Моя страна - прежде всего!

Глава 19

17 апреля 1940 года. Москва.

Александр Самсонов.

– Здравствуйте, Александр Григорьевич! Как дела, настроение? – поинтересовался у него старший майор Круглов. Сегодня он выглядел каким-то оживлённым. Форма отутюжена, чисто побритый, пахнет одеколоном. Кати на это раз не было, и Саша мысленно пожалел об этом. Всё-таки, в её присутствии допрос ему больше нравился.

Александр усмехнулся. Спрашивает, как будто не знает этого. Или это он так шутить изволит?

– Спасибо, товарищ старший майор, у меня всё нормально, вашими стараниями.

Вчера его не вызывали на допрос, и он весь день провёл в камере, лениво перебирая в уме всё что с ним случилось, иногда прерываясь на сон. Сегодня утром Сашу накормили как обычно и даже принесли опасную бритву, которой он и побрился под пристальным наблюдением охранника. Похоже, следили чтобы он не порезал самого себя… А что, мало ли? Вдруг у него помутнение рассудка случится или жизнь станет не мила? Но Саша уже отошёл от того фатального безумия, которое он устроил в кабинете прошлого следака. Вообще, такое состояние посетило его в первый раз. Это вызывало у него тревогу и, одновременно, некоторую радость. Всё-таки приятно осознавать, что ты можешь в безнадёжных обстоятельствах превзойти самого себя. Жаль только, что впадение в такое состояние он пока так и не смог проконтролировать полностью. Видимо, для этого должна быть реальная угроза смерти, а обмануть подсознание, находясь в относительной безопасности, он не смог. Ведь тогда инстинкт самосохранения, один из самых сильных инстинктов человека наряду с инстинктом размножения, просто отключился. Полностью, как будто нажали некую кнопку. Никакого страха смерти, только пьянящая радость от боя и гибели врагов. Прямо какой-то «универсальный солдат», только без внешнего управления. Неважно сколько этих врагов, неважно чем вооружены… просто идёшь и убиваешь. С другой стороны, страх человеку необходим, если он хочет жить, особенно на войне. Главное, держать его в узде и не давать завладеть собой.

– Так, сегодня мы с тобой поедем в гости к одному очень важному человеку! – огорошил его Круглов. – Там ты ему расскажешь всё что он захочет знать. И очень советую тебе ничего от него не скрывать! От него будет зависеть твоя дальнейшая судьба! – со значением произнёс следователь.

– Неужели к самому товарищу Сталину? – не удержавшись, пошутил Александр.

– Держи карман шире… Размечтался! – отмахнулся Круглов. – Кто ты и кто он… Так, вроде ничего не забыл… – он открыл стол, вынул пару папок и засунул в портфель. – Охрана!

Они со следователем вышли во внутренний двор здания и уселись в машину, только с обеих сторон Саши ещё примостились два охранника, зажав его между собой. Через несколько минут они на чёрной «эмке» выехали со двора и покатили по московским улицам.

Александр с любопытством смотрел по сторонам.

Москва 1940 года выглядела довольно колоритно для жителя двадцать первого века. Очень мало машин, по сравнению с будущим. Это и понятно, сейчас для людей автомобиль именно роскошь, а не средство передвижения. Купить его могут лишь богатые или влиятельные люди, да и то это довольно хлопотное дело. В основном, разным руководителям назначаются служебные машины. Мимо часто проезжали разные допотопные грузовики, то ли ГАЗ-ММ «полуторки» то ли другие модели, Саша в них не разбирался. Также попадались автобусы, набитые пассажирами, а один раз мимо них величаво проплыл двухэтажный троллейбус, выкрашенный красной краской. Удивлённый Александр, вывернув шею, наблюдал за ним, пока тот не скрылся за углом. Он даже не знал что в Москве этого времени были такие троллейбусы. В Лондоне или Берлине вроде бы были двухэтажные машины, но здесь… Еще проезжали фургоны с надписью «Хлеб» и цистерны «Молоко», что вызвало в нём улыбку. Хоть он сам и не застал конец 80-х когда похожие машины ещё ездили, но часто слышал как более старшие коллеги вспоминали о них.

Дома, мимо которых они ехали, тоже привлекли его внимание. Некоторые, судя по виду, стояли ещё при царе-батюшке, другие возведены уже при советской власти. На угловых домах иногда размещались магазины «Продукты» или «Одежда», «Обувь», «Промтовары». Простые вывески, никаких украшений, всё просто и стандартно. То и дело на перекрёстках стояли ручные тележки или прицепы с квасом, мороженым или пивом. Они проезжали, видимо, по окраинам города, так как Саша, несмотря на то что являлся москвичом, никак не мог понять где именно они находятся. Всё было незнакомо.

