Мороз и ярость

ГЛАВА 42

Я

ненавижу все в этом параде. Здесь чертовски жарко. Эстелла нарядила меня в какую — то очередную фигню о принцессе — воительнице. На мне металлический корсет поверх кожаного, который натирает мне кожу, и юбка — гладиатор, состоящая в основном из тонких полосок шипованной кожи. Это выглядит невероятно, но все части моего тела принимают новую форму, и я таю под солнцем. По крайней мере, она убрала волосы с моей шеи. Они собраны в высокий, заплетенный в косичку хвост, который свисает толстым канатом и врезается мне между лопаток. Я продолжаю переворачивать его с одной стороны на другую, потому что концы колют и щекочут кожу, вызывая желание чесаться до крови.

У каждого чемпиона есть своя собственная платформа, тема которой посвящена Богу, под знаменем которого мы сражаемся. Моя платформа — это кровавая баня. Буквально. На первом уровне есть джакузи с красной бурлящей водой. Какой — то актер, изображающий Ареса, нежится в ней в окружении полураздетых мужчин и женщин. Пол вокруг ванны усеян телами. У них отсутствуют конечности и головы, которые также разбросаны по ванне. Слава богу, что это всего лишь муляжи, а не настоящие люди. Я могу только представить себе запах в такую жару, но, честно говоря, сейчас меня бы ничто не удивило.

Я нахожусь на верхнем уровне, который обнесен трехфутовым забором из колючей проволоки и очень заостренными деревянными кольями. Если эта чертова платформа резко остановится, есть большая вероятность, что в конце концов меня проткнет. По крайней мере, это будет соответствовать декору. Атлас на платформе передо мной. Кажется, его тема — золото и роскошь. На нем хитон длиной до колен, который перекинут через одно плечо, оставляя другое обнаженным. Каждый раз, когда Атлас двигается, его мышцы напрягаются. Когда на него светит солнце, он действительно похож на Бога.

Мой взгляд продолжает скользить к нему, пока он машет людям, выстроившимся вдоль улицы. Тем временем я делаю все возможное, но безуспешно, чтобы скрыть, насколько мне неловко и как я раздражена. Маршрут парада ведет нас по Стейт — стрит к Рэндольфу. Мы закончим у Святилища Олимпа, крупнейшего храма Чикаго, посвященного Богам, и недавнего места убийства Тайсона. Но почему мы должны позволять этому отвлекать нас от мероприятия? Святилище также является домом для верховного жреца Натаниэля Роджерса. Он живет в особняке прямо рядом с храмом. Он претендовал на первоклассную недвижимость в городе, как только к власти пришли жрецы, и построил себе дворец.

Интересно остановиться и подумать о том, как это произошло. Мой отец однажды сказал мне, что многие жрецы раньше были лидерами других религий. Когда Боги восстали, они немедленно изменили свою лояльность. Это были люди, которые уже сколотили большие состояния, молясь о надеждах и страхах людей. В прошлом эти духовные лидеры обеспечивали некоторую защиту, но сейчас никто не следит за жрецами. Некому указывать им, что они могут делать, а что нет. У них даже нет морального компаса Богов, которому они могли бы следовать, потому что большинству Богов на нас наплевать.

Чего жрецы хотят больше всего на свете, так это иметь власть над другими. Они не Боги. Они никогда ими не будут. Но они создали систему, которая позволяет им контролировать людей, как если бы они были Богами. Я не знаю, начиналось ли это как способ поклонения божествам, которые ходят среди нас. Независимо от первоначальных намерений, жрецы быстро превратились в организацию, отчаянно нуждающуюся во власти. Это коррумпированная система, которая начинается с низшего жреца и доходит до верховного жреца. И их действия разрешены Богами, которые закрывают на это глаза.

Глядя на фальшивого Ареса в горячей ванне, я думаю о том, как изменилось мое мнение о нем. Арес, Аид и Персефона не кажутся плохими. Даже мама Джаспера, Афина, может быть, и терпима, судя по тому, что он мне о ней рассказывал, но никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы что — то изменить. Они позволили жрецам захватить власть и смотрели, как люди страдают. Они позволяют Натаниэлю Роджерсу превращать жизни людей в зрелище, заставляя их участвовать в Играх. И они устраивали вечеринки и смотрели, как умирают чемпионы, потому что это было забавно.

