Моя страна - прежде всего!

Глава 31

Берлин. То же время.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Раздался стук в дверь и Гиммлер раздражённо нахмурился. Он не любил когда его отрывали от работы и личный адъютант, Рудольф, это отлично знал. И раз тот решился нарушить его волю, значит на это есть серьёзная причина. Он оторвался от груды бумаг, лежащих на столе, и крикнул:

– В чём дело, Рудольф?

Дверь открылась и в кабинет зашёл его верный помощник. На всегда невозмутимом лице была некая растерянность, словно он не знал каким образом сказать неприятную вещь, чтобы начальство не слишком рассердилось. Рудольф вытянулся и спросил:

– Разрешите доложить, рейхсфюрер?

Гиммлер поморщился и разрешающе махнул рукой. Как он не пытался бороться с казарменной муштрой адъютанта, тот всё равно вёл себя как на плацу и не признавал никаких вольностей. Сколько раз глава СС говорил ему чтобы тот не тянулся перед ним в струнку и разговаривал более… свободно. Бесполезно! Даже прямые приказы не помогали. Рудольф соглашался, говорил что обязательно исправится, но как только он оказывался перед ним то снова превращался в какого-то оловянного солдатика, прямо хоть сейчас образец для курсантов школы СС "НАПОЛА".

Такую вольность по отношению к себе Гиммлер позволял очень немногим, только Рудольфу, этому болвану Шелленбергу и ещё паре человек. И если остальные с удовольствием этим пользовались, теша своё тщеславие, то адъютант так и остался несгибаем в этом вопросе. В конце концов, Гиммлер махнул на это рукой, если Рудольфу нравится вести себя так официально, то пусть. Главное, чтобы он по-прежнему справлялся со своими обязанностями.

– Несколько минут назад из канцелярии гестапо позвонили и сказали… – он запнулся, пытаясь правильно подобрать слова.

Гиммлер удивлённо посмотрел на него. Такое поведение было для Рудольфа нетипично. Что, чёрт возьми, могло случиться чтобы его помощник мямлил как невыучившая уроки школьница перед доской? Тот справился с собой и закончил предложение:

– Сказали, что сегодня ночью умер граф Шверин. Следователь уже на месте и опрашивает людей.

Гиммлер от неожиданности выпустил лист бумаги, который держал в руках, и тот спланировал обратно на стол. Глава СС не обратил на это внимание, откинувшись на спинку своего кресла, и задумчиво посмотрел в окно. Теперь понятно почему верный Рудольф мялся, не решаясь сразу сообщить об этом.

Граф Шверин был его старым товарищем, ещё со времён Пивного путча. Он был одним из тех аристократов, которые уже тогда, в далёкие 20-е, поверили в национал-социализм и начали поддерживать его финансово. Генрих признавал, что если бы не Шверин и такие как он, то "НСДАП" не смогла бы так быстро набирать силу и влияние в стране. Деньги на агитацию, снятие помещений для отделений партии, пропитание и проезд для её членов, подкуп полицейских, чиновников и политиков… Это всё была заслуга таких как граф Шверин. Даже фюрер некоторое время благоволил ему.

В 1933 году граф также смог внести свою лепту чтобы Гитлер был назначен рейхсканцлером, проведя переговоры с некоторыми влиятельными политиками. На следующий год Шверин отметился как активный участник "Ночи длинных ножей", сдав Гитлеру местоположение множества членов СА. Ходил слух что он был замешан в предательстве самого Эрнста Рёма, так как некоторое время они активно общались между собой, однако граф впоследствии яростно отрицал это, уверяя что всегда поддерживал только фюрера. Гиммлер знал совсем уж грязный слух, по которому, якобы, Шверин иногда помогал гомосексуалисту Рёму скрывать последствия своих "шалостей" с некоторыми юношами другой ориентации в среде германской аристократии. Этот слух родился во время допроса одного из ближайших соратников главы СА. Генрих, узнав об этом, приказал немедленно удавить словоохотливого члена СА, протокол допроса изъять, а следователя отправил в концлагерь по надуманному обвинению. Сам Гиммлер, который познакомился с Рёмом чуть раньше, также постарался дистанцироваться от него.

После этого, граф был вынужден всецело поддерживать Гиммлера, который использовал его чтобы знать в подробностях что делается в среде аристократии, а также проводить через него некоторые свои инициативы, касающиеся представителей "голубой крови". Всё шло хорошо, пока год назад Генриху не положили на стол доклад, из которого стало ясно что граф, во время сильного подпития, весьма нелестно высказывается насчёт него, называя "огородником" и другими прозвищами. Высокомерие Шверина, которое он умело скрывал при общении с Гиммлером в трезвом виде, прорывалось когда граф сильно напивался. Видимо, аристократическая спесь по отношению к простонародному рейхсфюреру все эти годы зрела в нём и теперь вылезла наружу. Причём для всех, в его окружении, граф считался близким другом Гиммлера, поэтому стала понятна реакция Рудольфа на его смерть.

Наконец, выйдя из задумчивости, он снова посмотрел на адъютанта:

– Где и как это случилось?

– Пока об этом мало информации, рейхсфюрер. Известно лишь, что граф скончался сегодня ночью в усадьбе баронессы фон Мантойфель, после празднования дня рождения фюрера. Судя по предварительному заключению врача, от остановки сердца. Но патологоанатом ещё не изучил тело, и следователь только начал работу! – доложил Рудольф.