Люди, идущие по улицам, спешили по своим делам. Одни улыбались, весело разговаривали друг с другом, другие шли, погрузившись в свои думы и сосредоточившись на них. Мужчины часто расхаживали в пиджаках, кепках, вот промелькнул какой-то лейтенант в новенькой гимнастёрке, фуражке и чемоданчиком в руке… Женщины и девушки тоже выглядели довольно бледно для вкуса Александра. Простые длинные платья в горошек или разукрашенные цветочками. Однотонные блузки и юбки. Плащи, пальто, береты, платки. Разве что, некоторые были по фигуре. А так, жительницы Москвы 2019 года однозначно могли бы дать фору своим соотечественницам из прошлого. Он мечтательно улыбнулся, вспомнив, как любовался раньше на улице и на работе сексуально одетыми дамочками, со вкусом накрашенными и старательно делающими вид что они в упор не замечают мужских взглядов. И это при том, что они даже задницей чувствуют эти взгляды провожающие их… Вот же проказливая женская натура! А здесь… Саша грустно вздохнул. Понятно, что здешние девушки не избалованы модой, смелыми фасонами и вообще, достать какую-то хорошую вещь им непросто, но всё же… печально. Вот бы революцию сделать в этом плане, нарисовать по памяти какие-нибудь предметы одежды из будущего на его вкус. Хотя, вряд ли что получится, здешние дамы такое носить побоятся, да и всякие ханжи из комсомола и партии заклеймят его как похабника, который хочет развратить невинных советских женщин, обрядив их в миниюбки, стринги и полупрозрачные одежды.

Погруженный в свои думы, Саша вздрогнул, когда их машина резко свернула в какой-то глухой двор под арку. «Эмка» остановилась, и Круглов подал знак вылезать. Охранники освободили его тело и Саша, кряхтя, вылез наружу, разминая ноги и осмотревшись. Вокруг его обступали дома, откуда-то слышался детский плач, мужской мат… Возле одного из подъездов стояли пара мужчин и курили, тихо разговаривая. Одеты они были по рабочему, в кепки и лёгкие куртки. Ничем не примечательные лица, равнодушно смотревшие на них. Только взгляды, которыми они осмотрели Сашу и Круглова были цепкими и жёсткими. Когда он, вместе со следователем, заходил в этот подъезд, ему показалось, что оба парня буквально просветили его самого и одежду, словно подозревая что он там прячет ствол. Какие-то странные работяги… Хотя, может, они и не рабочие вовсе? У них такие глаза что только в НКВД работать..

Тут он невольно вздрогнул. А ведь получается что эти двое как бы внешняя охрана? Интересно, для кого?.. Что ж, скоро он узнает. Они зашли в тёмный подъезд и поднялись на третий этаж. Круглов одёрнул форму, поправил фуражку, критически осмотрел себя и Александра, и глубоко вздохнул. Нервничает старший майор? Похоже на то… Значит, это как бы конспиративная квартира высшего начальства для встречи с разными мутными личностями, такими как он? Вполне возможно.

Следователь постучал два раза, потом ещё три. Дверь, обычная, деревянная и обшарпанная, тут же распахнулась, словно внутри так и ждали гостей. Их встретил ещё один парень, только уже в форме и фуражке. В квартире был сумрак и Саша не разглядел ни его лица ни знаков различия. Он молча посторонился и Круглов вошёл внутрь, Саша за ним. Ни слова не говоря, молчаливый «гэбэшник» протянул руку и следователь вручил ему своё табельное оружие, вытянув из кобуры. После этого неизвестный охранник быстро и ловко обыскал следователя, а потом и Сашу. Закончив, он кивнул и повёл их за собой в глубину квартиры. Судя по тонкому слою пыли на полу и предметах мебели в коридоре, люди здесь бывали редко и не утруждали себя уборкой. Пройдя через две комнаты, процессия вошла в третье помещение, в котором, в отличие от других, было полно света. Солнце врывалось внутрь, освещая обстановку и единственного человека, сидящего на диване и внимательно смотрящего на них. Несмотря на внутреннюю готовность встретить здесь кого угодно, у Александра едва не перехватило дыхание, когда он увидел его. Знакомое по фотографиям лицо, лысина на голове и знаменитое пенсне. Одет он был в хороший гражданский костюм.

– Товарищ… Берия? – выдохнул Саша в шоке. От осознания того что он находится в одной комнате с главным «гэбэшником» страны его охватил мандраж. Круглов же вытянулся по стойке «смирно» и попытался доложить:

– Товарищ..

– Отставить! Выйди! – рука властно махнула к выходу из комнаты, где стоял молчаливый охранник.

– Слушаюсь! Но… – он озадаченно посмотрел на Сашу.

– Ты не понял? – обманчиво тихим голосом спросил «грузин номер два».

– Так точно! – старший майор чуть ли не строевым шагом быстро вышел из комнаты.

