Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

Зима тревоги нашей

Пожилой мастер литейного цеха Виктор Степанович Селиверстов долго стоял, подняв воротник пальто и постукивая ботинком о ботинок, на остановке. Заснеженный ветер на просторной площади казался еще порывистее. Селиверстов ждал, пока подойдет заблудившийся где-то трамвай. Шел трамвай по темным улицам медленно, как бы на ощупь; вожатый несколько раз выходил с ломиком и переводил трамвайные стрелки.

Тяжело вчерашнему пенсионеру после длинной-предлинной смены подниматься на пятый этаж. Полутемно, синие лампочки тлеют на лестничных клетках через этаж; энергию экономят.

Трубы центрального отопления дома холодные и, сколько их ни трогай, теплее не станут. Каждый выдох в промороженной комнате отмечен облачком пара. Включать электроплитку категорически запрещено. Вся надежда на кухонный газ, ночью синий язычок пламени чуть посильнее. Можно вскипятить стакан чаю, но и в кухне не согреться.

Приехал Селиверстов с завода после одиннадцатичасового рабочего дня, надеясь найти письмо от жены с Урала, узнать, как она, невестка, внуки, но письма в почтовом ящике не нашел. Вздыхая и поеживаясь от холода, он разделся и улегся спать, накрывшись двумя одеялами и пальто.

Уже полтора месяца Виктор Степанович живет в литейном. Вагранка не гаснет, всегда тепло, действует горячий душ и можно прикорнуть, хоть и не раздеваясь, но смыв с себя пот и копоть вагранки…

Сколько таких ныне бессемейных Викторов Степановичей осталось в Москве жить в цехах, на трудовых вахтах? Правомочно сказать, что весь город прожил эту зиму на казарменном положении.

Зима вступала в свои права, "короче становился день", но город оттого не становился менее деятельным, работящим.

Повысился производственный потенциал предприятий, которые обжились в стенах эвакуированных заводов. За эти месяцы оборонная промышленность Москвы богатырски окрепла, чему способствовало всеохватное кооперирование крупных заводов и мелких фабрик, мастерских, артелей. Мобилизация производственных ресурсов осуществлена поистине талантливо.

Рабочая Москва с каждым днем набирала мощность и наращивала выпуск военной продукции в ошеломляющей прогрессий. Начали массовое производство противотанковых ружей. Количество минометов в декабре увеличилось четырехкратно. А декабрьский план изготовления автоматов ППШ был в 35 (тридцать пять!) раз больше, чем в ноябре.

Узким местом в изготовлении ППШ оказались ложи автоматов. Огромный поток работы обрушился на столярные и модельные цехи, мастерские по ремонту мебели, фабрики и артели игрушек. Все острее нужда в столярах, краснодеревщиках, токарях по дереву, умелых плотниках.

Поистине волшебная метаморфоза произошла в местной промышленности! Из 670 предприятий 654 изготовляли боеприпасы, вооружение, военное снаряжение, обмундирование.

В Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства Москвы хранится любопытная папка, поражающая точной статистикой (фонд 2872, опись № 1, связка 60). Знакомимся с данными — сколько и какой продукции изготовила (кроме нательного белья) швейная промышленность Москвы в декабре для фронта:

телогрейки 60 597 шт.

шаровары ватные 68 060"

шапки-ушанки 80 472"

перчатки двухпалые 133 811"

зимние маек, костюмы 135 728"

санитарные конверты 629"

сумки для бутылок 81 715"

рукавицы меховые 13 563"

кисеты 65 615"

свитера 19 724"

обмотки 79 213"

теплое трикотажное белье 2 875"

Гул швейных машин, тесно стоящих рядами в большущем цехе, усиливается до трескучего грохота, если эти машины стучат в уши день-деньской, а день этот длится — ни много ни мало — одиннадцать часов. Но военное обмундироваиие — оружие, а швейная фабрика — оборонная промышленность!

Женщины, склонившиеся к швейным машинам, подолгу не позволяли себе разогнуть онемевшую спину, сведя руки на затылке, размяться, пройтись из конца в конец цеха. Тяжелеет к концу смены утюг. Мучительно пришивать пуговицы, когда пальцы уже плохо гнутся и исколоты иголкой.