– Ясно… Держите меня в курсе дела, Рудольф! Прикажите чтобы расследование возглавил опытный следователь. Если нужно, пусть он заменит того кто сейчас ведёт его.

– Возможно, следует известить герра Мюллера? – предложил помощник. Гиммлер снова задумался. Обладающий внушительным опытом Мюллер, скорее всего, докопается до истины, но вот есть ли смысл его привлекать к расследованию заурядной смерти аристократа, который уже стал довольно вредным для Гиммлера? Сомнительно. У Мюллера и так работы навалом.

– Не стоит, Рудольф. Просто скажите, пусть пришлют опытного следователя… – сказал Гиммлер, окончательно решив для себя этот вопрос. Вот если выяснится что это именно убийство а не несчастный случай, тогда этим, возможно, и займётся сам Мюллер.

– Слушаюсь, рейхсфюрер! – снова вытянулся адъютант. – Разрешите идти?

– Идите, Рудольф, идите… Да, и попросите фройляйн Поттхаст ко мне зайти! – вспомнил он о своей любовнице. Уже невозмутимое лицо адъютанта не дрогнуло, хотя вряд ли он не знал об их связи, почти ежедневно общаясь с той на работе. Помощник вышел, закрыв за собой дверь, а Генрих снова посмотрел в окно, дожидаясь Хедвиг. Что ж, возможно, это и к лучшему что граф умер, в конце концов, всё равно бы скоро пришлось решать по нему вопрос из-за таких возмутительных высказываний про Гиммлера. Если кусаешь руку которая тебя кормит то потом не удивляйся что эта же рука может и задушить..

Раздался стук в дверь и в кабинет зашла его секретарша, Хедвиг Поттхаст. Хоть она и пыталась быть серьёзной, но в глазах плясали чертики а губы так и норовили улыбнуться.

– Вы меня вызывали, рейхсфюрер? – спросила она своим милым голосом, опустив глаза и слегка покраснев.

– Ну же, Хедвиг… Я для тебя просто Генрих! – сказал Гиммлер, выходя из-за стола и подойдя к ней. Предвкушение от её близости охватило Генриха. Как ему повезло что она тоже любит его! С ней он видится чаще чем с женой Маргарет, влечение к которой у него уже давно прошло. Да, на людях они счастливая семья, но он уже забыл когда у них была близость в последний раз. С Хедвиг же всё совершенно по другому… Пусть это кому-то кажется банальным, начальник и секретарша, но он, к своему удивлению, сильно привязался к ней, иногда даже думая о разводе с женой. Хотя фюрер, будучи яростным поборником нравственности, вряд ли даст ему разрешение на такой шаг. Яркий пример налицо. Два года назад Геббельс, не на шутку увлекшись чешской актрисой Бааровой, решил было развестись с Магдой… Но куда там! Взбешенный такой аморальностью своего соратника Гитлер в приказном порядке заставил его бросить актрису и примириться с женой, сняв "счастливую образцовую немецкую семью" на фото. А Лида Баарова была выслана в Прагу с запретом приезжать в Берлин. Что ж, придётся довольствоваться свиданиями в его кабинете..

Гиммлер обнял её и зарылся лицом в пышные волосы, пахнущие чем-то приятным. Та вздрогнула и тихо сказала:

– Генрих, мы же на работе… – голос её дрогнул.

– Я знаю, милая… Я уже соскучился по тебе! – ответил он, улыбаясь и глядя ей прямо в глаза.

– Я тоже, любимый..

Не выдержав, он начал целовать её шею, губы, ласково поглаживая грудь. Несколько секунд она стояла неподвижно, а потом её прорвало. Хедвиг обняла его и тихо застонала когда его нетерпеливая рука проникла ей под блузку. Гиммлер не беспокоился что кто-то войдёт. Умный Рудольф не пустит в кабинет никого, пока секретарша не выйдет из него. Окончательно расслабившись, он потащил влюблённую в него девушку к диванчику в углу кабинета, на ходу расстёгивая ей одежду…

Потсдам. Бабельсберг. Усадьба баронессы фон Мантойфель.

Гюнтер Шольке.

– Оберштурмфюрер, скажите, когда вы в последний раз видели графа Шверина? – следователь задал ему этот вопрос словно забыл на него ответ, который Гюнтер дал уже несколько раз. Он вымученно вздохнул и поднял глаза на плотного, невысокого, по сравнению с ним, мужчину в гражданском костюме. Тот приехал в усадьбу несколько часов назад, вместе с парой помощников или коллег и сразу развил бурную деятельность. Запретил всем её обитателям отлучаться и начал допрашивать, начиная со слуг и кончая хозяйкой дома. Самого Гюнтера, видимо, оставил на закуску. К счастью, он успел предупредить Марию с Ребеккой что им отвечать, поэтому за них почти не волновался, тем более их допрос продлился недолго. Насколько Гюнтер понял, следователи провели чисто формальный допрос, похоже, сомнений в естественной смерти графа у них не было. А вот в самого Гюнтера главный из них вцепился крепко, намереваясь поймать на противоречиях и различия в показаниях.

– Я же вам уже говорил, герр Вайснер, что видел его поздно вечером, часов в 10. Я искал графиню фон Нейбург и нашёл её в компании графа в дальней комнате. Мы посидели с ним несколько минут, потом графиня ушла. Я хотел пообщаться с ним, поговорить, узнать о нём побольше так как он показался мне довольно интересным человеком. Но граф был уже сильно пьян и, похоже, не собирался останавливаться, так как рядом с ним стояли несколько бутылок шампанского… – снова рассказывал Гюнтер.

