На краю чужого мира

Глава 22

Глава 22

На ночь Михаил устроился на первом этаже руин — и крыша над головой, и места для проникновения всего два, окно и дверной проём. Странное дело, он ведь забыл, что его интересовали строения мёртвого города на континенте, откуда он попал сюда. И вот они, пустые, покрытые мхом и диким вьюном. Ничего интересного — обычная комната, пять на пять. Одно только странно, если это квартира, то где ванная, кухня? Неужели эта клетушка, как и его временный дом на заставе, всё в одном месте?

Он даже не сразу понял, почему стало куда светлее. Опустив глаза, Бельский увидел, как его пояс, который Екатерина доработала на поиск белого духа, начал медленно светится. Михаил вскочил и бросился к окну. Активировав браслет, который превратил ночь в сумерки, боярин начал обшаривать взглядом руины и деревья, сейчас он был довольно близко к центру. Охота на белого — это почти тоже самое, что и на золотого, только артефакт зова не нужен. Как только будет выстроен круг, тот сам придёт, главное, чтобы до цели было не больше пятидесяти метров, пояс засекает белого в радиусе двухсот, а значит пора на охоту. В отличие от золотого, который может долгое время висеть на одном месте, судя по теории Василько, белый постоянно перемещается, неторопливо, но двигается

Михаил, закинув за спину ранец, активировал чёрную броню и, выскочив на улицу, швырнул на свободное место ловушку с драконом. Получив приказ защищать хозяина, зверодух пристроился на шаг позади него, вертя головой на длинной шее, охватывая всё пространство вокруг. Пояс продолжал мигать, сигнализируя, что цель ещё где-то здесь и не вышла за периметр.

Михаил начал нарезать круги по спирали, с каждым витком расширяя радиус поиска. Сорок минут — вот, сколько у него ушло, прежде чем он увидел сквозь деревья потусторонний свет. Дух оказался не белым, он был серебристым. Даже странно, что Михаил не разглядел его раньше, поскольку тот был довольно ярким. Больше всего он напоминал змея или червя, длиной в пару метров. Всё его туловище было покрыто сотнями тоненьких ножек, на которых он передвигался сантиметрах в двадцати над землей. Не сказать, что шустро, но метр в полминуты делал. И самое хорошее было то, что дух двигался прямо на боярина, он находился метрах в семидесяти. Правда, если серебристый будет ползти с такой же скорость, то Михаил состариться успеет, пока дух доберётся до ловушки.

Но делать нечего, лучше ждать, чем спугнуть, все духи удирают проворно, чем этот хуже? Скинув ранец, боярин достал пластинки с рунами и, пробежавшись взглядом по схеме, стал выстраивать рунный круг. Тот был куда больше, чем для золотого, два с половиной метра в диаметре.

Ну, что сказать? Услышав зов, серебряный ускорился, и довольно прилично — метр в пять секунд, это хорошая скорость, но десять минут Михаилу пришлось сидеть и со скукой наблюдать за этим невероятным спринтом. Вот змей, или червь, коснулся границы, заполз внутрь и уткнулся мордой (если треугольник с клювом можно так назвать) в центральную руну. Чёрный барьер, за которым едва проглядывались очертания, вырос мгновенно, при этом он отрубил сантиметров десять хвоста духа, который оказался за границей рунного круга. Михаил вскочил на ноги и, выпив эликсир, шагнул внутрь. Что тут началось! Купол не давал серебристому свалить, но куда девалась его медлительность? Он перемещался какими-то немыслимыми рывками, размазываясь в одном месте и собираясь в другом. При этом он активно таранил чёрные щиты, и те дрожали, словно ворота под ударом тарана. Понимая, что нужно спешить, а то долго защита не продержится, Бельский активировал плеть. Удар — мимо, кнутовище разрубает пустоту. Ещё удар — дух снова переместился. И так раз за разом. Прошла уже минута, а цель всё ещё не была захвачена, она даже один раз попыталась взять Михаила на таран, но он как-то почувствовал это намерение и создал щит, в который и врезалась пленённая сущность. Она отлетела на метр и на секунду замерла, словно оглушенная. И этого мгновения Бельскому хватило. Призрачная плеть ударила вдоль свернувшегося в пружину длинного тела и намертво прилипла. И тут Михаил, застонав, рухнул на колени, поток энергии, который он получал через свой захват, был невероятным, куда там золотому. По телу прошла судорога, и боярин завалился на бок. Хорошо, он встал так, что до ближайшей руны приличное расстояние, и разорвать круг было тяжело. Тело крючило, оно было просто не рассчитано на такие нагрузки. Михаил орал от боли, орал так, что за минуту сорвал голос. Ему было так хреново, что он даже не смог отдать родовому духу простейший приказ, убрать хлыст и отпустить серебристого с богами. И самое плохое, он не мог отключиться. Он видел, как вместе с его кнутом перемещается серебряный дух, чуть не отрывая ему руку, видел, как тот слабеет и всё реже уходит на рывок, видел, как тускнеет его свет. Он не знал, сколько прошло времени, просто в один момент дух растаял, перед этим резанув Михаила по ушам прощальным ментальным ударом погибающего существа. И в этот момент Бельский отключился.