Толпа — это смесь людей. Спереди — вся элита. Это видно по качеству их одежды и по тому факту, что они не выглядят оборванными, усталыми и изголодавшимися. За ними понаблюдать вышла остальная часть Чикаго, их внешний вид намного менее лощеный и симпатичный. Как всегда, они вынуждены прятаться за самозваной знатью нашего мира.

Элиты улыбаются, принимая парад, но большинство остальных выглядят торжественно. Тем не менее, в толпе есть и те, кто выглядит рассерженным. Женщина с темными волосами, собранными сзади в тугой хвост, ловит мой взгляд и наклоняет голову. Дальше по улице мужчина с каштановыми вьющимися волосами опускает голову, глядя на меня. Вокруг толпы разбросаны плакаты. Что — то вроде «Мы любим тебя, Зевс» или «Я хочу от тебя детей, Арес».

Тут и там разбросаны другие плакаты, которые меня удивляют. На одном написано красной краской: «Мы заслуживаем лучшего». На другом: «Мы требуем справедливости». Волосы у меня на затылке встают дыбом, и я оглядываю остальную толпу. Здесь так много людей, что я задыхаюсь.

Отис возглавляет парад на своей платформе, Играет музыку, пока мы плывем по улице. Увидеть его снова было облегчением. Я боялась, что они действительно пытали его. Не то чтобы быть вынужденным выступать как обезьяна по команде — это не своего рода пытка. Я не слышу песню, которую он поет, но ветер доносит до меня нотки музыки. Между мной и Отисом пять платформ, но я слышу восторженные крики толпы каждый раз, когда он достигает нового городского квартала.

Парад останавливается перед Святилищем Олимпа. Архитектура здания напоминает Парфенон. Со всех четырех сторон его окружают высокие мраморные колонны. В резких солнечных лучах он отливает ярко — белым цветом, в отличие от остальных грязных зданий Чикаго. Верховный жрец стоит наверху ступеней, его красная мантия ярко выделяется на белом фоне святилища. Обычно он носит сшитые на заказ костюмы, поэтому мантия выделяется, оставляя у меня в позвоночнике мурашки недоброго предчувствия. Цвет на фоне белого камня вызывает образ разбрызганной крови, и мои плечи предупреждающе чешутся.

Чемпионам было приказано собраться на нижних ступенях Святилища, как только мы остановимся. Я осторожно спускаюсь на первый уровень своей платформы, стараясь не задеть колючую проволоку, обвивающую перила. Атлас присоединяется ко мне, когда мы идем к ступеням, другие чемпионы выбираются из своих платформ.

Мы выстраиваемся в прямую линию лицом к толпе, спиной к Святилищу. Атлас справа от меня, а Грир слева. Рядом с ней Дрейк, затем Нико и Джаспер, за ними Престон и Джейд. Репортеры и камеры окружают Святилище, все стремятся сделать идеальный снимок чемпионов и Верховного жреца. Я наклоняю голову, чтобы следить за толпой, но все равно вижу Натаниэля краем глаза.

Он поднимает руки в воздух, чтобы успокоить собравшуюся массу людей. И они подчиняются.

— Когда я стою здесь сегодня и смотрю на все ваши лица, я вспоминаю о множестве благословений, которые мы получили от Богов. Я не сомневаюсь, что без руководства жрецов и Богов многие из вас погибли бы из — за глупости неповиновения и инакомыслия. Хотя мы, возможно, и сделали вам этот подарок, — он указывает на нас восьмерых, и голос плывет по воздуху, — в виде общения с вашими чемпионами сегодня, не забывайте, что именно наша доброжелательность позволяет вам получать услуги такого рода. Если вы боретесь, тогда спросите себя, почему Боги прокляли вас. Разве вы недостаточно верны?