Следователь несколько секунд смотрел на него, потом вынул какую-то бумагу, мельком бросил на неё взгляд и сказал:

– В показаниях одного из слуг написано что граф Шверин насильно тащил графиню фон Нейбург из главного зала. Как вы думаете, у них были неприязненные отношения?

– Об этом мне ничего не известно… – покачал головой Гюнтер. – Я не интересовался их взаимоотношениями.

– А у вас с графом какие были отношения? – спросил Вайснер.

– Никаких. Ни деловых ни личных. Я вообще не знал о его существовании пока не встретился с ним здесь.

– Понятно… – протянул следователь. – Возможно, вы видели как граф с кем-то ругается на празднике? У него были конфликты?

– Этого я тоже не знаю, не следил за ним. И вообще, к чему все эти вопросы, герр Вайснер? – с некоторым раздражением поинтересовался Гюнтер. Следователь пытался прощупать его, неужели он что-то заподозрил?

– Это обычная практика при странных несчастных случаях, оберштурмфюрер. Я обязан отработать все версии, даже если они неочевидны! – пожал плечами Вайснер.

– Странный несчастный случай? – скептически поднял брови Гюнтер. – Что это значит? Мне сказали что он умер от остановки сердца и удушья..

– Кто именно сказал? – не глядя на него спросил следователь, продолжая просматривать бумаги.

– Графиня фон Нейбург… – это было правдой, ведь утром именно она сообщила предварительную причину смерти этого аристократического ублюдка.

– Скажите, почему вы решили в эту ночь остаться в усадьбе? – внезапно переключился Вайснер. Гюнтер мысленно усмехнулся. У следователя нет никаких доказательств его вины, иначе разговор с ним был бы совершенно иной.

– Потому что я слишком много выпил и баронесса с графиней убедили меня не рисковать ехать ночью пьяным домой.

– Когда вы сидели в той комнате с графом… Постарайтесь вспомнить, у него на лице или теле были следы… например, побоев? – не унимался следователь. Гюнтер сделал вид что задумался. Через несколько секунд его как будто озарило и он медленно протянул:

– Вы знаете, вот после вашего вопроса я вспомнил что у него на скуле было что-то похожее на синяк… Тогда я не обратил внимания, решил, разве будет аристократ с кем-то драться? Это же просто невозможно! Но… что это могло быть? – с невинным видом спросил Гюнтер.

– А на теле были следы?

– Откуда я могу это знать, герр Вайснер? Или вы думаете я просил его раздеться? – оскорбился Гюнтер.

– Что вы, оберштурмфюрер, я не это имел ввиду! – открестился следователь. – Кстати, покажите, пожалуйста, ваши руки?

– Зачем? – напрягся Гюнтер.

– Просто покажите, не бойтесь! – настаивал Вайснер. Недоумевая, он поднял руки и показал следователю. Тот внимательно изучил их, особенно костяшки пальцев. Гюнтер внезапно похолодел. Проклятье, этот чёртов сыщик хочет понять была ли у него драка с графом! Как же хорошо что у него есть дар регенерации! Иначе, скорее всего, какие-нибудь следы там обязательно бы остались, ведь Гюнтер бил Шверина не задумываясь о таких нюансах. К счастью, сейчас его руки, как и лицо, были в полном порядке и Вайснер, с некоторым разочарованием, вздохнул. Что ж, это была неплохая попытка, признал Гюнтер.

– Хорошо, оберштурмфюрер, пока у меня больше нет к вам вопросов! – сказал следователь, складывая все бумаги в картонную папку. – Можете быть свободны. Но настоятельно прошу не уезжать пока из Берлина, возможно, у нас будут к вам дополнительные вопросы.

– В ближайшие пару недель я точно буду в столице, а потом..

– Что потом? – заинтересовался Вайснер.

– Потом я отправлюсь на фронт, защищать наш Фатерланд! – с гордостью ответил Гюнтер.

– Вот оно что… – протянул следователь. – Понимаю, долг каждого немца принести Рейху пользу там куда его пошлют. Что ж, всего вам хорошего, оберштурмфюрер!

Он взял шляпу, надел её и вышел из комнаты. И почти тут же дверь снова распахнулась и в неё быстро вошли баронесса с графиней. Они были взволнованы и тут же начали спрашивать его:

– Гюнтер, что ты ему сказал? – спросила Мария.

– Всё в порядке? – одновременно с ней поинтересовалась Ребекка.

– Да, следователь попался добросовестный, спрашивал много всяких мелочей, но ничего серьёзного! – успокоил он их.

– То есть, граф на самом деле умер от остановки сердца? – спросила графиня, с тревогой глядя на него.

– По всей видимости, да. Скорее всего, ещё будет вскрытие, но следователь, кажется, уверен что это был несчастный случай. И я с ним полностью согласен! – с уверенностью сказал Гюнтер.

Баронесса с облегчением вздохнула и посмотрела на Ребекку.

– Знаешь… о мёртвых, конечно, нельзя плохо говорить, но… со смертью графа мне стало как-то легче на душе. Видимо, Бог решил что хватит ему причинять людям неприятности. Верно, дорогая?

– Конечно, Мария! Мне тоже несколько неловко, но я даже немного рада что теперь больше никогда его не увижу! – поддержала её Ребекка.

