Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

…Такие люди в стране в советской есть!

Лев Толстой писал о победоносной войне 1812 года: "Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений".

…"26 июня 1941 года в 10.30 с аэродрома вылетели девять самолетов ДБ-ЗФ под командой Николая Францевича Гастелло. Перед ними стояла задача с высоты 400 м нанести бомбовый удар по танковой колонне Гудериана. Во время второго захода самолет капитана Гастелло был подбит. Осколок зенитного снаряда попал в бензиновый бак, загорелась правая плоскость. Николай Гастелло сразу пошел в пике на скопление техники и живой силы врага на опушке леса. Там, очевидно, был заправочный пункт: стояли танки, автомашины, бензозаправщики. На моих глазах его самолет врезался в скопление автомашин. Раздался сильный взрыв, и пожар охватил стоящую поблизости технику. За два дня до гибели Гастелло подарил мне свой пистолет, так как в боевой вылет я шел без оружия. Этот пистолет остался у меня. Номер его 28438.

Власов Иван Петрович, гвардии лейтенант".

…В темную беззвездную ночь на рубеже июня и июля Никона Шевцова вызвали к большому начальству, в одинокий охотничий домик вблизи шоссе Витебск — Лиозно. Все встали по команде "смирно", когда в тесную горницу, сильно пригнувшись в дверях, вошел высокорослый командир в плащ-палатке, а за ним командующий 20-й армией генерал Курочкин. Высокий снял плащ-палатку, но если бы Никон Шевцов и не увидел маршальских звезд на петлицах, он сразу узнал бы Семена Константиновича Тимошенко. Маршалу доложили, что вызванные командиры отступают с боями от границы, почти все — пограничники… Маршал обратился к ним с кратким словом. Он сказал о тяжелых условиях, в которых начались боевые действия, о войсках, которые спешат из глубины России на подмогу, с горечью сказал о белорусской земле, которую оставляем врагу, напомнил о патриотических традициях нашего народа, о партизанской войне.

Нескольким командирам, в том числе капитану Шевцову с орденом Красного Знамени на гимнастерке, маршал приказал остаться на территории, которую временно оставляем, и наносить удары в спину захватчикам — рвать коммуникации, устраивать диверсии на дорогах. А месяца через два отряды должны с арьергардными боями прорываться через линию фронта к своим.

Маршал советовал не сколачивать громоздкие отряды, действовать мелкими группами, которые позже неминуемо разрастутся, войти в контакт с местными партизанскими группами, они, несомненно, будут расти в Белоруссии. Так между Лиозно и Рудией, в лесах западнее Сенно, Богушевска началась боевая деятельность капитана Шевцова.

Поначалу в отряде насчитывалось восемнадцать человек: бойцы, сержанты и три лейтенанта. Большинство в зеленых фуражках пограничников, без касок, с карабинами и гранатами. Отряд быстро набирал силу. К Шевцову прибивались те, кто отстал от своих рот, батарей, или те, кого не успели призвать в армию. В приграничных районах остались на замке или были разгромлены гитлеровцами призывные участки и военкоматы. Уже в первые недели войны местные жители брались за оружие, а отряды, подобные группе Шевцова, каждый день напоминали о себе диверсиями, засадами и обеспокоили оккупантов. Для борьбы с первыми партизанами они вызвали полевую жандармерию…

…На начальном этапе войны невиданную храбрость и находчивость проявил в поединке с танком И. П. Середа, рядовой стрелок 91-го полка 46-й танковой дивизии. Он подкрался к танку, взобрался на него и ударом топора согнул ствол пулемета. Бойцы ринулись в атаку и захватили танк. Об этом подвиге рассказала армейская газета "Боевой путь" 31 августа. И. П. Середа стал Героем Советского Союза…