Я отворачиваюсь от Верховного Жреца, пытаясь не обращать внимания на его грязные слова. Я сохраняю невозмутимое выражение лица, но на самом деле, мне хочется схватить с земли камень и ударить им его по голове. Атлас придвигается ко мне, его рука касается моей. Он все это время нервничал, и я украдкой поглядываю на него. Его губы сжаты в тонкую жесткую линию, и он щурится от яркого солнца, палящего прямо в нас. Его глаза обшаривают толпу. Я окидываю взглядом массу людей. Что он ищет? Что он видит? Здесь есть признаки. Что — то вроде «Да покарают боги нечестивых» и «К черту Фурий».

Сначала я не понимаю, что происходит. Раздается громкий гул, за которым следуют вздохи и ропот в толпе. Верховный Жрец все еще бубнит позади нас, очевидно, не подозревая, что что — то не так. Затем раздается еще один грохот, и земля вибрирует у меня под ногами. Я наблюдаю за толпой, пытаясь найти причину этого беспорядка. Все, что я вижу, — это людей, которые выглядят такими же растерянными, как и я.

Жар обжигает мне щеку, когда моя платформа взрывается. Атлас отбрасывает меня на землю, накрывая своим телом, но не раньше, чем осколки попадают мне в живот и ноги.

Повсюду раздаются крики. Взрыв был таким громким, что у меня звенит в ушах. Я все еще слышу крики и плач из толпы, хотя слышу их сквозь туман. Дым поднимается из нескольких мест на улице, и яркое солнце быстро закрывается дымкой от взрывов.

— Нам нужно выбираться отсюда, — кричит Атлас, поднимая меня на ноги и оттаскивая от ступеней Святилища.

Я, спотыкаясь, иду за ним. Оглядываясь через плечо, я обнаруживаю, что остальные чемпионы разбежались.

— Мы должны помочь этим людям. — Я тяну свою руку, но хватка Атласа только усиливается.

— Они взорвали твою платформу, Рен. Нам нужно уходить. — Атлас не смотрит на меня, ведя нас сквозь дым и обломки. Люди плачут. Части тротуара не хватает. Пары обжигают мои легкие и заставляют слезиться глаза. Это адский пейзаж.

Я бегу, чтобы не отставать от Атласа; моя рука натянута до боли, когда он тянет меня вперед. Мы сворачиваем за угол, оставляя хаос позади так, что он будоражит мои чувства. Как будто мы шагнули в другую вселенную. Квартал, обсаженный деревьями, странно безмятежен. Он почти жизнерадостен по контрасту с кровавым месивом перед Святилищем. Это пиздец. Оставить кровавую бойню позади не должно быть так просто.

На углу стоит на холостом ходу блестящая черная машина с темными, как краска, стеклами. Атлас подводит меня к ней и открывает дверцу.

— Тебя просто ждут машины по всему городу? — Почему у него машина здесь?

У меня все еще звенит в ушах, и я теряю равновесие. Обычно драка усиливает все мои чувства, обостряя их до тех пор, пока мое собственное тело не превращается в оружие, отточенное для нанесения максимально возможного урона. Но я взволнована и вялая.

— Залезай, Рен. — Атлас толкает меня в спину, ведя к машине. Я падаю внутрь, мои конечности отяжелели.

Атлас садится рядом со мной, захлопывая дверь, как только оказывается внутри. Машина трогается с места, и Атлас находит бутылку воды и открывает для меня крышку.

— Вот, выпей это. Это поможет. — В голосе Атласа слышится нотка беспокойства, но когда я смотрю на него, его лицо такое же каменное, как и всегда.

Помочь с чем? Я не утруждаю себя расспросами. Я залпом выпиваю воду, вздыхая, когда прохладная жидкость успокаивает боль в горле. Туман в моем мозгу немного рассеивается, и я осматриваю машину. Это не лимузин, как у Отиса, но все равно шикарный. Перегородка отделяет нас от водителя, но слишком темно, чтобы я могла разглядеть хоть что то.

— Мы должны вернуться и помочь остальным, — говорю я между глотками воды. — Почему тебя ждала машина?

Что — то вертится у меня на кончике языка, но я не могу сформулировать это. Моя голова все еще не в порядке, и я не могу ясно мыслить. Что — то меня беспокоит. Я просто не могу понять, что это такое.