Когда Михаил пришёл в себя, на остров снова опускались сумерки. В лесу было уже темно, но в просветах крон ещё виден тусклый свет садящегося за горы солнца.

Боярин пошевелился, и его прострелило невероятной болью. Тело ломило, на глаза навернулись слезы, они текли по щекам и падали на мох, который их мгновенно впитывал. Багрово-чёрный дракон по-прежнему нёс вахту, стоя над телом хозяина. Но и он был близок к пределу, шутка ли, сутки провести вне ловушки без подзарядки? Михаил через боль скрюченными пальцами вытащил лекарский артефакт и сжал его в кулаке. Тот начал сиять спокойным зелёным светом, и боль стала отступать, сначала из кисти, потом из руки. Через час, когда Бельский смог сесть, артефакт был разряжен полностью, но боярин уже мог какое-то время обойтись без него.

— Твою мать, Василько, — прошипел он сквозь зубы, на которых языком нащупал пару свежих сколов. — Ты не мог предупредить, что будет так плохо?

Ему, естественно, никто не ответил. Но это было неважно, звук хриплого сорванного голоса придал боярину сил. Дорого ему встала охота на серебряного духа, и он еще даже не представлял, на сколько. Ползая на коленях, он собрал все до единой пластинки с рунами и запихнул их в карман грязного, порванного в двух местах, плаща. Кое-как поднявшись и ухватив ранец за лямку, он, пошатываясь, отправился обратно к своему убежищу. Причём в десятке шагов он обнаружил здоровенную тушу крушилы, у которого исчезла правая половина тела. Знакомство с призрачным пламенем Горыныча — это приговор. Туша его смердела, в огромной, уже переставшей кровоточить ране, копошились какие-то насекомые, мелкие зверьки отрывали по куску и уносились в темноту. Если бы дракон не был в таком плачевном состоянии, Бельский бы воспользовался слиянием и долетел бы до заставы, времени бы хватило, но Горыныч пребывал на грани помешательства, плохо слушал команды и был готов в любой момент развоплотиться и вернуться обратно в ловушку, восстанавливать силы.

Михаил на одной силе воли преодолел полторы сотни метров до убежища и, ввалившись в комнату, рухнул у ещё горящей лампы, но и та грозила погаснуть, чтобы следующие несколько часов накапливать энергию, разлитую вокруг. Приказав Горынычу вернуться в ловушку, Бельский, словно паралитик, дергая плохо слушающимися руками, кое-как сумел развести костер. Солнце село, и в духовом мире резко похолодало.

Как ни странно, мясо, запечённое сутки назад и упакованное в листья, было ещё вполне съедобным, и Михаил, насадив его на ветку, разогрел прямо над огнём. Не связываясь с ножом, боярин вгрызся в килограммовый кусок, отрывая жестковатые волокна, которые застревали в зубах. Но сейчас ему было плевать на это, ему требовались силы. Где-то вдалеке раздался злобный потусторонний вой, похоже, проклятый волк вышел на охоту. Михаил дожевал последний кусок, положив рядом с собой самострел, и выпустил сокола, которого усадил на обломок стены и приказал следить за всем вокруг, в случае опасности, предупредить. Спать хотелось неимоверно, но делать это нельзя, нужно дотянуть до утра, провести слияние с Горынычем, который частично успеет восстановиться, и добраться до имперской заставы внутри зверодуха, приземлиться в холмах за огородами и дойти ножками последние полкилометра.