…"Когда мы разговорились с Талалихиным, — вспоминает Герой Советского Союза летчик-испытатель Марк Галлай, — выяснилось, что, хотя он действительно очень молод — ему не было и полных двадцати трех лет, — на гимнастерке под комбинезоном у него орден Красной Звезды… Главное же, что запомнилось из беседы с этим спокойным, вежливым, серьезным пареньком, был, конечно, не его орден, а какая-то острая внутренняя нацеленность на то тяжелое дело, которое предстояло делать всем нам, — на войну… Разговор был обычный летчицкий… Но когда ночью 7 августа Талалихин, истратив безрезультатно весь боекомплект, таранил тяжелый бомбардировщик "Хейнкель-111" — это был первый ночной таран Отечественной войны, — никто из нас как-то не удивился. Такой парень иначе и не мог поступить, оставшись безоружным… Перед глазами у меня неизменно возникает невысокий, хрупкий мальчик со спокойными глазами и душой настоящего воина — Виктор Талалихин… Не от хорошей жизни шли наши летчики на таран — конечно же это в какой-то степени отражало слабость вооружения советских истребителей, особенно старых типов (характерно, что с середины войны тараны почти полностью прекратились). Но нельзя сбрасывать со счетов и такой первостепенный на войне фактор, как моральное воздействие этого отчаянного приема воздушного боя на немецких летчиков. Они знали, что наши истребители идут на такое, и это знание отнюдь не прибавляло им бодрости…"

Столь яростная сила самоотверженного сопротивления не была предусмотрена гитлеровским планом "Барбаросса". Такую возвышенную силу духа и беззаветной стойкости блицкриг не учел. Ни один генерал вермахта не задумался о том, сколь губительным будет моральное воздействие отчаянных подвигов советских патриотов на немецких солдат.

…"Особо запомнился героический поступок красноармейца Тетерина Алексея Васильевича, — пишет генерал армии С. М. Штеменко. — Этот симпатичный паренек из деревни Харино Рязанской области, только весною призванный в армию, проходил службу в батальоне охраны Наркомата обороны. С тех пор как противник усилил ночные бомбардировки Москвы, на весь личный состав батальона легла дополнительная задача — борьба с пожарами от зажигательных бомб. В ночь на 21 сентября зажигалка, пробив крышу здания Генштаба, попала на чердак. Тетерин накрыл ее каской, однако брызги термита продолжали лететь во все стороны, угрожая пожаром. Тогда Тетерин навалился на бомбу своим телом и все же потушил ее. Он умер от ожогов, но охраняемый им объект был спасен".

Отряд капитана Шевцова успешно прорвался к своим через линию фронта. Бойцы услышали свисток капитана — протяжный, какой в обиходе у спортивных судей. Шевцов подал сигнал к атаке. В ночной бой нельзя идти с криком "ура". Врагу легко в темноте определить направление прорыва. Но сейчас капитан отдал приказ наступать, не боясь шума. Как еще, если не русским, раскатистым "ура", можно дать знать по ту сторону фронта, что через вражеские окопы пробиваются свои? Шевцов вышел из двухмесячного рейда налегке. Двенадцать станковых трофейных пулеметов и большой запас взрывчатки он передал накануне вечером партизанскому отряду товарища М. С лесной опушки партизаны плотным пулеметным огнем поддерживали ночную атаку. Рассвет застал отряд Шевцова на околице деревни Южное Устье. Немцы бежали, так и не поняв, каким образом у них в тылу оказался советский батальон. Отряд Шевцова срочно перебросили на позиции 229-й стрелковой дивизии, это было 4 сентября 1941 года на Смоленщине, в Глинковском районе. Отряд насчитывал уже не восемнадцать отступавших от самой границы, а восемьсот бойцов, вооруженных немецкими автоматами, гранатами, легкими пулеметами. 3 октября в утреннем сообщении Совинформбюро можно было прочесть: "Группа капитана Шевцова, длительное время оперировавшая в тылу врага на Западном направлении фронта, уничтожила свыше 3000 немецких солдат и офицеров, 32 танка и много автомашин. Только на дорогах Витебск — Смоленск и Минск — Смоленск группа разгромила 17 немецких транспортов. В районе В. был разбит батальон СС и захвачено 13 станковых пулеметов".