Они остались вдвоём. Казалось, напряжение, повисшее в воздухе, можно резать ножом. Берия просто смотрел на него, а Саша не знал что сказать и как начать разговор. Подумав, он решил, что пусть глава НКВД сам спрашивает что ему интересно.

– Так вот ты какой, посланец из будущего? – нарушил молчание Берия. – Ты садись, не стой на пороге! – пригласил он его.

Помявшись, Александр подошёл к пыльному столу возле окна и осторожно присел на табуретку. Воцарилось молчание. С улицы отдалённо доносились звуки проезжавших машин, голоса людей..

– Наверное, гадаешь почему я решил встретиться с тобой лично? Да ещё и в таком месте? – спросил Берия, улыбнувшись. На вид он походил на доброго дядюшку, который готов побаловать племянника чем-нибудь вкусным. Но Александр нисколько не обманывался таким показным добродушием и прекрасно знал что его дальнейшая судьба находится в руках этого грузина в пенсне. Всего одно его слово и он отправится в Сибирь чистить снег, или поселится в какой-нибудь тайной дыре… или вообще сдохнет. Так что надо как-то выкручиваться.

– Да нет, это же понятно… – ответил Саша. – Здесь ваша конспиративная квартира, поэтому, чтобы не было лишних глаз, решили пообщаться тут. А лично? Информация, которую я знаю, она очень специфична. Нежелательно, если о ней узнают даже ваши люди.

Берия помолчал. Потом взял с дивана небольшую папку, открыл её и начал просматривать листы в ней. Некоторые откладывал сразу, другие мельком пробегал глазами.

– Тут много что написано про тебя… и про то что будет дальше, Саша. Война с немцами, противостояние с капиталистами Запада, даже распад нашей страны… – он нахмурился, и его лицо окаменело. – Может, ты это всё выдумал, а? Как можно подумать, что первое в мире государство рабочих и крестьян развалится через полвека? Да ещё не в результате войны с этим… – он глянул в лист. – ..НАТО, а просто потому что наши люди, якобы, разуверились в коммунизме и социализме? Сами продались американцам за джинсы, какие-то «Макдональдсы» и «Колы»?

– Я могу рассказать подробнее, товарищ Берия. Только боюсь, вам это не понравится и вы не поверите… – осторожно ответил Саша. Похоже, может повториться история как с тем следователем, который вышел из себя при его откровениях. С другой стороны, его он начнёт приглаживать правду, то шеф НКВД может понять это или поймает на каких-нибудь противоречиях, которые неизбежно возникнут, если смешивать правду и ложь.

– А ты не бойся, Саша! Я в своей жизни многое видел и слышал того что мне не нравилось… А уж поверить или нет, я сам это решу! – с раздражением сказал Берия, глядя на него в упор. – Рассказывай, а я послушаю!

– После смерти товарища Сталина, к власти..

– Стоп! – глухо сказал Берия. – Хотя… к этому мы ещё вернёмся. Продолжай!

– В общем, после того как товарищ Сталин умер, после него к власти пришёл партийный функционер с Украины Никита Хрущёв. Это был весьма колоритный персонаж. Вспыльчивый и наглый, не слишком образованный интриган. За время своего правления он многое что сделал, кое-что хорошее, например, новый тип многоквартирных домов назвали его именем, прорыв в космосе, но и много плохого. Очень поносил товарища Сталина, даже придумал выражение «культ личности» про него. Ещё он чуть не довёл дело до атомной войны во время кризиса с Америкой из-за советской Кубы. В общем, неоднозначная личность. После него к власти пришел Леонид Брежнев. Тоже так себе руководитель, были у него и хороши и плохие черты. Эта была эпоха застоя, более-менее спокойная жизнь в стране. Потом пришёл черёд недолгого правления Юрия Андропова, шефа КГБ при Брежневе. Он скоро умер от болезни. Его сменил некий Черненко, который тоже быстро ушёл в могилу. И, наконец, последним генсеком, точнее, президентом СССР, стал Михаил Горбачёв, который окончательно разрушил страну и сдал её с потрохами.

Александр прервался и внимательно всмотрелся в Берию. Тот сидел неподвижно, и лишь по рукам, стиснувшим папку, было заметно, что он сдерживается. Самообладание у него, несмотря на горячий южный темперамент, было на высоте.