Лучший способ убить время и не вырубиться — это разобраться с тем, что он получил в результате мучений. Усевшись поудобней и вытянув замёрзшие руки к огню, Михаил направил свой внутренний взор к родовому духу. И тут его ждало первое потрясение — духа не было. Вообще не было, он так и не смог нащупать сознание существа, которое ощущал каждый день на протяжении двадцати лет. Шок, страх, растерянность, паника — вот то немногое, что боярин Бельский ощутил, когда понял, что остался один. Он попытался призвать шпагу, но правая рука осталась пустой. Михаил снова взялся шарить внутренним зрением в поисках пропажи, но не находил ее. Зато обнаружил нечто очень странное — весь его организм был пронизан странными энергетическими каналами, сплетающимися в центре груди в шар, размером с детскую голову. Он переливался тремя невероятно насыщенными цветами. Основным было серебро, потом шло золото, ну и завершало всё истинная тьма. От этого шара по всем каналам бежали искорки энергии того или иного цвета, они смешивались и через мгновение снова расслаивались, двигаясь к своей, неизвестной Михаилу, цели. А ещё Бельский ощутил силу этого сгустка энергии, большую силу.

— Спокойно, — произнёс он вслух, — спокойно, боярин, что мы имеем? Дух исчез, а с ним, возможно, и все умения, но контроль над зверодухами остался, значит, уже что-то. Одно пропало, но появилось что-то новое, невиданное ранее. Оно сильное, могучее, я чувствую его энергию. Нужно только понять, как этим пользоваться.

Решил начать с простого — чёрный болт. Он, не открывая глаз и используя внутренне око для наблюдения за шаром, вытянул вперёд левую руку и попытался призвать мысленно сгусток тьмы и придать ему форму небольшого болта для самострела. Искорки тьмы в канале ожили и устремились к руке. Их было две или три. В центре ладони они слились в одну, образовав сгусток, который почти сразу вытянулся в небольшой болт, сантиметров десять длиной. Михаил открыл глаза и посмотрел на ладонь. Что ж, его сила осталась с ним. Да, дух ушёл, она превратилась во что-то иное. Он закрыл глаза, мысленно коснулся этого болта и отправил его в полёт прямо в стену, которая была перед ним. Чёрная молния, со свистом разрезав воздух, впилась в преграду, после чего прошила её насквозь и унеслась куда-то в ночь. Михаил прекрасно видел отверстие, образовавшееся в стене, оно было сантиметров пять в диаметре и оплавлено по краям. Что сказать? Всё стало чуть сложнее, но Михаил чувствовал, что теперь он может куда больше. Нужно научиться эту силу контролировать, и применять куда как шустрее, а не как сейчас, пять минут на болт. То, что он сделал, в белоградской империи, называлось чарами, а люди, которые их творили, чародеями, в западных королевствах — магами, на востоке — колдунами. И были они всего лишь сюжетом сказок. Несмотря на родовых духов, чародеев и прочих не существовало, во всяком случае, до сегодняшнего дня.

До рассвета ещё далеко, спать нельзя, оставалось тренироваться. И он тренировался. Когда верхушки деревьев приласкало солнце, Михаил поднялся на ноги, нужно возвращаться. За время вынужденного бодрствования он кое-что сумел восстановить. Одна короткая мысль, и вот в его руках шпага, сияющая серебром, новое обращение к силе, и она становится золотой, а затем истинной тьмой. И не чернотой, как раньше, а именно тьмой, принявшей вид оружия. С болтами тоже самое, а вот с доспехом пока не получилось. Оно и понятно, тренировки, и ещё раз тренировки, улучшение концентрации, контроля. Бельский пока что сам для себя так и не решил, жалеет ли он о том, что потерял, и рад ли тому, что приобрел. Он был уверен, что у него теперь куда больше сил и возможностей, но при этом всё стало куда сложнее.

Зверодух за восемь часов набрался сил. Михаил, с трудом шевеля ногами, добрался до поляны вполне приличных размеров, которая годилась для взлёта такого немаленького существа, как дракон. Её нашёл сокол всего в полукилометре от убежища, но путь этот дался Бельскому тяжело. По руинам вообще ходить непросто, а в таком состоянии — уж тем более. От встречи с серебристым он отошёл, но вот занятия чарами не прибавило ему сил. Отозвав сокола и загнав его обратно в ловушку, Михаил выпустил Горыныча и, прикоснувшись рукой к груди, провёл слияние. Здесь, как и с общением со своими подручными, проблем не возникло, все прошло легко и непринужденно. Теперь бы только не выпасть из чрева дракона, когда лететь будут… Получив приказ, Горыныч без труда поднялся в воздух. Минута — и вот он над кронами деревьев. Разгон — и зверодух на мощных крыльях устремляется к горам и реке. Бельскому хотелось подняться повыше и посмотреть на остров с высоты птичьего полета. Но он отринул эту мысль. Падать с тридцати метров на густые кроны, и с высоты в пару километров — это разные вещи. Первое давало хоть какой-то шанс спастись, второе — нет. По прямой до заставы оказалось не так уж и далеко. Спустя пять минут, заложив круг, чтобы не лететь над крепостицей и не нервировать дозорных, Горыныч приземлился за одним из холмов, от которого всего с километр до заставы и сто метров до дороги, которая вела в шахты, где добывали духово железо. И снова везение, стоило ему выйти на неё, как он услышал топот копыт. Лошадей на острове не было, и телеги таскали разводимые тут животные, похожие на лосей, назвали их алтзе. Для верховой езды они совершенно не годились из-за горбатой спины, а вот для того, чтобы таскать повозки, работать на полях, вполне.