– Видит Бог, мне он тоже не нравился! – согласился с ними Гюнтер и демонстративно посмотрел на часы. – Проклятье, уже почти полдень! Как не жаль с вами расставаться, очаровательные фройляйн, но мне пора домой!

– Как? Уже? – огорчилась баронесса. Ребекка тоже выглядела расстроенной.

– Увы… В Берлине меня ждёт куча дел, но обещаю, перед тем как уехать на фронт, я обязательно встречусь с тобой, Мария. И с тобой тоже, Ребекка! – заверил он, но внезапно замолчал глядя в их расширившиеся от удивления глаза.

– Что случилось? – недоумённо спросил Гюнтер, гадая что с ними такое. Мария подошла к нему и тихо спросила:

– Ты уезжаешь на фронт? Когда? – ему показалось что её голос дрогнул.

"Проклятье, проболтался… Вот чёрт, не хотел же так рано говорить! Вот уж точно, язык мой – враг мой!" – с досадой подумал он. Гюнтер тяжело вздохнул.

– Скорее всего, в начале мая.

– Но почему? – спросила Ребекка с неподдельной тревогой. – Ты же служишь в охране фюрера! Неужели тебя отправляют на войну насильно?

– Нет, конечно! – постарался он успокоить своих женщин… то есть, свою женщину и её подругу. – Я сам написал рапорт о переводе в действующую армию и фюрер подписал его.

– Гюнтер, зачем? Я прошу, оставайся здесь, в Берлине! Ты же говорил что уже воевал в генерал-губернаторстве, был награждён, пусть теперь другие воюют, а ты принесёшь пользу Рейху здесь, защищая нашего фюрера! – Мария взяла его за руку и умоляюще смотрела на него. Ребекка подошла с другой стороны и тоже глядела в упор просительным взглядом.

На мгновение Гюнтера охватило желание остаться. В самом деле, какого чёрта ему делать на войне? Здесь столица, его любимые женщины, комфорт, вкусная еда и мягкая постель… Но он задавил в себе это обывательское желание, даже если бы не было прямого приказа фюрера, Гюнтер всё равно бы не остался. Он появился здесь не только для того чтобы наслаждаться радостями жизни! Как сказал Алекс – "Делу время, потехе час!". В конце концов, он потом не простит себе если, обладая боевым опытом, останется здесь, в тылу, когда на фронте будут погибать молодые, неопытные лейтенанты. Да и пора, наконец, не только приносить стране пользу именно в столице, но и зарабатывать уважение среди фронтовиков, солдат и офицеров "Вермахта" и войск СС. Кто знает, возможно, получится сделать армейскую карьеру, чем чёрт не шутит? Конечно, есть риск погибнуть, но убить его намного труднее чем обычного человека. Словом, как не хотелось бы остаться, но надо делать дело. Естественно, отказываться от радостей жизни и рвать жилы он не собирался, и если будет возможность то он воспользуется подходящим случаем расслабиться..

– Мария! Ребекка! Вы должны понять… Я здоровый, крепкий мужчина, у меня есть боевой опыт, я должен быть там где решается судьба нашей страны! – уверенно заговорил он, смотря на них. – Это мой долг как мужчины, офицера и патриота, понимаете? Мне будет стыдно сидеть здесь и смотреть как другие добывают нам победу.

– А как же… Мария? – спросила Ребекка, глянув на подругу. Та не отводила глаз от него.

– Мария будет меня ждать… Конечно, если захочет… – уточнил он, на что баронесса только кивнула и ещё сильнее сжала его руку.

– Конечно, будет, Гюнтер, даже не сомневайся! – заверила его графиня, хитро глядя на Марию. – Мы обе станем ждать когда ты вернёшься… со щитом а не на щите! – закончила она с повлажневшими глазами. Ребекка быстро отвернулась от него, но Гюнтер смог заметить слезинку на её лице. Баронесса не плакала но, судя по её виду, была явно напряжена, что ещё сильнее тронуло его. Они беспокоятся за него! Гюнтер мысленно поклялся самому себе что обязательно вернётся к ним, и только живым. Он не имеет права бросить их, и даже смерть не является оправданием. Что ж, значит будет стимул не соваться вперёд очертя голову, а воевать вдумчиво и осмотрительно.

Гюнтер обнял их обеих, доверчиво прильнувших к нему, и направился к двери, чтобы выйти во двор, к своей машине.

– Гюнтер! – внезапно окликнула баронесса. Он оглянулся и вопросительно посмотрел на них.

– Спасибо тебе! От нас обеих спасибо! За всё что ты сделал! – слабо улыбаясь сказала она. Ребекка поддержала её кивком головы. Гюнтер понял за что именно: Ребекка благодарила за решение проблемы с графом… А Мария… наверное, за всё хорошее что сделал для них. Он улыбнулся своей фирменной улыбкой и подмигнул обеим красавицам.

Через пару минут он уже сидел в машине и выезжал из ворот усадьбы, ощущая как приятно пахнет его отстиранный китель и наслаждаясь тёплым весенним воздухом. До Берлина ещё ехать и ехать, а там его ждёт любимая Лаура..

Подмосковье, лагерь осназа НКВД.

Сержант госбезопасности Екатерина Цветкова.