Теперь, когда мы сидим, боль от моих ран дает о себе знать. Я смотрю вниз на свои ногу и руку, которые были ближе к взрыву. На моей коже множество порезов и царапин. Раны кровоточат ровно настолько, чтобы вызывать раздражение. У Атласа похожие царапины и порезы на лице и руке.

— Я хочу извиниться за свое поведение, — говорит Атлас вместо ответа на мой вопрос.

— Тебе придется быть более конкретным. — Я свирепо смотрю на него.

Ему есть за что извиниться. По сути, он обвинил меня в том, что я заморочила ему голову, чтобы соблазнить его на последней вечеринке. Кроме того, есть еще тот факт, что он сын Зевса. Забавно было узнать этот факт сразу после того, как мы только что занялись сексом, и он почти пристыдил меня за то, что я околдовала его или что — то в этом роде.

Атлас наклоняется, нежно берет меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Я усмехаюсь ему, но не отстраняюсь. Я должна, но я застываю на месте в тот момент, когда поднимаю на него глаза. В его взгляде отражается отчаяние, страстное желание и что — то, очень похожее на вину. В нем больше экспрессии, чем я когда — либо видела у Атласа, и это сбивает с толку. По моему предательскому телу пробегают мурашки, когда он проводит большим пальцем по моей нижней губе. Его пальцы скользят вверх и призрачно касаются моей щеки. Я слегка втягиваю воздух от прикосновения. Там, должно быть, тоже порез.

— Я не собираюсь извиняться за ту ночь, — говорит Атлас, как будто может прочитать мои мысли. Я прищуриваюсь, но он продолжает говорить, проводя пальцами по моей челюсти. — Это был самый горячий секс в моей жизни, так что нет, я не сожалею об этом. Но мне жаль, что я намекнул, что ты каким — то образом подстроила все это.

Его слова проникают в меня, проникают под кожу и заставляют меня чувствовать к этому мужчине то, чего я не должна. Вместо того, чтобы произнести все слова, которые так и рвались наружу, я подавила все свои чувства. — А как на счет твоего отца?

Голубые глаза Атласа сияют, как будто наполненная Богом кровь освещает его изнутри. — Я не хожу повсюду и не делюсь историей своей семьи с незнакомцами.

Боги, да пошел он к черту. — Нет, ты просто трахаешь их.

Атлас запускает руку мне в волосы и сжимает затылок. — Не думаю, что у тебя есть право голоса в этом вопросе. Хочешь обсудить свою родословную?

Я замираю. Мое тело и так было напряжено, но теперь каждый мускул напряжен, готовый к атаке. Мои крылья зудят под кожей, требуя, чтобы я освободила их и прижала Атласа к земле, чтобы показать ему, кто здесь на самом деле главный.

— Похоже, ты уже знаешь больше, чем говоришь. — Хотя знает ли он? Заметил ли он мои крылья в переулке?

Взгляд Атласа смягчается, но я продолжаю пристально смотреть на него. Машина все еще движется, и я думаю, не сказать ли ему остановиться. Должна ли я выйти и убраться к чертовой матери подальше от Атласа. Куда мы вообще направляемся?

— Я знаю о твоей маме и о том, как она была убита на Играх. Я знаю, что твой отец был убит жрецами. — Атлас говорит все это так, словно это простые бросовые факты. Из тех, что появляются на карточках чемпионов.

Мой рот приоткрывается, и я вглядываюсь в его лицо. Это действительно все? Он говорил только о моих родителях?

— Мы оба были втянуты в эту Игру силой, Рен. Возможно, я тренировался соревноваться большую часть своей жизни, но это не значит, что я хочу участвовать в этом фарсе. Мы созданы для соперничества, но я не хочу быть твоим врагом. — Атлас выдыхает, его дыхание касается моей кожи.

Его пальцы сжимают мой затылок, и это похоже на обладание. Как будто он не может отпустить меня, потому что я нужна ему так близко.

— У нас обоих были секреты, но я больше не хочу этим заниматься. — Глаза Атласа бегают взад — вперед, как будто он не может решить, в какой из моих глаз смотреть. Он напряжен, его тело рядом со мной напряглось.