— Здравия желаю, ваше сиятельство, — крикнул возница, признав Бельского.

Михаил обернулся, мужика этого он видел, только вот, как зовут, не мог вспомнить. Да и не был уверен, что его вообще ему представляли.

— Ох, и видок у вас, — выдал он, разглядев, в каком состоянии находится боярин. — Садитесь-ка в телегу, а то помрёте, до заставы не дойдя. Вы вообще, как тут оказались-то? Вроде по руинам шастать уходили, или заблудились?

— Спасибо, Семён, — наконец, вспомнив имя, поблагодарил Михаил и с трудом вскарабкался на телегу, гружённую какими-то мешками, с не слишком мягким содержимым. — А как попал… Прилетел, — решил сказать он правду.

— Ну, вы скажите, — рассмеялся возница. — Так уж и признайтесь, что заблудились и вышли за посёлок.

Михаил промолчал. Семён же решил, что благородный не хочет признавать, что заплутал, довольно улыбнулся и, наконец, тронул впряжённого в телегу алтзе.

Надо сказать, ехать на телеге было не так уж и комфортно. Колеса тут были обычными, какими пользовались в империи лет двести назад, обод, спицы, втулка, всё деревянное, рессоры просто отсутствовали. Так что, лёжа на жёстких мешках и считая колдобины, Бельский материл идею — лучше плохо ехать, чем хорошо ковылять. Каждый метр отдавался болью в теле, которому за последние сутки сильно досталось. Лучше бы он пешком топал, хоть не так больно.

Спустя десять минут телега, почти добравшись до заставы, начала притормаживать.

— Ваше сиятельство, приехали, — позвал Семён Бельского. — Мне дальше к кузнецу, если вам, конечно, к барону Шталену не нужно.

— Спасибо, — слезая с телеги, поблагодарил Михаил. — Тяжко мне пришлось последние сутки.

— Да по вам видно, — хмыкнул возничий. — Плащ порван, одежка тоже, да и грязное всё, досталось вам. Ладно, ваше сиятельство, отдыхайте. Думаю, банька всё поправит.

— Где эта банька? — усмехнулся Бельский и потопал к воротам, до которых оставалось метров десять.

Дозорный на вышке проводил его любопытным взглядом, в воротах со стороны реки вообще никого не было. Слишком мало в поселении людей, чтобы держать стражу везде. Днём дежурили в урезанном составе, одна башня на реку, вторая, смотрящая на лес, и человек на воротах с противоположенной стороны к заставе.

Михаил ковылял по крепости. С каждым шагом становилось всё тяжелее. А ещё появился жар, всё тело горело, оно словно поняло, что он добрался до дому, и решило, что пора сдаваться.

По лестнице, ведущей к его квартире, Михаил в прямом смысле вполз. Открыв дверь, он шагнул через порог. Ноги подкосились, всё вокруг поплыло, и Бельский рухнул на пол, сил больше ни на что не осталось.

В себя он пришёл, когда за окном было уже темно, кто-то перенёс его на кровать, раздел и укрыл одеялом. Очень хотелось есть и пить. Михаил попытался сесть, но не смог, слабость была запредельная. Всё вокруг снова поплыло. Сквозь муть в глазах он увидел, как в комнате зажегся свет, и силуэт, который над ним склонился, а затем снова провалился во тьму.

В следующий раз он пришёл в себя, когда за окном светило тусклое чёрное солнце духова мира. Странно, но пить не хотелось, как и есть.

— Очнулся? — раздался откуда-то незнакомый женский голос. — Вот и хорошо. Как себя чувствуешь?

Михаил сел, голова ещё немного кружилась, но уже не так сильно. Он нашел взглядом говорившую, женщина, лет шестидесяти, с тёмными волосами и седой прядью у виска. Боярин напряг память и вспомнил, что это местная лекарка Марфа. Они виделись всего пару раз, один раз на попойке в честь его прибытия, второй — просто столкнулись в крепости.

— Что со мной? — спросил Бельский.