Катя раскладывала свои вещи, рассеянно поглядывая в окно домика в котором её заселили. Долгая ночная дорога вымотала её, поэтому, едва она оказалась на месте и вошла в дом, то сразу уснула, не раздеваясь. Проснулась перед обедом, уже отдохнувшая но голодная. Поев в столовой, Катя узнала что делать ей пока нечего и вернулась назад, для разборки вещей. Вся эта ситуация изрядно нервировала её потому что она не понимала, точнее, не принимала свою роль в ней. Вчерашний разговор с начальником, капитаном НКВД Рюминым, снова всплыл в памяти…

… – В общем так, Цветкова, слушай меня внимательно и запоминай! – капитан цепко смотрел на неё, даже не мигая. – В отношении тебя поступил приказ. Завтра отправишься в одно место за городом и будешь там жить. Задача: сблизиться с одним человеком, ты его уже знаешь. И войти к нему в доверие! Вопросы? – огорошил её начальник.

Она удивлённо приоткрыла рот. Что значит "сблизиться"? В каком смысле? На что он намекает?

– Товарищ капитан… – придя в себя, спросила сержант.. – Подождите, вы сказали "сблизиться"? Это как?

Рюмин подошёл к ней вплотную, отчего она непроизвольно отступила на шаг.

– Сержант, ты что, совсем дура? – поинтересовался он. – Если я сказал "сблизиться", значит именно "сблизиться"! Как можно плотнее! Что тут непонятного? Это значит что ты должна всегда быть рядом с ним, знать что он говорит и даже думает! Привяжи его к себе своими женскими штучками, понятно? Глазками постреляй, задом повиляй… Да что мне тебя учить? Сама лучше знаешь как мужиков привлекать!

Катя почувствовала как её охватывает раздражение. Этот Рюмин совсем с ума сошёл? Как он смеет предлагать ей такое?! Она сержант НКВД а не какая-то там..

– Товарищ капитан! Вы не имеете права оскорблять меня! Я честная девушка и не занимаюсь такими… – она замялась, чтобы как-то покультурнее назвать то занятие которым занимаются разные падшие женщины и шалавы, и тут же отшатнулась от Рюмина который вдруг оказался рядом и схватил её за волосы.

– Цветкова, похоже, ты до сих пор не понимаешь что значит служба в нашем ведомстве! Стоять! – рявкнул он, когда Катя попыталась вырваться. – Если ты такая тупая, то объясню, в первый и последний раз! Не поймёшь? Твои проблемы. Служба в НКВД означает не только большую власть но и такую же ответственность. А значит, ты обязана, слышишь? ОБЯЗАНА выполнять ВСЕ приказы которые тебе отдают! Если я скажу тебе задрать юбку и трахнуться, ты это сделаешь, причём со всем рвением, понятно!? Ты – всего лишь винтик в нашей машине и пока работаешь правильно, всё у тебя будет хорошо. Но вот если сломаешься… или начнёшь мешать работе других винтиков… то я тебе не позавидую! Как сказал товарищ Сталин в 1934 году "Незаменимых людей нет!" Поэтому завтра ты поедешь и всё сделаешь в лучшем виде!

– Товарищ капитан, но… у меня есть парень! Мы любим друг друга! – со слезами сказала Катя, боясь пошевелиться.

– Так любите и дальше, я разве против? – миролюбиво спросил начальник, отпуская её волосы и отходя к своему столу. – Я же не заставляю тебя выходить замуж за того человека. Это даже не измена, а просто работа. К тому же, твой парень и не узнает ничего, если сама не проболтаешься.

– Всё равно это будет изменой… – тихо сказала девушка, опустив глаза от стыда. – А такой работой занимаются только… шлюхи.

– Ты опять начинаешь, Цветкова? Как же иногда с тобой сложно… – покачал головой Рюмин, закуривая папиросу. – Вовсе необязательно с ним спать. Я же сказал – сблизиться. Если ты сможешь войти к нему в доверие и при этом не раздвинуть ноги, то никто не будет против. Главное, чтобы задача была выполнена, а какими способами ты этого достигнешь, тут только твоё дело.

Катя слегка воспряла духом. А ведь верно, никто не заставляет её именно спать с этим неизвестным человеком! Простой флирт, разговоры, цветочки… Может, этим всё и обойдётся? Во всяком случае, она постарается сделать именно так, изменять своему парню не собирается. Цветкова вздохнула и постаралась успокоиться. Возможно, всё будет не так плохо, как кажется.

– Товарищ капитан, а можно посмотреть на этого человека? – спросила девушка, охваченная любопытством. Рюмин хмыкнул и достал из нагрудного кармана маленькую фотографию. Он протянул её Кате и та замерла, снова впав в шок. Он!? Не может быть! Этого просто ну никак не может быть! Почему опять он?? Да что же это за наказание такое? Почему этот гад никак не отвяжется от неё? Что он пристал к ней, предатель проклятый? И вот с ним ей приказывают завязать близкие отношения? Да никогда в жизни! Она убьёт его если тот попробует к ней прикоснуться!

Не осознавая что делает, она выхватила фотографию у своего начальника и начала остервенело рвать её на куски. Рюмин с удивлением смотрел на неё, не понимая. Придя в себя, он заорал:

– Ты что себе позволяешь, сержант!? Под суд захотела? Что за самоуправство? Немедленно прекратить истерику!

Катя, покончив с фотографией ненавистного немца-перебежчика, вытянулась по стойке смирно и твёрдо глядя ему в глаза, отчеканила:

– Товарищ капитан, с этим… этой сволочью, я никаких отношений строить не буду! Можете меня уволить или расстрелять, но если мы окажемся с ним вдвоём то через минуту вам придётся уносить его труп!