Окопные старожилы, жильцы блиндажа, десантники на броне танка, разведчики в снежной берлоге ждут гимнастерок, галифе, ватных шаровар или телогреек, варежек или подшлемников. Мечтают сменить белье, попариться в походной или деревенской баньке, потеплее одеться, чтобы не промерзнуть, не окоченеть, ползая по снегу…

Белошвейки, портнихи, закройщицы, швеи-ручницы, швеи-мотористки…

Вспомним сегодня об этих труженицах с нежной благодарностью. Они делали все возможное и невозможное, чтобы теплее одеть защитников Москвы.

По мере того как отвоевывали подмосковные поселки, к москвичкам присоединялись работницы, вернувшиеся на свои фабрики, если те не были разрушены, сожжены. Например, в Истринском районе через несколько дней после его освобождения на нескольких местных фабриках и в артелях усердно шили белье, гимнастерки, телогрейки, стеганые брюки, ватные конверты для раненых, вещевые мешки.

Стоит еще упомянуть, что в Первомайском районе Москвы сваляли тысячу пар валенок — почин дороже денег!

В последний месяц года изготовили 3331 печку "буржуйку", 69 720 защитных рукавиц, 101 198 лыжных креплений, 32 376 пьексов.

Тысячи бойцов становились на лыжи. Весь спортинвентарь в городских парках и на загородных лыжных базах — 15 тысяч пар лыж — передали армии. 35 тысяч пар лыж обязались изготовить.

Все хуже у москвичей с обувью; пришлось открыть пункты для скупки поношенной обуви. Это было попросту необходимо тем москвичам, которые продолжали трудиться на оборонительных рубежах. Работа шла и в ненастную погоду, все труднее поддавался мерзлый грунт. Многие скверно обуты, без перчаток, а по карточкам обувь, одежду выдавали редко.

Карточки на дефицитные товары были в ту пору весьма скупыми — и на обувь, и на керосин, и на дрова. В начале декабря ввели нормированную продажу соли — 400 граммов на человека в месяц, спичек — три коробка. Полки в гастрономах опустели еще в середине октября; пожалуй, лишь два продукта можно было купить свободно — крабы и паштет из раковых шеек; продавали их по коммерческой цене…

Противотанковые рвы в пригородах давно занесло снегом, но до поздней осени, внимая призыву партии, москвичи энергично продолжали долбить заледеневшую землю, укреплять три внутригородских кольца обороны — от Окружной железной дороги до Бульварного кольца.

На случай уличных боев сооружались баррикады. Накануне парада, на Красной площади бюро Дзержинского РК ВКП(б) приняло постановление "О закреплении за предприятиями улиц района для строительства баррикад". 2 ноября провели воскресник по сооружению баррикад и оборонительных линий на Сущевском валу, к 4 ноября работы намеревались закончить.

Светлое время суток сокращалось, город все дольше жил и работал при освещении, а значит, электрический голод становился острее. Морозы набирали силу, город все труднее обогревать. А тут еще на Одну из станций МОГЭС фашисты сбросили бомбы.

Зеленая маскировка под парки, сады, аллеи, бульвары сослужила свою службу, но зимний город она могла демаскировать. На глухой кирпичной стене литейного цеха, где работал Селиверстов, летом нарисовали зеленые скособоченные деревья. Теперь же искусственную зелень пришлось замазывать мелом.

Появились и новые заботы, связанные с отоплением, которых не знала довоенная Москва. Например, необходимо было утеплить временные насосные станции и всасывающие трубопроводы на Москве-реке, Яузе и на прудах. В сторожках, дощатых домиках установили печи, чтобы при тушении пожаров заиндевевшие шланги не оставались сухими и не подводили пожарных.

К счастью, число воздушных налетов шло на убыль. С одной стороны, усилилась наша противопожарная оборона, с другой — чаще выручала нелетная погода. А кроме того, моторы и вооружение на некоторых марках фашистских самолетов не были приспособлены к полетам при низкой температуре.

Пришло время расформировать комсомольско-молодежный противопожарный полк — бойцы и командиры его ушли в Красную Армию, в партизаны, в диверсионные отряды, в милицию, в органы государственной безопасности и правопорядка.