– Ну, а насчёт народа… После войны люди, вплоть до 60-х годов были, в основном, спокойны в плане повиновения власти и доверия к партии. Но потом, потихоньку, начало расти недовольство. Особенно, в конце 70-х. Да, были все блага жизни, бесплатное образование, медицина, дешёвая нормальная еда… Но в то же время, многие вещи, нормальные красивые вещи, было сложно достать. Приходилось закупаться на чёрном рынке, ездить в Прибалтику и Восточную Европу за одеждой, обувью, хорошей техникой. Рос дефицит товаров народного потребления из-за того что куча денег уходила на оборону. Да, качество и количество вооружения было хорошим, но за это расплачивались всем остальным. Да и люди начинали терять веру в партию. Они уже знали, что на Западе гораздо больше граждан имеют свою собственную машину, а в СССР это была настоящая роскошь, доступная очень немногим. Про одежду я уже говорил. Но больше всего народ злили номенклатурные преимущества партийной элиты. Например, были такие магазины «Берёзка». Там продавалось всё что людям было нужно. Можно было купить отечественные товары, которых давно не было в обычных магазинах. Также было на выбор множество иностранных вещей, главное, чтобы были деньги или чеки. А ими, как вы понимаете, в основном, владели разные секретари и чиновники, плюс артисты, певцы, в общем, привилегированная публика. Вы же знаете наш народ, если большинство живёт одинаково небогато, то такие вот «умники» вызывают возмущение и ненависть, что вполне понятно. Люди видят и думают, а какого хрена я тут горбачусь на заводе целыми днями и не могу себе позволить хорошую вещь, а эти «товарищи» с корочками спокойно покупают себе рябчиков с ананасами? Где справедливость и равенство? Выходит, обманывают нас наверху? Недаром говорят, рыба гниёт с головы.

– И что, вот это вот всё привело к развалу? – наконец спросил Берия. Он справился с собой и теперь сидел, расслабленно глядя на него.

– Не только. Это были лишь предпосылки. Нельзя было почивать на лаврах, надо было проводить реформы, развивать науку… Но товарищам из ЦК КПСС и Политбюро это было не нужно. Они почти все были уже стариками и им хотелось тихо-мирно досидеть свой срок и уйти на покой. А всякие реформы это взбаламучивание спокойного болота, начинаются непонятные телодвижения, которые ещё неизвестно как аукнутся. Нет, кое-что делалось, но на самом минимуме. Очень много денег тратилось на поддержку всяких марионеточных режимов в Африке, Латинской Америке, Азии. Стоило им объявить у себя социализм, наши кремлёвские старцы тут же заваливали их деньгами, вместо того чтобы тратить их на свой народ. И ладно бы эти режимы хоть чем-то отдаривались, но нет… Разве что Куба, Вьетнам ещё что-то делали… К тому же снова развернулась аппаратная борьба, наверх полезли всякие болтуны и приспособленцы, которым было плевать на страну лишь бы своя жирная жопа была в тепле. Таких сволочей и в моём мире полно. А за несколько лет до развала, по окраинам страны начались бунты и восстания, например, в Прибалтике и Средней Азии. Первые секретари этих республик решили что лучше быть маленькими царьками на своих клочках земли чем высшими чиновниками в огромной стране. Вот тогда начался ад..

Саша облизал губы, поискал глазами воду но никакого графина не нашёл. Берия заметил это и обратился к своему молчаливому охраннику:

– Принеси воды Александру.

Тот молча кивнул и исчез в глубине квартиры. Берия снова уставился на него своими бесстрастными глазами в пенсне и произнёс:

– Продолжай. Какой ещё ад?

Саша сглотнул и начал рассказывать дальше.

– В конце 80-х коренным жителям Средней Азии вдруг припомнилось, что Советский Союз, оказывается, захватил их, и они решили, так сказать, освободиться из под гнёта «старшего брата»..

Пришедший охранник бесшумно появился рядом с ним и подал ему большой стеклянный стакан с прохладной водой. Саша с удовольствием выпил воду несколькими большими глотками и отдал стакан обратно.

– Начались унижения, издевательства над русским населением этих республик. Чем дальше тем больше. Сначала словами, а потом и делами. Жалобы и просьбы о защите в органы местной власти были бесполезны, так как высшие посты там занимали коренные национальности, у которых от коммунизма остались лишь партийные билеты. Какие, на хрен, партийная честь и совесть? – горько усмехнулся он. – Они давно забыли про эти слова… Но даже если это всё как-то доходило до Москвы, то всё равно реакции не было, всё отдавалось на откуп местным. Видя это, местные уроды наглели всё больше… Стали бить русских, грабить, насиловать женщин. И это те, кто годами жил рядом с ними, соседи по этажу, дому… Утром пожимали руку, желали здоровья, называли братом… А вечером или ночью врывались в квартиры, грабили, били… И смеялись, суки, что им за это ничего не будет! Угрожали, говорили чтобы уезжали с их земли. И это тем, кто десятки лет назад приехал к ним в их нищие республики, строить заводы, комбинаты, тем, кто уже завёл там детей, тем, кто помогал им..

Вспомнив несколько рассказов знакомых беженцев из таких республик, Саша скрипнул зубами: – Знаете, когда я слушал как эти свиньи издевались над нашими людьми, у меня было только одно желание… Взять оружие, побольше патронов и убивать!!! Давить этих мразей, колоть, резать, стрелять тварей как можно больше… Обрушить на них дивизионы «Градов», засыпать бомбами «стратегов» каждый квадратный метр этой предательской земли, политой кровью нашей предков..