За рейд по тылам врага Никона Федоровича Шевцова наградили орденом Ленина.

Дежурный телефонист сидел в землянке, склонившись над телефонным аппаратом. Второй телефонист после ночной вахты спал на охапке сена. Дежурный время от времени вызывал "Волгу", его голос заглушали то выстрелы орудий на окраине Наро-Фоминска, то пулеметы. От близких разрывов земля сыпалась сквозь щели бревенчатого настила. Снова зазвонил телефон, командир полка коротко приказал:

— Передайте "второму", пусть немедленно перебросит со своего участка два…

Голос оборвался, в трубке затрещало, провод онемел.

— "Волга", "Волга", — кричал сержант Новиков, но трубка молчала.

Он снял наушники, надел ушанку, взял автомат и, прежде чем выбраться из землянки, сказал напарнику:

— Обрыв на линии… А приказ командира срочный. Подежурь за меня…

Новиков повесил сумку с запасным аппаратом, взял автомат и зашагал по снежному полю, не выпуская провода. Возле воронки в минной копоти провод выскользнул из руки — обрыв. Второй конец провода, перебитого миной, Новиков нашел неподалеку, осторожно подтянул к себе, достал кусачки, собрался было зачистить концы, содрав с них оплетку, но в этот момент его заметили немцы и открыли огонь.

Времени срастить перебитую линию не осталось. Он сжал концы провода зубами, схватил автомат, висевший на груди, и стал отстреливаться. Фашистская пуля оборвала его жизнь, Новиков упал в снег, но линия связи не оборвалась. Связисты нашли его заледеневшее, полузасыпанное снегом тело возле закопченной воронки.

Подвиг Новикова взволновал и поэта Алексея Суркова:

Как знать, может, по живучей новиковской линии связи прошли такое донесение и боевые приказы, которые помогли освобождению Наро-Фоминска.

Парень из деревни Хитрово на Орловщине, бывший курсант военного училища, гвардии сержант московской Пролетарской дивизии Николай Сергеевич Новиков посмертно награжден орденом Ленина.

Летчик Николай Гастелло уподобил свой подбитый самолет огромной горящей торпеде; москвич Никон Шевцов стал разведчиком-диверсантом; И. П. Середа вышел победителем в дуэли с немецким танком; парнишка с московской окраины Виктор Талалихин таранил ночью бомбардировщик "Хейнкель-111". Он не знал тогда, что его подвигу последуют другие; только в небе над Москвой и Подмосковьем наши летчики совершили 24 тарана. Ценой жизни своей связал телефонный провод Николай Новиков.

За время, разделившее две отечественные войны, животворная сила нашего патриотизма неизмеримо выросла. Сотни, тысячи подвигов были порождены храбростью советских патриотов. Советский народ явил миру "непоколебимость своего духа".

Фельдмаршалы, разработавшие по заданию Гитлера план "Барбаросса", прилежно подсчитали, сколько дивизий у них отмобилизовано на шесть недель блицкрига, подсчитали, какое у вермахта превосходство в моторизованных войсках, тяжелых минометах, самолетах последних моделей, в автоматическом оружии, но не брали в расчет нашу выдержку, сплоченность, трижды благословенный героизм советского человека.

Родину защищали от фашистов не крепостные люди, а полновластные хозяева своей жизни, кузнецы своего будущего. Плечом к плечу с русскими сражались воины всех национальностей; иные прибыли от самых от окраин СССР.

Сочинители разбойничьего рабовладельческого плана "Барбаросса" не учли созидательной энергии, духовных ресурсов, верности долгу тех, кто предан идеям и идеалам Ленина.

Размышляя о начальном этапе войны с ее большими жертвами, вспоминаешь бессмертные слова Ленина:

"Во всякой войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь. Убеждение в справедливости войны, сознание необходимости пожертвовать своею жизнью для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести".