Моя жизнь среди бельгийцев

Письмо восьмое. ОБЗОР НАЦИОНАЛЬНОЙ

СОКРОВИЩНИЦЫ.

В гостиной виллы «Юдолалия» стоит примечательный предмет, нечто вроде шкафа или серванта. Нижняя его часть из дерева и закрывается двумя дверцами, на которых изображены ярмарочные сюжеты в духе Брейгеля. Тут хозяин хранит разные сувениры и подарки. Кофейный сервиз, полученный на свадьбу от тетушки, на которую он теперь обижен, но еще не настолько, чтобы выбросить этот хлам. Белая супница с трещиной на груди и половиной крышки — выбросить эту вещь ему жалко потому, что он получил ее на память от бабушки. Жестяная коробка с документами, оставшимися от его службы в ополчении, и другая — со школьными тетрадками и грамматикой, свидетелями тех времен, когда он был первым в классе и еще подавал надежды. Похоже, что его жена провела тщательную ревизию коробки с тетрадями. Когда супруг заводит речь о своих школьных успехах, она не скрывает улыбки.

Верхнее отделение шкафа уже и намного выше. Сквозь раздвижные стеклянные стенки видны стеклянные полочки и все, что на них стоит. «Это наша витрина», — говорят хозяева.

На первой полочке вы видите большие серебряные и бронзовые медали в поставленных стоймя обитых черным бархатом коробочках. На них изображены: голый мужчина, который слегка развернул корпус и собирается метнуть диск; женщина без одежды, которая протягивает кому-то, смотрящему в вашу сторону, пальму мира; еще один голый мужчина, на этот раз в профиль, изготовившийся к бегу, и еще одна женщина без одежды, которая дует в трубу и смотрит вдаль, потому что там совершается восход солнца.

— Изящная работа, — говорит владелец «Юдолалии» своим гостям. — Это мне подарили за активную деятельность на благо нашего спортклуба. «Мэне сана ин корпорэ сано»[18]. Двадцать пять лет был секретарем и пять лет президентом. Преодолел немало трудностей, но и добился многого. Люди остались мне за это признательны. Вот награда за добродетель. Сейчас я очень занят по работе, да и старею с каждым днем. Так что могу быть только почетным президентом. Place aux jeunes, mes amisl (Последняя фраза произносится по-французски. Она означает, что нужно уступить место молодежи. Бельгийская знать сплошь и рядом употребляет ее как междометие, так что буквально ее понимать не следует.)

На второй стеклянной полочке лежат серебряные и бронзовые медали, на которых выгравированы факелы, ружья и шлемы. Одни имеют круглую форму, другие — форму звезды или солнца в венчике из остроконечных лучей. К ним прикреплен кусочек материи благородно-алого или небесно-голубого цвета, но чаще всего трех цветов — красного с желтым и черным[19]. Середину медали обычно украшает барельеф, в котором вы узнаете профиль одного из бельгийских королей.

— Да, — поясняет владелец «Юдолалии», — пришлось повоевать.

В составе четвертого полка. Пять лет был в плену, а потом двадцать лет секретарем Братства ветеранов. Не смейтесь! У меня до сих пор осталась отметина после того случая, когда один старый ветеран чуть не избил меня в моем собственном доме за то, что ему никак не удавалось выхлопотать себе пенсию.

На третьей полочке находится блестящий золотой кружок. На нем крест и тиара. Кружок покоится на кусочке желто-белого шелка, остальные медали лежат в почтительном отдалении, а у задней стенки стоит фотография папы с его собственноручной подписью.

— Это подарок викария из епископата. Он прослышал, что меня собираются чествовать как основателя и президента общества «Очаг и алтарь». Пастор нашего прихода хотел утаить эту новость от епископата, потому что я категорически отказывался петь во время его служб под аккомпанемент биг-бита. Я был и останусь патриотом органа! Очевидно, викарий прочел о моем юбилее в газете. В коллеже мы были с ним друзьями. Он тут же запросил Рим. В разгар торжества распахивается Дверь и появляется викарий с этой медалью. Я оторопел: «Монсеньер!» Он смеется: «Зови меня просто Мон». А потом произносит речь на полчаса. Попозже мы ее услышим: я записал ее на пленку.

До чего же остроумный человек!