Глубоко дыша, он медленно успокаивался. Берия молча глядел на него, не комментируя.

– Извините, товарищ Берия. У меня был один знакомый оттуда… Старше меня, конечно. Он заикался. И как-то сказал, когда мы сидели и выпивали, что он стал заикаться от того что там пережил… Если бы не наши солдаты, то он уже тогда был бы мёртв, вместе с женой. Так что, страшное будущее нас ждёт, если вы ничего не сделаете.

– А что бы ты сделал, если мог? – поинтересовался глава НКВД.

Саша задумался. А потом стиснул зубы и заговорил, жёстко и решительно.

– Всегда ставил бы главами республик только славян. Местные – не выше замов. Главы милиции и местного КГБ тоже славяне. Малейшее подозрение в национализме, высказывание против русских – высылка в Сибирь или на Север. Никакого либерализма! Самих глав республик тоже менять каждые несколько лет, чтобы не успели обрасти связями и быть купленными. Кстати, товарищ Сталин тоже так сделал в 1944 году с крымскими татарами… То есть, сделает… – поправился Саша. – Хотя, уже, может и не сделает.

Берия нахмурился.

– И что же он сделал с крымскими татарами?

– Он их выслал, почти всех, очень далеко. Причина? Массовое сотрудничество с немцами, когда те пришли в Крым. Они такие пытки придумывали над нашими пленными бойцами и партизанами, что сами немцы были в шоке… По мне, за такое не высылать надо было, а сжигать из огнемётов заживо! Они хотели жестокость? Вот бы и получили жестокость! А товарищ Сталин был слишком мягок с ними!.

– Надо же, какой ты кровожадный… Сжигать заживо, говоришь? А если они не все виновные были? – усмехнулся Берия.

– А я не говорю абсолютно всех. Пусть бы расследования органы проводили, они же это могут? А как выявили – в расход сук! – снова разозлился Александр.

– Ладно, эту тему мы пока оставим. А что там, в будущем, говорили про меня? Наверное, много чего неприятного? – губы Берии растянулись в улыбке. В эту минуту он снова стал похож на доброго дедушку.

Александр улыбнулся в ответ.

– И хорошее и плохое.

– Сначала хорошее.

– Хм… – задумался Саша. – Вам приписывают снижение масштаба репрессий после Ежова. Часть из невинно оболганных выпустили. Во время войны, благодаря вам, получили развитие много проектов вооружения и техники, которые не только принесли нам победу, но и позволили долго конкурировать с американцами.

Он замолчал. Берия выждал ещё минуту и недоумённо спросил:

– И всё? Не ожидал… – покрутил он головой.

– Это только то что я помню… Может, там ещё что есть… – признался Саша.

– Репрессии… Знаешь, Саша, а ведь врагов у Советской власти действительно много. Тайные монархисты, мечтающие о новом царе, троцкисты, бухаринцы, которые считают что мы предали дело революции. Высоко взлетевшие генералы и комкоры, думающие о военном перевороте… Шпионы капиталистических стран..

– Извините, товарищ Берия, но в шпионы многих людей записывали специально, чтобы план следователи выполняли! – набрался Саша храбрости и возразил главе НКВД. Хоть и было страшно, но он почему-то, верил что тот сейчас не будет его убивать за такие слова.

– С чего ты взял? – удивился Берия.

– Да потому что многие люди даже не знали что такая разведка есть, а их в неё записывали, а потом показания под пытками выбивали! – не сдержался Александр снова. – А доносы? Часто их писали разные неудачники, которые завидовали своим начальникам или соседям. Тех арестовывали, а эти гниды потом потирали ручки и радовались, что с помощью чекистов избавились от противников.

– Не говори ерунды! Если и были такие перегибы, органы разбирались и отпускали их обратно! – отмахнулся Берия. – Ты оказался слишком подвержен вражеской пропаганде.

Саша недоверчиво покачал головой, но на это раз промолчал.

– Ну, давай, рассказывай, что там про меня ещё плохого придумали? – подтолкнул его Берия.

– В основном, про вашу личную жизнь говорили..

– А что в ней не так? – удивился тот.

Саша слегка смутился.

– Говорили, что вы были настоящим Казановой… Часто любили менять женщин, не важно кто она была, актриса, студентка, замужем или нет… Кто-то из ваших охранников в мемуарах писал что вы ехали по улицам в машине, выбирали на тротуаре какую-нибудь жертву и приказывали садиться к себе. А потом уезжали на квартиру. Причём, даже со школьницами..

Берия насмешливо фыркнул. Хотя Саше показалось, что его взгляд быстро вильнул.

– Я работаю допоздна, мне некогда по улицам кататься. И жена у меня есть. Подожди, что ты сказал?! Какие ещё школьницы?.. – тут Александр понял что Берия по настоящему рассердился. – Ты что мне тут несёшь, щенок! Совсем обнаглел?!