Она ощущала своё спокойствие и твёрдую решимость не выполнять это проклятый приказ. Если бы это был какой-то незнакомец, то, возможно… скрепя сердце и превозмогая себя, она и позволила бы ему… но точно не с НИМ! Скорее, она отдастся кому угодно но не этому трусливому провокатору, который умудрился в красках расписать, якобы, громадные потери и поражения в будущей войне. Как только его не прибили за такое?

Тем временем, Рюмин успокоился и снова сел за свой стол, продолжая с интересом за ней следить. Он сложил руки в замок и положил их на стол.

– Ты что, знакома с ним? – спросил ин с интересом.

– Так точно, товарищ капитан, к несчастью, знакома! – подтвердила она с горечью.

– Хм… по фото он не урод… – задумчиво протянул он. – Твой бывший или что?

– Нет, конечно! – вскинулась Катя, с негодованием отвергая даже саму возможность этого.

– Тогда я не понимаю почему ты так на него отреагировала? – поинтересовался Рюмин. – Ты расскажи в чём дело, может я смогу помочь?

– Нет, товарищ капитан, не сможете… – покачала она головой. – Просто… он очень неприятный для меня человек. Вы с ним встречались?

– Нет, я знаю его только по фотографии, которую ты разорвала… – усмехнулся начальник. – Не хочешь рассказать о нём, если знаешь?

– Нет… не могу… – опустила девушка голову. – Сами понимаете, секретность..

– Что ж, тогда даже спрашивать не буду! – кивнул сам себе Рюмин. – Но вот что я скажу тебе, Катерина… Насчёт тебя приказ пришёл от самого товарища Берии. Он лично подписал его. Да-да! – подтвердил капитан в ответ на её ошарашенный взгляд. – Могу даже показать его тебе, он лежит у меня в сейфе. Так вот… Если ты отказываешься выполнять приказ лично товарища Берии, готова лично, ему в лицо сказать это? Что тебе плевать на его доверие? Плевать на интересы нашей страны? Сказать, мол, товарищ Берия, я не хочу исполнять этот ваш приказ, мне противно! Ищете себе другую! Готова? Если да, то я могу сейчас позвонить, попросить соединить с ним… – спросил Рюмин, глядя на неё.

Катя стояла, опустив голову, чувствуя что её непоколебимая решимость хрустит и трескается под напором имени великого человека, сподвижника самого товарища Сталина. Неужели она на самом деле сможет сказать это товарищу Берии? Нет, это немыслимо! Но тогда, получается, ей придётся опять общаться с этим… разговаривать, улыбаться, шутить… может, даже целоваться или… Она передёрнулась от отвращения. Боже, ну почему у неё выбор между двумя плохими возможностями? Что же делать?

– Что молчишь, Цветкова? – спросил Рюмин, не дождавшись ответа от неё. Девушка почувствовала что на глаза снова навернулись слёзы. Нет, отказать самому товарищу Берии она не может. Это будет такой позор после которого можно идти и вешаться.

– Но почему именно я? – с надрывом спросила она, умоляюще глядя на начальника. – Ведь есть же другие девушки, красивее меня и… развратнее… Наверняка найдутся те, кто с радостью станет с ним общаться, даже ночью?

– Я не знаю, Катерина… – пожал плечами Рюмин. – Возможно, ты ему понравилась и он попросил чтобы это была именно ты! – высказал он предположение. Внезапно её озарило. Ну конечно! Как она не догадалась? Он и был инициатором этой гнусной идеи. Своей женской интуицией она чувствовала его интерес к ней и это злило ещё больше. Выходит, он как-то смог заинтересовать начальство своим бредом и оно решило его поощрить за счёт Кати! Или даже тот прямо попросил отдать её ему. Какая же, всё-таки, он сволочь! Гад! Мразь паскудная! Развратный урод! С каким удовольствием она бы его убила, но нельзя! Более того, надо наоборот, показывать ему своё расположение.

Она несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Раз уж ничего нельзя изменить, то надо как-то привыкнуть. Катя снова посмотрела на начальника, на душе было пусто и холодно. От неё требуют пожертвовать собой ради того чтобы этот Александр был доволен? Ладно, она попробует. Но если вдруг так случится, что этот Саша станет начальству бесполезен, она постарается лично избавиться от него!

– Я согласна, товарищ капитан… – тихо произнесла она. – Разрешите заехать домой за вещами? И предупредить своего парня.

– Нет, Цветкова, не могу! – покачал головой Рюмин. – Ты выезжаешь уже через несколько часов. Всю необходимую одежду по твоему размеру привезут на место. А своего парня увидишь на выходных, на денёк, скорее всего, отпустят.

– Понятно… – ещё больше огорчённая, ответила девушка. – Разрешите идти, товарищ капитан?

– Да, иди… Поспи немного перед дорогой.

Она направилась к двери, но возле неё остановилась и обернулась.

– Разрешите вопрос?

Рюмин посмотрел на неё с любопытством.

– Спрашивай.

– Вы сказали что я винтик… Но и вы ведь тоже винтик, верно? – спросила она, глядя на него пустым взглядом.

– Конечно! – усмехнулся капитан. – Только я винтик чуть побольше тебя. И ответственности на мне тоже больше. Вот так!

– Я поняла, товарищ капитан… – она тихо вышла и аккуратно закрыла за собой дверь..

…Очнувшись от воспоминаний, Катя открыла очередной чемодан с одеждой который ей прислали, и нахмурилась. Тот был битком забит разнообразным бельём, трусики, лифчики, чулки иностранные… Куча ярких платьев, которые ей тут же захотелось примерить, что она и сделала.