На нижней полочке множество витых канатиков и широких ленточек ярчайших цветов, не в пример веселее, чем на верхних полочках. К этим ленточкам подвешены тюзолоченные кружочки с изображениями всевозможных масок и шутовских колпаков, окруженных именами заморских принцев.

— Это карнавальные сувениры, — говорит хозяин и улыбается. — Много лет подряд я устраивал карнавальные шествия и открывал маскарадные балы. Прекрасные то были времена! В пятьдесят седьмом я был даже принцем карнавала. Они думали, что у меня не хватит смелости! Это, конечно, недешево стоит, но веселья и смеха — на всю жизнь! Смотрите-ка, вот это медали «Ордена Любителей Белого Вина» и «Рыцарей Вкусного Блюда». Нужно уметь отдыхать. Наслаждаться всем прекрасным, что есть в этом мире. Что такое жизнь? Короткий праздник посреди бесконечного Великого поста.

— Совершенно справедливо, — соглашаются гости.

Владелец виллы, дожидавшийся этой минуты, делает знак жене.

Она щелкает выключателями, свет в комнате гаснет, зато витрина вдруг начинает блистать и переливаться под направленным на нее светом, источник которого искусно спрятан где-то за дубовой балкой под потолком.

— О-о-о, — вырывается у гостей.

Каждая безделушка сверкает, словно драгоценность, а стеклянный шкаф преображается в сокровищницу бельгийских королей.

Апофеозы и юбилеи — самая процветающая сфера общественной деятельности в Католическом королевстве.

Жизнь здесь кипит и бурлит весь год напролет, а в особенности по уик-эндам, то есть в субботу и воскресенье. По всей стране выходные дни приносят радость заслуженным людям и заставляют попотеть отцов города и бургомистров, членов комитетов и служащих общины, секретарей и рестораторов.

Когда проходили, мимо Дома общины в Рейнаарде, всякий раз бросаются в глаза гордо реющие флаги, а слух улавливает стрельбу — салют пробками из бутылок с шампанским во славу очередного именинника. Всегда найдется кто-нибудь, победивший в чем-нибудь — в состязании голубеводов, в марафонской игре на гармонике, в бильярдном турнире, в телевикторине. Летним воскресным днем невозможно проехать через бельгийскую деревню, чтобы вам не загородили путь — нынче местный духовой оркестр, своим ревом способный заглушить Международный музыкальный фестиваль в Лимбурге, завтра — футбольная команда, которая «вплела в свой герб золотую ветвь», а в следующий раз — пестро украшенная колесница, с которой принц стрелковой гильдии принимает дань восхищения от своих подданных.

А сколько суеты и восторга, когда после участия в Тур де Франс под громкие звуки музыки возвращается к родным пенатам и предстает перед земляками на парадном крыльце Дома общины местный герой! Ему, к сожалению, удалось занять всего лишь пятнадцатое место, но ведь он без страха и упрека выполнял в Пиренеях миссию Гонца. Бургомистр прижимает его к своему сердцу и молвит: «Франс, дружище, для всех нас ты — моральный победитель и достойный сын нашего спортклуба».

Могучими опорными колоннами служат культу апофеозов и юбилеев юбилеи художников и политиков. Смысл этого явления прозрачен: юбилей рассматривается как единственный объективный критерий при оценке личности. Все другие деяния могут быть поставлены под вопрос оппозицией. Значение художников и общественных деятелей измеряется такими сложными мерками, как личный вкус, связи, интеллигентность. Юбилеи выше этого. Они входят в разряд устойчивых, не подлежащих сомнению ценностей. Они как бы взывают: «Бельгийцы, этот человек, сумевший прожить среди вас так долго, заслуживает горячих аплодисментов!» И он их получает.

Достигнув определенного возраста, вы вправе рассчитывать даже на милость бывших врагов. Нельзя быть злопамятным, думают они и спешат поднести вам цветы. Ведь удушить можно и в дружеских объятиях.

Какой же год бывает стартовым для юбилеев? В прежние времена, когда бельгийцы приобщались к Вечности более поспешно, юбилеи начинались с сорокалетнего возраста. Заметка в газете, букет Цветов и первая медаль — для первого раза вполне достаточно. Пятидесятилетие — полвека — давало повод для настоящего чествования На первое — научная сессия или заседание, венчаемое приемом у министра или его заместителя, на второе — обед с семью приветственными спичами и наконец, если речь шла о действительно большом и общепризнанном авторитете, то на десерт — шествие в сопровождении двух капелл, церковной и муниципальной, с заключительной серенадой под балконом юбиляра.