Саша почувствовал, что внутри него застыла кровь. Кажется, он всё-таки нарвался… Забыл, что говорит с одним из самых могущественных людей страны.

Внезапно Берия словно опомнился, успокоился и встал с дивана. Поглядев на Александра, он проговорил:

– Скоро мы с тобой опять встретимся. И поговорим более предметно… Кстати, а когда… – но тут же замолчал. Постоял и молча вышел из комнаты. Растерянный Саша сидел, не зная что делать. Через минуту зашёл мрачный Круглов и скомандовал:

– Иди давай!.. Не знаю что ты ему рассказал, но он явно недоволен..

Уже в машине, на пути в свою камеру, Саша вдруг понял, что хотел спросить Берия в самом конце… и посочувствовал ему.

Тот же день. Берлин.

Ханна Грубер.

– Спасибо, Клара. Можешь пока быть свободной… – сказала она, и устало вздохнула после ухода секретарши. Бумажные завалы одолевали её на работе каждый день, заставляя часами сидеть за столом изучая, подписывая, отказывая и перекладывая десятки документов. Каждое утро, заходя в кабинет, она видела на своём столе внушительную пачку бумаг, которую готовила для неё Клара, приходя даже раньше своей начальницы. Что ж, во многом это и составляет работу руководителя, а она им и являлась. Работа нравилась ей, кроме хороших денег она ещё приносила Ханне удовлетворение от пользы своего труда. Ведь во многом именно от её отдела зависела пропаганда в стране, десятки миллионов немцев каждый день проходили мимо плакатов, расклеенных на афишах, стенах и других подходящих поверхностях. Солдаты, подростки, женщины, самолёты, танки, корабли… всё это было плодом трудов её сотрудников, без устали восхваляющих армию и народ Третьего Рейха. Ей доверяли даже печатать портреты самого фюрера! Несколько раз рейхсминистр Геббельс публично выражал ей благодарность от себя лично и даже от фюрера.

Откинувшись на спинку своего кресла, она отложила ручку и начала разминать затёкшие пальцы. В кабинете было тихо, через окно еле слышно пробивался шум города. Через толстую дверь, наоборот, не было не слышно ни звука, хотя Клара наверняка печатала сейчас на машинке.

Ханна вполне разделяла национал-социалистические взгляды и была членом NSDAP с 1933 года, сразу, как только фюрер пришёл к власти. Это было тяжёлое время. Веймарская Германия задыхалась в тисках ограничений, наложенных в качестве наказания за войну, развязанную в 1914 году. Вынужденная пресмыкаться перед Англией, Францией и США, страна мечтала о свободе. Свободе жить так как она хочет. И, конечно, месть! За поражение, за миллионы напрасно погибших на французских полях, за нищих людей, отчаянно ищущих еду на улицах, за униженную, сильно сокращённую армию. Но немцы терпели, сжав зубы. Несмотря на предательство, они верили, что настанет тот день когда они сбросят с себя цепи и встанут во весь рост. И тогда… Тогда все, кто сейчас смеются над немцами и унижают их, горько пожалеют об этом. Пусть только придёт лидер, вождь… Весь мир содрогнётся под грохочущей поступью сапог германских солдат, когда они, пылая жаждой мщения, будут топтать мостовые вражеских столиц! На это раз они подготовятся основательнее и вырвут победу у надменных англичан и заносчивых французов.

Она была ещё совсем молодой девушкой, когда её отец ушёл на войну по приказу кайзера. И не вернулся, навсегда оставшись там, во Франции, вместе с её дядей. А в 1917 году туда же отправился её первая любовь, Эмиль. Высокий, красивый парень, так заразительно смеявшийся… Их первый и последний поцелуй на перроне берлинского вокзала. Запах его новой шинели она помнит до сих пор. Он был добровольцем, наивно верящим, что именно его появление на фронте поможет, наконец, прорвать последним усилием фронт и взять проклятый Париж. И заплатил за это своей жизнью. Именно тогда она поняла, кто виновен в смерти Эмиля, отца и дяди. Англичане и французы, которые всё время провоцировали Германию и всё-таки втянули её в войну! У кайзера просто не было другого выхода. Но даже в этом случае могучий германский дух едва не добыл себе победу. Увы, с востока им в спину ударили русские, заставив биться на двух фронтах сразу. Немецкие солдаты самоотверженно сражались, раз за разом пытаясь пробиться к французской столице, устилая поля своими трупами, но каждая такая попытка вызывала активность русских, понукаемых из Парижа и Лондона. А потом… потом сказался численный перевес, огромные потери и нехватка ресурсов. Даже отравляющие газы не помогли. И Германия надорвалась. Правда перед этим рухнула Россия, своими потерями дорого заплатив за нападение на немцев, но уже было поздно.