Поздней осенью и зимой в прифронтовой Москве следовали строгим законам осадного положения, не знали пощады те, кто пытался подорвать обороноспособность города.

Жители с пониманием и одобрением читали в газетах информации коменданта города Москвы. Разбазарили государственное имущество и пустились в бегство руководители одной из фабрик в то время, когда рабочие продолжали выполнять заказ фронта. Преступников осудили и расстреляли; такая же кара последовала за хищение 1836 килограммов хлеба и продажу его спекулянтам, за ограбление квартир эвакуированных. Строго осудили тех, кто распространял провокационные слухи, нарушал светомаскировку. Расстреляли на месте немецкого шпиона, который в минуты воздушного налета подавал условные световые сигналы.

Благодаря сознательной дисциплине и тому, что законы осадного положения были безжалостны к преступникам, в городе сохранялись спокойствие и порядок…

Еще задолго до наступления холодов город был серьезно озабочен заготовкой топлива на зиму. Чем хуже фронтовая обстановка в Подмосковном угольном бассейне, тем большая роль отводилась торфу и дровам.

Не забудем о деревянной Москве, о жителях старых и старинных домов с печным отоплением. В декабре открыли пункты по продаже дров населению. Их привозили грузовыми трамваями, на некоторых остановках выстраивались длинные очереди. Ежедневно продавали 4 тысячи кубометров дров. Круглосуточно трудились 25 трамвайных поездов, 30 грузовиков, а также 300 подвод, но дров не хватало.

Может быть, молодым читателям небезынтересно узнать, что после мобилизации коней в Красную Армию в Москве продолжали возить поклажу (то есть работали на оборону) 5500 лошадей. Рабочий день их длился десять часов. Гужевой транспорт помогал городу изо всех сил.

До самого ледостава снабжали столицу торфом Московско-Окское и речное пригородное пароходства, прогулочные пароходы и катера с канала Москва — Волга. Пригодились причалы, пристани и три плавучие на постоянном приколе баржи-ресторана. Пока Москва-река не замерзла, торф разгружали у Дома правительства, Крымского моста, на Потылихе, в Кожухове, у Киевского вокзала, на Красной Пресне, у пивоваренного завода, в Дорогомилове, у Артиллерийской академии, в Хорошеве и в Филях.

Дров и торфа ждали не только истопники в котельных и озябшие жители. Березовые чурки и брикеты торфа требовались водителям 13-й роты московского транспортного полка. Бензина и дизельного топлива не хватало, вспомнили о газогенераторных двигателях. Водителей таких машин снисходительно называли "кочегарами".

Сотни тысяч москвичей ночевали в ту пору в учреждениях, на предприятиях. Не меньше народу обитало в казармах, общежитиях — истребительные батальоны, полки внутренней охраны, диверсионные отряды, ожидающие перехода через линию фронта, военные курсы. И всех нужно было уберечь от ночных холодов под крышами.

Мерзли артисты (больше всего артисты балета), мерзли зрители на спектаклях в выстуженном филиале Большого театра. И тогда отправились "ходоки" в Моссовет; их выслушали там с пониманием и готовностью помочь.

— Ленин просил беречь Большой театр, — напомнил городским хранителям тепла В. П. Пронин. — Дадим же храму искусства тепло!

Но больше других нуждались в тепле раненые и больные. Еще в самом начале войны, к 4 июля, госпитальное хозяйство Москвы увеличилось на 6060 коек и достигло 23 тысяч коек, к 22 октября прибавилось еще 10 тысяч. Уже в августе только в Боткинскую больницу поступило 7412 раненых, в сентябре — 10486. Для транспортировки раненых к Боткинской больнице продлили трамвайную ветку.

Осенью в одном из бомбоубежищ больницы оборудовали подземную операционную. Помощниками хирургов становились врачи других специальностей, не столь дефицитных в дни войны.

Сотни санитарных поездов с тяжелоранеными отправила прифронтовая Москва в глубокий тыл, но число раненых в декабре не уменьшилось — шли тяжелые наступательные бои.

Бывали сверхтрудные дни, когда сортировочно-эвакуационный госпиталь № 290 Западного фронта, занимавший корпуса в Лефортове, принимал до десяти тысяч раненых.