В наше время юбилейный рубеж отодвигается все дальше. Население с каждым годом стареет, естественный отбор изживает себя. Золотая свадьба перестала быть редкостью. Редакции «Нашего Рейнаарде» и других общинных газет просто захлебываются в потоке фотографий Четырех Поколений и Бодрых Долгожителей, которые до сих пор еще читают без очков. Теперь юбилеи обычно справляют в дни шестидесятилетия. Поначалу без особой помпы, ибо есть серьезные основания считать, что немного времени спустя придется повторять все заново. В действие включается механизм, который каждые пять лет автоматически усаживает Заслуженного Человека в кресло юбиляру. Я слышал о популярных писателях, которые последние двадцать пять лет жизни занимались исключительно произнесением благодарственных речей на посвященных им торжествах, организуемых в юбилейный сезон дважды в месяц сотнями культурных обществ и филиалов.

Придя, наконец, к верстовому столбу своего жизненного пути, увенчанному цифрой «семьдесят», юбиляр получает право на Собрание сочинений или же посвященный ему сборник статей. Среди статей попадаются даже такие, где тот или иной коллега признает его заслуги. На его имя поступает телеграмма от правительства, а иногда от самого короля, из чего явствует, что теоретические заблуждения в области политики, которыми уважаемый юбиляр грешил в далекой юности, можно считать забытыми. Путь к Рыцарскому ордену теперь открыт. И в самом деле, на юбилейном обеде, между фруктами и кофе, его подает к столу секретарь кабинета, молодой человек, почерпнувший данные для своего пышного поздравления из биографического справочника «Кто есть кто».

Верят ли бельгийцы этим апофеозам и юбилеям?

Я задаю себе этот вопрос всякий раз, когда прохожу мимо одного магазинчика. Он стоит на оживленной торговой улице и бросается в глаза своей простотой. Среди стеклянных дворцов и крикливой пестрой рекламы не сразу замечаешь его высокие узкие окна с зеленым или коричневым переплетом. На фасаде нет вывески, только надпись на витрине: «Мундиры и знаки отличия». Другой рекламы ему и не требуется. У него есть своя постоянная клиентура — военные, государственные служащие, высокопоставленные лица, музыканты, почетные ветераны труда, а также фирмы и общества, отмечающие юбилейные даты.

Витрина магазинчика представляет собой выставку образцов человеческой гордости и тщеславия. Но я приглядываюсь не к витрине, а к бельгийцам, которые возле нее замирают. Они указывают друг другу на ордена и медали — и на те, что у них уже есть, и на те, что кажутся им смешными. Последние они называют «жестянками» и «побрякушками». А если возле витрины остановилась целая группа, то всегда находится остряк, который, выпятив грудь и послюнив большой палец, начинает цеплять на себя воображаемые награды и с павлиньей важностью прохаживаться перед витриной. Толпа отвечает ему дружным хохотом.

Вообще-то бельгийцы любят смеяться над тем, что им дорого. И нет ничего страшного в том, что они зубоскалят над наградами и сами же за ними гоняются. Медали весело бренчат на их груди, покуда им хоть одну не вручат публично. Тогда украшения становятся почетной наградой. Их вешают в гостиной или студии, чтобы человечество знало, с кем оно имеет честь. Если же награждают служащих фирмы, то ее владелец заказывает в рекламном бюро богато иллюстрированный фоторепортаж «Торжественное вручение сорока пяти юбилейных медалей на фирме «Брюкотекст» (что значит — «Брюссельская компания текстиля»).

В Рейнаарде, прямо напротив церкви, стоит древняя харчевня. Низкое вытянутое строение из белого камня под красной черепичной крышей и со множеством окошек. На вывеске над зеленой дверью два бражника пытаются катить бочку пива друг другу навстречу и сталкиваются лбами. «Харчевня в Неладах» — гласит надпись над их головой. Но на окне, что возле двери, можно прочитать другую: «Все — для «Дома у Имярек»[20].

