивать, какой стороне нужен лед. Он прикладывает холодный компресс к моей коже, его пальцы касаются кожи моего живота. Я втягиваю воздух.

— Извини, — бормочет он, но я реагировала не на холод.

От прикосновения его теплых пальцев к моей коже порхают бабочки. Я не опровергаю его предположение. Он прижимает пакет со льдом к моим ребрам эластичным бинтом, оборачивая его вокруг моего тела. Он не слишком стягивает, но достаточно плотный, чтобы удерживать компресс на месте.

— Спасибо, — наконец бормочу я после того, как он заправляет конец бинта.

Атлас кивает головой, затем поворачивается и уходит. Тогда ладно. Думаю, мы закончили. Я шаркающей походкой направляюсь к столу, намереваясь задвинуть его обратно к двери, когда снова появляется Атлас.

— О. — Я замираю, глядя на подушку и одеяло в его руке. — Эм, что ты делаешь?

— Иди приляг. Я прослежу, чтобы сегодня вечером никто не вернулся. — Атлас кивает в сторону кровати, как будто все это совершенно нормально.

— В этом действительно нет необходимости.

— Прекрати болтать. Ты не заставишь меня передумать. — Он бросает сверток на стол, прежде чем подвинуть его обратно к двери.

Как это возможно быть милым и придурком одновременно? Я сдаюсь, но только потому, что слишком устала, чтобы продолжать с ним спорить. Мне нужно немного поспать, если я собираюсь выздороветь. Моя Фурия может творить удивительные вещи, но если меня побьют, когда я лишена сна, моему телу потребуется больше времени, чем обычно, чтобы восстановится. Хотя Атлас, возможно, расставляет ловушку, и у меня нет реальных причин доверять ему, я доверяю. Как бы глупо это ни было.

Атлас выключает свет и укладывается на одеяло, бросив подушку на один конец. Он устраивается на своем месте и стонет, как будто ложится в мягкую постель, а не на цементный пол. Черт возьми, да его место, наверное, так же удобное, как эта чертова койка.

Я не знаю, почему я не могу держать рот на замке. Почему я чувствую необходимость сообщить Атласу, что я не какая — то слабачка, которую завалила одна женщина?

— Это была не только Шафран, — это все, что я говорю, прежде чем закрыть глаза.

— Конечно, нет. — Я не могу сказать, смеется ли он надо мной или дает понять, что уже догадался об этом.

Через несколько минут я уже крепко сплю.