Чем успешнее развивались военные действия под Москвой, тем больше росла забота о завтрашнем дне столицы, о ее ближайшем будущем, улучшались ее самочувствие и жизненный тонус. Росла и забота об удобствах и безопасности жителей.

В узких проходах, оставленных рядом с баррикадами, возникали транспортные пробки, во многих местах были перегорожены и тротуары. Пешеходы поневоле шагали по мостовой. Случалось, когда переполненный донельзя трамвай проходил через узкий проезд в баррикаде, с трамвая сшибало "висунов".

26 декабря Моссовет разослал распоряжение № 216:

"Обязать председателей исполкомов райсоветов и нач. МПВО до 30 декабря убрать на узких улицах часть баррикад, мешающих движению транспорта… Расширить проезды, сделать проходы на тротуарах… Обеспечить каждого дворника киркой вместо лома, изготовить для домов на центральных магистралях стандартные ящики на салазках для вывоза снега от домов во дворы".

Кирка, которой выковыривали булыжники мостовой при сооружении баррикад на Красной Пресне, и кирка для скалывания льда с тротуара — разные эпохи в жизни города. А разделяют их лишь два месяца!

В тот же день, 26 декабря, Моссовет выделил десять тонн кондитерских изделий для новогодних подарков детям. Распорядился устроить новогодние елки, чтобы ребятишки в детских домах, интернатах, больницах, дети, недавно ставшие сиротами, потерявшие родителей во время эвакуации, бомбежки, не остались без подарков. Для этого Деду Морозу выделили пять тони конфет и две с половиной тонны печенья. Собирали подарки и для фронтовиков. Комсомолка Нина Топтыгина принесла на пункт сбора подарков в Осоавиахим Ростокинского района 20 кусков туалетного мыла, 2 килограмма колбасы, 2 килограмма сухарей, 2 бритвенных прибора, 3 носовых платка, 100 коробок спичек, 10 пачек папирос, 100 конвертов.

Немало прозвучало в городе отзвуков канонады нашего наступления. Праздничное эхо!

Но, может быть, самое красноречивое свидетельство нашей победы под Москвой — транспортировка с передовых позиций в Москву трофейного вооружения и имущества: искалеченные, бескрылые "юнкерсы", искореженные танки, цуг-машины, дальнобойные пушки с разорванными дулами, из этих пушек собирались обстреливать Кремль. Для сбора трофеев создали три специальных отряда. Первый отряд волоколамское направление, второй — ленинградское и дмитровское, третий — можайское и наро-фоминское.

Задача заключалась не только в том, чтобы обеспечить москвичам приемлемый, сносный уровень жизни, хотя бы минимум бытовых удобств, не только в том, чтобы духовная жизнь столицы по-прежнему отличалась высокой гражданственностью и патриотическим накалом.

Генеральная задача, которая блестяще решалась даже на расстоянии 27 километров от противника, — не уменьшить всестороннюю практическую помощь Красной Армии в условиях суровой зимы.

Всю прифронтовую тревожную зиму оставались на круглосуточном посту городской, областной и все двадцать пять московских райкомов ВКП(б): они возглавляли работу партийных организаций Москвы и Подмосковья.

Полной мерой можно оценить их самоотверженную конструктивную деятельность, если учесть, как сильно уменьшился отряд московских коммунистов и комсомольцев после мобилизации в армию, после призыва в народное ополчение, после эвакуации заводов, учреждений, академий, институтов в первое полугодие войны.

В обстоятельной книге А. М. Самсонова "Поражение вермахта под Москвой" приведена интересная статистика. Перед войной насчитывалось 236 240 членов и кандидатов в члены партии в Москве и 93 976 в области, кроме того, соответственно 400 тысяч и 216 968 комсомольцев. А на 1 декабря осталось в Москве и области 50 803 и 36 175 членов партии, а комсомольцев соответственно 40 тысяч и 31 469.

Москва оставалась жизнедеятельным Донором, Оружейником, Чекистом, Интендантом, Военврачом, Кормильцем фронта.

С гордым достоинством прожила столица СССР свою первую фронтовую зиму, полную тревоги.