Старейший постоялый двор округи пережил второе рождение. «Он приютил самый модный магазин всей страны», — говорит его новый владелец. И довольно улыбается, потому что дела идут отлично. Жители Рейнаарде зовут его «Антикваром» — в столовой у него хранится масса предметов художественных ремесел и старины. Сам он в проспектах и рекламных объявлениях расшифровывает свое занятие как «новейшую и необходимейшую профессию эпохи — композицию бытового фона». Он заявляет напрямик: «Я нужен всем, кто хочет что-то значить. Каждому, кто хочет попасть в элиту, без моих услуг не обойтись».

«Композитор бытового фона» — крепкий мужчина между тридцатью и сорока, с черной шкиперской бородой. Он радушно приветствует меня в окружении картин фламандских экспрессионистов, гравюр Мазереля и офортов Дирка Бакстеена. На подоконнике я вижу брабантскую керамику, а на бывшей пивной стойке — вереницу фарфоровых блюдец и чашек да коллекцию стеклянных горшочков, «выдутых еще вручную». Рядом стоят скиния эпохи Ренессанса и медная помпа для пива, а у стены возвышается старый книжный шкаф, сверкающий золотыми корешками. Надпись над стрелкой, указывающей на следующую дверь, приглашает: «Осмотрите нашу коллекцию мебели разных стилей».

«Композитор быта» объявляет, что я в своих записях спокойно могу называть его помощником создателей памятника современности.

— Я состою на службе у искусства, — говорит он. — Виски?

Виски — напиток людей с «фоном».

— Прежде, — рассказывает мужчина со шкиперской бородой, — прежде человечество воздвигало памятники знаменитостям. Генералы и короли из гранита сидели на конях посреди зеленых скверов. Мраморные художники держали свои палитры на рыночных площадях и в городских парках. Бронзовые поэты застывали в мечтах перед зданием ратуши или читали книжки у парадного входа в библиотеку. Но впоследствии, благодаря обязательному обучению, литераторов развелось огромное количество, да и войны стали случаться чаще и велись с большим размахом. Теперь уже было дороговато поднимать на пьедестал каждого, кто отличился на поле битвы или за письменным столом. В некоторых городах негде повернуться из-за позеленевших изваяний мудрецов и триумфаторов. Еще виски?

«Композитор быта» отвинчивает голову готической статуэтки святого и извлекает оттуда новую бутылку.

— Сегодня люди хотят, чтобы каждая вещь имела практический смысл. Положить еще льда?

Наш народ, — продолжает «Композитор быта», — прибег тогда к более демократической форме публичного увековечения, и эта форма процветает и в наше время. Имена великих людей начали писать на металлических дощечках и развешивать на перекрестках и площадях. Ныне же возникает новая, высшая форма. Подлинная слава пожинается не на улице и не на публике. Она рождается в вашем доме. Она расцветает в гостиных, где миллионы людей каждый вечер включают телевизор. Монументы воздвигаются теперь на маленькой плоскости телеэкрана, и эти монументы превосходят по высоте все прежние памятники. Они превосходят их еще и потому, что избраннику судьбы не надо больше ждать своей смерти. Он может, нет, он должен присутствовать на открытии собственного памятника. Без него памятника не будет. Хотите сигару?

«Композитор быта» открывает скинию эпохи Ренессанса и достает оттуда ящичек с сигарами.

— Не проходит и дня, — говорит он, пуская синие струйки дыма, которые завиваются нимбом вокруг головы готического святого, — не проходит ни одной передачи, чтобы нам не представили нового Сына или Дочь Народа. Мы круглый год ходим в гости к Людям с Большой Буквы, игравшим некогда важную роль в обществе, а теперь состарившимся настолько, чтобы еще суметь достаточно живо поведать нам о своем прошлом. Мы слышим и видим, как прощупывается, прослушивается и просвечивается вся жизнь Лидеров Нации. Мы подсаживаемся к их столу, мы возлежим на ковре возле их очага, мы садимся на колени самой Культуре. На наших глазах растет и ширится галерея героев, аллея живых памятников эпохи.

— Позвольте задать вам один вопрос. Какую же роль выполняет ваша фирма в деле всенародного распространения культуры?

— Я, — разъясняет он, — даю на прокат картины, скульптуры и другие предметы искусства выдающимся личностям, которых телевидение выбирает для передач из цикла «Дома у Имярек».