— Чего ты хочешь? — Мой голос прерывается, пульс учащается от того, как Атлас смотрит на меня. Судя по тому, как близко он находится.

Вместо ответа он сокращает расстояние между нами, пока его губы не прижимаются к моим. Этот поцелуй совсем не похож на безумие прошлой ночи. Это медленное, одурманивающее исследование. Это обладание и капитуляция одновременно. От нас обоих.

Рука Атласа сжимает мои волосы, и я сжимаю ткань его хитона. Меня окружает аромат его кожи и мускуса, и я теряюсь в тумане ощущений. Я едва замечаю, когда машина останавливается, но затем Атлас со вздохом отстраняется от поцелуя. Он снова проводит большим пальцем по моей нижней губе, и вид у него почти… грустный. Я отворачиваюсь от него и смотрю в окно.

— Мы на парковке? — Из — за тонированных стекол и тусклого освещения снаружи трудно что — либо разглядеть. — Где мы? И почему мы здесь?

Дверца со стороны Атласа открывается, и я замечаю мужчину в рабочей форме, придерживающего ее. Он был водителем? Атлас выходит, а затем поворачивается, чтобы предложить мне руку. Я игнорирую ее, не чувствуя себя особенно уютно, даже если от этого поцелуя у меня внутри все воспламенилось.

Мои крылья снова чешутся, а кожу предупреждающе покалывает. Я все же выхожу из машины. Если я собираюсь ввязаться в драку, было бы намного лучше иметь место надрать кому — нибудь задницу. Мне удается выйти из машины, не задрав свою нелепую юбку, и осмотреть окрестности. Мы определенно находимся в подземном гараже, но внизу не припарковано ни одной машины. В воздухе витает влажный, затхлый запах в сочетании со старым бензином и маслом. Здесь намного прохладнее, чем снаружи, что подтверждает то, что мы находимся под землей. Грязно — серые цементные полы, стены и потолок освещены лишь несколькими редкими лампочками, разбросанными по всему пространству.

Я осматриваю гараж, но здесь нет никого, кроме меня, Атласа и водителя, который сейчас прислонился к машине.

— Почему мы здесь? — Мой голос эхом отдается в пустом гараже, хотя я говорила не очень громко.

Прежде чем Атлас успевает ответить, раздается звонок. Я бросаю взгляд на красную лампочку, которая загорается над лифтом примерно в двадцати футах передо мной. Мое сердце стучит в ушах, и я сжимаю кулаки. Что, черт возьми, происходит?

Двери с шипением открываются. Выходит женщина, одетая в строгий костюм и туфли на высоких каблуках. Ей за сорок, ее светлые волосы подстрижены коротким каре с длинной челкой, идеально уложенной, чтобы придать ей подтянутый вид.

Я сразу узнаю ее.

Мой взгляд мечется между ней и Атласом, пытаясь сложить кусочки вместе.

Атлас делает шаг к женщине, и они обнимаются. Это почти абсурдно. Атлас выглядит так, словно побывал на костюмированной вечеринке в своем мужском костюме в греческом стиле, а женщина одета элегантно и полностью собрана.

— Кэт, вот о ком я тебе рассказывал, — говорит Атлас, подходя к женщине. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я клянусь, он готовится к драке. Лучше бы так и было. Моя ярость растет с каждой секундой.

— Рен, это Кэтрин Нова. — Поза Атласа напряжена, и его маска вернулась на место, скрывая от меня любые эмоции. — Она глава «Подполья».

Ага. Вот откуда я знаю ее лицо. Оно уже довольно давно мелькает во всех новостях. И Атлас только что привел меня к ней, как ягненка на заклание. Если у меня и были какие — то сомнения, что он знал, кто я, что в моих венах течет кровь Фурии, то я больше не сомневаюсь. Меня продали. Гнев разливается по моему телу, и мои крылья чуть не прорываются за спиной. Я подавляю эмоции, позволяя льду покрыть каждый дюйм меня.

— Рен. Нам о стольком нужно поговорить. — Кэтрин улыбается мне так, словно только что открыла святой грааль.

Я одариваю её резкой и ломкой улыбкой. — Не могу дождаться.

Продолжение следует…