…Через полчаса она сбросила последнее платье на кровать и упала на неё, чувствуя как горит лицо от стыда. Какая только дура собирала ей одежду? Нет, с размерами всё было в порядке но всё остальное? Большинство платьев так обтягивало её тело что Кате было стыдно смотреть на себя в зеркало. А декольте? Грудь была видна почти наполовину! Как будто специально ей не прислали нормальных, скромных платьев в которых ходят порядочные, честные девушки! А в этих она выглядит как какая-то… проститутка, прости, Господи! Ещё была яркая косметика, причём, тоже иностранная, обувь на каблуках… Позор! Кого из неё собрались делать? Да она в жизни не наденет эти блядские тряпки! Нет, на выходных она обязательно заедет домой и привезёт сюда нормальную одежду! А до этого станет носить самое приличное из тех что есть. Хотя, они тут все почти развратные. И что, одевать такие вещи ради него!? Нет, пусть даже не надеется! Вот если бы для её любимого Лёши, то возможно, она бы и осмелилась… Вспомнив его, Катя мечтательно улыбнулась. Какой-же он, всё-таки, красивый, сильный, умный… и в постели с ним ей так хорошо! Она улетает с ним на небеса! Интересно, когда же он сделает ей предложение? И сколько детишек у них будет? Как их будут звать?

Углубившись в светлые мечты о будущем семейном счастье, девушка улыбалась. Что ж, она выдержит общение с этим Александром только ради того чтобы каждые выходные ездить на свидания к любимому Алексею. Как он? Скучает ли по ней? Она же уехала неожиданно, не предупредила его. Наверное, он ждёт её, ищет, беспокоится… Бедный Лёшенька! Ничего, когда Катя приедет то сполна извинится перед ним! Может, даже согласится сделать в постели то что он от неё добивается почти две недели… Покраснев от таких мыслей, девушка быстро закинула тряпки обратно в чемодан и убрала его в шкаф. Надо ещё вздремнуть, может тогда получится увидеть Лёшу во сне?

21 апреля 1940 года. Москва.

Залесский Алексей Дмитриевич.

"Куда, чёрт побери, пропала эта чекистка?" – с раздражением подумал Алексей, вчера весь вечер прождавший девушку. Ни ответа ни привета. Неужели на что-то обиделась? Или сдала его? Но тогда бы они уже взяли его и потрошили в подвалах. Решили оставить на свободе чтобы выяснить его контакты? Нет, в таком случае, тем более, она бы пришла на встречу чтобы не насторожить его. Значит, случился какой-то форс-мажор. Да и чуйка его молчала, не подавая тревоги. Что остаётся делать? Только ждать, рано или поздно она появится. Вот только хотелось бы получить свежую информацию об этом странном немце. Но без Катьки он ничего не сделает. Плохо…

Уютно устроившись в тени здания мастерской, он поглощал свой немудрёный обед. Петрович куда-то свалил и не мешал ему своими нравоучениями. Погрузившись в воспоминания, он вдруг вспомнил плакат, висевший недалеко от его барака – "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!" и зло усмехнулся. Да уж, огромное спасибо этому усатому извергу за раскулачивание, коллективизацию и безраздельное мордование народа. Именно из-за таких как Сталин, Ленин и тому подобных гнид его детство было буквально растоптано сапогами пьяных революционных мразей, кричавших "Вся власть Советам!" и "Долой буржуев!".

"Что, теперь, небось, довольны новой властью, которая вас грабит похлеще царских чиновников? Так вам и надо, свиньи! Не хотели воевать за царя, вот и получайте свою народную власть!" – со злорадством думал он.

Нет, он признавал что кое-что "красные" делали полезного: развивали промышленность, в том числе военную, проводили электрификацию, повышали грамотность… Но это были для него, так сказать, ложки мёда в бочке дегтя.

Впрочем, его злость выливалась и на царя, его генералов. Подумать только, каким слабовольным слюнтяем надо быть чтобы довести страну до ручки, а потом подписать отречение!? Вот уж правильно говорят, "Рыба гниёт с головы". И большинство генералов тоже оказались слабаками. А те, кто нашёл в себе силы и мужество попытаться спасти страну от красной заразы, Корнилов, Юденич, Врангель, Каппель и другие, не смогли это сделать. Эх, если бы в 17 году нашёлся хотя бы один верный, мужественный, авторитетный генерал или Великий князь, то история могла бы быть совсем другой! Но история не знает сослагательного наклонения, она такая какая есть и прошлое уже никак не изменишь. Значит, надо бороться за будущее.

…Тогда, после того как он, вместе со служанкой Машей, выбежал из полыхающего родного дома, в его сердце поселилась сначала детская обида и горечь. Потом, по мере взросления, это чувство переросло в настоящую ненависть к коммунистам. Порой она настолько захлёстывала его что приходилось сжимать зубы чтобы не ударить собеседника, восторженного радующегося новой жизни без царя и жандармов. Алексей научился скрывать свою ненависть, даже стал на людях хвалить лидеров "красных", хоть и ощущал при этом во рту противную горечь.

С того времени он так и продолжал жить с Машей у неё дома, представившись её родственником. Та пристроила его в советскую школу, которую он окончил, стараясь не высовываться и не ввязываться в споры. У него не было ни друзей ни, даже, товарищей, да он и не стремился к этому. Дома, наедине, Маша так и продолжала обращаться к нему "барчук", а позднее "Алексей Дмитриевич", что он воспринимал как само собой разумеющееся.