В 1933 году это, наконец, свершилось. На вершину власти пришёл настоящий лидер, фюрер, Адольф Гитлер, отодвинув дряхлого Гинденбурга. Он сразу объявил, что во главе своей политики ставит только желания немецкого народа, а все остальные пусть идут к чёрту. Его блестящий ораторский талант покорил её и она поняла: вот и настал тот день, который ждали миллионы немцев! Новый фюрер стал строить дороги, возрождать армию, ликвидировать безработицу, и люди поверили в него. Наступила новая эра. Аншлюс Австрии, присоединение Чехословакии и Польши показало, что намерения у Гитлера серьёзные и всё только начинается. И Ханна намерена была сделать всё что в её силах чтобы помочь своему фюреру в его делах.

Но была и ещё одна причина по которой она часто оставалась на работе допоздна. Эту причину звали Ульрих. Её муж, которого она когда-то любила, и сделавший всё чтобы убить её любовь. Много лет назад они гуляли под ручку, целовались на улице и занимались сексом так, что она боялась стука соседей в дверь. Ханна мечтала о ребёнке, но Ульрих под разными предлогами уклонялся от этого и всегда кончал куда угодно, но не в неё. Сначала это её не особо огорчало, но года шли, а Ульрих мало-помалу отдалялся от неё. Ушли в прошлое прогулки, бурная страсть превратилась в постылую обязанность и теперь они лишь на людях представляли собой успешную пару. Муж сначала работал журналистом в одной из газет, но пристрастился к карточным играм, выпивке и его карьера пошла вниз. Потом его уволили, он попытался устроиться в другие издания, но его обошли другие, более хваткие и без вредных привычек. К тому же тогда, во время кризиса, толпы безработных готовы были на любую работу и Ульриху, который всегда страдал излишним самомнением и самоуверенностью, хорошее место больше не светило. Это ещё больше подкосило его и он начал превращаться в ворчливого, вечно обиженного на всех неудачника, который сдался и махнул на себя рукой. Нет, на людях он был почти такой же, элегантно одетый и побритый, но дома… Это уже был совсем другой человек. Расхристанный, с мутным взглядом, с перегаром изо рта, он внушал ей отвращение и брезгливость.

Сама она всегда ухаживала и заботилась о себе. Лицо, фигура, одежда, причёска, макияж… мужчины на улице провожали её глазами, некоторые подходили знакомиться. Ханна знала что они хотят, их горящие взгляды буквально липли к её стройным ногам на каблуках и вырезу на платье. Изменять мужу она начала давно, как только узнала, что он умудрился так же изменить ей прямо на свадьбе, с одной из её подруг, теперь уже бывшей. Отец Гюнтера тоже был одним из её любовников, причём, очень давним. Одно время её привлекала в нём жизнерадостность, оптимизм и некоторая властность. Но потом это приелось, и она встречалась с ним всё реже. Впрочем, тот не особо огорчался, она знала, что является не единственной его любовницей. Ульрих давно уже забыл дорогу в её спальню, да и вообще появлялся дома редко, поддатый, злой и пропахший дешёвыми духами. В остальное время он пропадал у своих знакомых и всяких проституток, на которых спускал деньги жены. Она, после прихода Гитлера к власти, смогла попасть на работу в рейхсминистерство пропаганды. Пришлось иногда давать колченогому коротышке Геббельсу, но это того стоило. Ханна стала видным человеком в организации, а Йозеф скоро отстал от неё, соблазнившись другими объектами для своего желания. Теперь она могла полностью посвятить свою жизнь самой себе, не беспокоясь о том на что жить.

Свою чувственность она раскрыла после первого же секса. Это был, к сожалению, не Эмиль, а совсем другой мужчина, обычный рабочий. Ханна не знала, что он с ней такого сделал, но она билась, кричала и стонала от невыразимого удовольствия… Это было настолько хорошо что, казалось, она в раю. Но встретившись с ним ещё пару раз, Ханна поняла, что ей этого мало. Да и он быстро охладел к ней. Знакомство с Ульрихом на время обуздало её, но после измены новоиспечённого мужа всё вернулось обратно. С тех пор в постели с ней побывали больше десятка мужчин. Она не считала себя проституткой, не требовала себе от любовников денег или подарков. Зачем? У неё и так всё было. Ей нужен был только сам мужчина, точнее, его член, который на время утолял её страсть. Она быстро поняла, что ей нравится в сексе напористость, сила и некоторая грубость, а нежность и ласки приносят меньше удовольствия. Да и возраст любовников стал снижаться, её ровесники, солидные и преуспевающие мужчины, навевали на Ханну скуку и раздражение. Аккуратные, основательные, женатые, считающие каждую минуту… так и хотелось их как-то растормошить, заставить совершить какую-нибудь глупость или шалость. Увы, это было невозможно. Но как-то раз она, слегка навеселе, позволила себе отдаться молодому парню-студенту… Это был просто удар молнии! Он трахал её на своей скудной квартирке, которую снимал ещё с тремя другими парнями, так, что через два часа она еле уползла от него, забыв про трусы и чулки. Эта встреча словно открыла ей глаза на мужчин. С тех пор она старалась встречаться только с молодыми, даже если им едва исполнилось 18 лет. Да они и сами бросались на неё, стоило ей поиграть глазами или одеться по сексуальнее. Пусть у девчонок был сильный козырь – молодость и свежесть, но Ханна брала своей зрелой порочностью и огромным опытом, из-за чего ни один мужчина не уходил от неё разочарованным. Выбрав себе несколько студентов и пару молодых лейтенантов, она решила больше не искать других, а просто наслаждаться этими. Жаль только, что они были обычными, и их не особо привлекала мысль быть с ней жёсткой. Ей, конечно, было приятно, но всё равно не хватало какой-то перчинки… И тут в её жизни снова возник Гюнтер.