Когда ему исполнилось 14 лет, он внезапно обнаружил что его спасительница, оказывается, очень даже красивая женщина. Ему потребовалось ещё больше года, чтобы однажды осмелиться прийти к ней ночью в комнату и лечь рядом, дрожа от волнения. Во рту пересохло, он сам вспотел когда протянул руку и осторожно положил ей на тугую грудь. Она оказалась такой мягкой, что Алексей непроизвольно сжал её рукой, от чего Маша и проснулась. Спросонья она не поняла кто в комнате и заорала от испуга, но убедившись, что это всего лишь "барчук", улыбнулась и погладила его по голове.

– Я смотрю, вы уже становитесь мужчиной, Алексей Дмитриевич? – ласково улыбнулась она, глядя на его красное от смущения лицо. Он промолчал, не в силах ничего ответить, и уже подумывал уйти из комнаты, когда Маша мягко спросила:

– Вам нравится моя грудь?

Алексей молча кивнул, чувствуя как у него горят уши. Девушка, точнее, уже молодая женщина, улыбнулась и сказала:

– Если хотите, можете потрогать, Алексей Дмитриевич..

Не веря своим ушам, он посмотрел на неё и увидел ласковую улыбку на лице. Протянул руку и осторожно погладил её грудь. Между ног возникло напряжение и Алексей почувствовал как его член начал твердеть при виде голой женской красоты.

– Не бойтесь, можете крепче потрогать, она не растает… – тихо рассмеялась Маша. – И про вторую не забывайте!..

…Эта ночь запомнится ему навсегда. Он трогал её везде, а она говорила и показывала ему где и как женщине бывает приятнее всего. Учила как доставлять удовольствие себе и девушке. Первый раз он кончил от того что она просто взяла его член своей мягкой, тёплой рукой. Накатившее удовольствие едва не заставило его лишиться чувств. Боже, если бы он знал что ЭТО так здорово, то взял бы Машу ещё год назад. Сожаление о зря потерянном времени быстро схлынуло под напором новых впечатлений.

– Ничего, Алексей Дмитриевич, в первый раз у мужчин так часто бывает, не волнуйтесь… Сейчас отдохнёте и снова можно! – вытирая свою руку, успокаивала она его, видя что Алексей подавлен своей скороспелостью. И правда, во второй раз получилось уже намного лучше, он даже получил поощрение от Маши, которая сказала что "барчук" быстро учится и всё запоминает с первого раза. С тех пор, познавший удовольствие от секса, Алексей каждую ночь проводил с Машей, даже не пытаясь познакомиться с какой-нибудь другой девочкой его возраста. Да и зачем? Со своей спасительницей он получал всё что хотел, а кто его знает что за девки могли ему встретиться? Маша тоже была довольна регулярным сексом после долгого воздержания и охотно позволяла ему всё что хотелось обуреваемому гормонами подростку. Уже через месяц она охала и стонала под ним от удовольствия, а потом смеялась, говоря, что научила на свою голову, теперь спасения от него нет.

От такого неожиданного удовольствия его жгучая ненависть даже слегка приутихла. Он сытый, рядом молодая, красивая, доступная женщина… Да, жизнь не сахар, но и не самая плохая. Но тут судьба снова грубо макнула его лицом в грязь.

Маша стала объектом сексуального преследования со стороны одного советского чинуши из горкома. Встретив её на улице, он попытался познакомиться, получил вежливый отказ, но не успокоился. Решив, что власть даёт ему право делать с людьми всё что угодно, он выяснил где жили они с Машей и в один, отнюдь не прекрасный день, заявился в гости с бутылкой водки и нехитрой закуской. Сам чинуша, как потом узнал Алексей из газеты, был женат и с детьми. Да и внешность у него была не ахти… Полный, с одутловатым лицом, залысинами, но с непомерной самоуверенностью и руководящей должностью. Все попытки выпроводить его у Маши провалились, Алексей, сидя в соседней комнате, слышал как она умоляла его уйти. Но, уже крепко поддатый урод, цеплялся за неё своими пальцами-сосисками, требуя не рыпаться, иначе он напишет бумагу где скажет что она контрреволюционная шпионка и её расстреляют, как и этого щенка в другой комнате.

Он не помнил момент когда в его руке оказался самодельный нож, который нашёл несколько дней назад недалеко от дома. Сознание вернулось к нему, когда Алексей, весь в крови, стоял над трупом горкомовца, который уже содрогался в мелкой агонии. Его толстое лицо с широко раскрытыми глазами, которые смотрели на него а потом закрылись навсегда..

Вместе с Машей они быстро покидали в мешок свои пожитки, выбежали из дома и рванули на вокзал. Через несколько недель добрались до Поволжья, в небольшой городок, где и решили обосноваться. От Петербурга-Ленинграда было уже далеко, хватит бежать.

И потянулась у них новая жизнь. Сначала они почти не выходили из дома, опасаясь преследования, но время шло, никто за ними не приходил и Алексей слегка расслабился. Именно тогда у него появилась так называемая чуйка, которая, впоследствии, часто спасала его от неприятностей. Он устроился на МТС механиком, люди его ценили, поскольку он не пил, в отличие от множества других работников. Так прошло несколько лет.

Алексей так и не смог узнать конкретно, как и почему так случилось. Просто Маша пошла в магазин и вдруг пропала. Больше он её не видел..