С ним она познакомилась дома у своей подруги Марианны, много лет назад, когда пришла к ней, точнее, к её мужу. Гюнтер тогда был ещё совсем мальчишкой, да и она сама совсем молодой женщиной, через пару лет после свадьбы. Уже тогда довольно высокий, стеснительный, он так мило краснел, когда она дарила ему какую-нибудь безделушку. С годами он ещё больше вытянулся, раздался в плечах и Ханна начала поглядывать на него с интересом. К сожалению, все намёки на сближение он игнорировал и при первой же возможности скрывался в своей комнате или уходил на улицу.

Всё резко изменилось несколько дней назад. В тот вечер Ханна выпила больше обычного. Навалилась тоска, плохое настроение и хандра. На первый взгляд Гюнтер был таким же, но… Она почувствовала, что он как-то неуловимо изменился. Куда-то пропала его стеснительность при общении с ней, взгляд приобрёл властность, движения напомнили Ханне тигра из Берлинского зоопарка. Больше по привычке она решила его смутить, но что-то пошло не так. А потом, в ванной комнате… Он просто взял и трахнул её, как шлюху! Причём, она так завелась, что отдалась ему прямо там, в квартире у подруги, её сыну! Конечно, тут и алкоголь помог, но в тот вечер она кончила несколько раз и после этого некоторое время вообще не могла встать, пребывая где-то высоко на небе. Всё тело пело от удовольствия, тоска и хандра бесследно исчезли, жизнь заиграла новыми красками, хотелось чего-то..

… Да что себя обманывать? Его она хотела! К счастью, благоразумие победило, и она смогла сдержать себя в руках. Его мать ничего не заподозрила и Ханна вздохнула с облегчением. Если интрижку с её нелюбимым мужем она бы, возможно, и простила подруге, то за сына Ханне точно бы не поздоровилось.

Предложение Гюнтеру прославить его на весь Рейх пришло ей в голову сразу после того умопомрачительного секса, как будто удовольствие заставило мозги взбодриться и выдать интересную идею. В глубине души она знала, что это было ещё одной причиной для встречи с ним. Этот неожиданно осмелевший парень умудрился едва не взять её прямо в кабинете, подумать только! Лишь чудовищным напряжением силы воли она смогла удержаться, хотя всё её тело стремилось отдаться ему. Но во второй раз, когда они уже вернулись обратно, эта воля куда-то пропала и она сдалась… с каким-то облегчением полностью отпустив себя и сбросив внутренние запреты. Конечно, была опасность что Клара всё-таки услышит, но под его напором всё это быстро стало несущественным. Имел значение лишь он сам и его властность, именно такая которую она так долго искала в других мужчинах. Та изюминка, без которой даже удовольствие было неполным… А уж сцена на полигоне, в бараке… Нет, лучше об этом не вспоминать, иначе она прямо в кабинете начнёт возбуждаться.

Она разворошила бумаги на столе и нашла стопку фотографий Гюнтера и набросок на плакаты, сделанные её отделом. Рослый и сильный сын подруги выглядел очень впечатляюще, и она опытным взглядом определила, что людям должно понравиться, девушкам уж точно. Наверняка во многих женских спальнях появятся такие изображения… Ханна хмыкнула. Теперь надо получить одобрение Геббельса и потом можно начать печатать. При взгляде на некоторые фото она почувствовала, как изнутри снова поднимается жар, утолить который можно только одним способом. Быстро спрятав фотографии, она снова попыталась погрузиться в работу. Теперь Гюнтер никуда от неё не денется, даже эта чёртова медсестра, с которой он флиртовал, не сравнится с ней. Неужели это ревность? Вздор! Просто констатация факта. Гюнтеру нравится что она такая горячая и развратная? Значит, Ханна и будет с ним такой, тем более, это и есть её сущность. Что поделать, если у неё такая чувственность и она любит секс? А вот с другими любовниками нужно пока повременить, всё равно они хуже Гюнтера. От добра добра не ищут.