— Я не знаю, боярин, — покачала головой женщина. — И никто не знает. Одно точно — ты лишился духа и сильно изменился внутренне. Так сказала княгиня Долгорукова, когда ходила вокруг тебя со своими артефактами.

— Сколько я провалялся?

— Полную седмицу. А с того момента, как ты покинул заставу, прошло уже десять дней. Что же ты такое в руинах учудил, что тебя так припечатало?

Михаил промолчал. Он заглянул в себя внутренним оком. Ну, что сказать? Мало, что поменялось, просто каналы стали куда как толще. Если семь дней назад, когда он ночью изучал себя, они были с волос, то теперь с приличный шнур. Шар, который Бельский теперь именовал источником, тоже стал больше и куда как плотнее, полностью потеряв прозрачность. Но серебро, золото и тьма никуда из него не делись. Он вытянул руку ладонью вверх и играючи создал чёрный болт. Теперь это было легко, словно тьма внутри него откликнулась на его желание.

— Интересно, — глядя за его манипуляциями, произнесла Марфа. — И как же вы это сделали, ваше сиятельство? Родового духа-то у вас точно нет.

— Как-то, — пожал плечами Бельский и полез из-под одеяла.

Кто-то его заботливо раздел, но всё постельное бельё воняло потом. Не стесняясь лекарки, он голышом протопал к умывальнику, где висели его панталоны, и, натянув их, принялся приводить себя в порядок. Стоять было тяжело, слабость всё же присутствовала, и Михаил приволок от стола стул. Достав бритву, он принялся скоблить заросшее длинной щетиной лицо.

— Пожалуй, пойду я, — произнесла, поднимаясь, Марфа. — Вижу, вы в порядке. Постарайтесь пару дней не напрягаться и не пользоваться своей силой. Просто отдохните.

— Спасибо вам, Марфа Ильинична, — поблагодарил лекарку боярин. — Прошу простить меня за неподобающий вид. Я должен вам что-то?

— Нет, — покачала головой женщина и улыбнулась, — мне все оплатит застава. Ну и княгиня Долгорукова подкинула пару злотней, очень они за вас переживают. — Её губы тронула лукавая улыбка. — Каждый день забегают, то Ирина Николаевна, то Екатерина Фёдоровна. Выставили Марию Мальцеву, которая рвалась о вас заботиться. Так что, жди гостей, скоро пожалуют, во всяком случае, княгиня Долгорукова. Её подружка утром в руины ушла, значит, раньше сумерек не вернётся. — С этими словами лекарка кивнула на прощание и вышла за дверь.

Михаил же снова взялся за бритву. Глядя на своё лицо в мутном старом зеркале, он не узнавал себя. Куда делся крепкий мужчина, который уходил в мёртвый город десять дней назад? Худое осунувшееся лицо с заострившимися скулами, впавшими щеками, и темными кругами под глазами, словно это синяки от хорошего удара. Всё это до кучи покрыто неаккуратной редкой длинной щетиной. Бритва дрогнула в руке и окрасилась кровью, похоже, после бритья ему придётся воспользоваться лекарским артефактом, с изрезанной рожей в его годы ходить не солидно.

Когда Екатерина ворвалась в комнату, Михаил уже пил взвар, закусывая его яичницей с сухарями, поскольку это было единственное, что можно быстро приготовить.

Девушка подошла, порывисто обняла его, заглянула в лицо, и произнесла только одно слово:

— Живой.

Михаил кивнул и улыбнулся.

— Живой, княгиня, живой. Только рано ты появилась, мне бы в баньку, смердит от меня. Негоже принимать красивую девушку, да ещё и аристократку, в таком виде.

— Дурак, — улыбнулась ему Долгорукова и, склонившись, подарила лёгкий поцелуй. — А баня готова, я ещё вчера Степана прислала, чтобы он всё сделал. Марфа сказала, что ты к утру очнёшься, так что, там только затопить. Сейчас спичку кину, и через час париться пойдёшь. Ты уж извини, но придётся самому, слухов и так по заставе много ходит. Не хватало, чтобы ещё один появился, как мы с тобой в бане парились. Вот пойдём к богине, получим благословение, кольцами обменяемся, тогда мы с Иркой тебя от души вениками отхлестаем.

— Степан — это кто? — поинтересовался Бельский, пропустив трёп насчёт свадьбы и богини.

— Степан помогает нам с Ириной Николаевной по хозяйству. Тебе Мария, а нам вот он. Крепкий здоровяк, дров нарубить, баньку истопить, воды натаскать, починить что. Я думала, ты при словах «пойти к богине» сделаешь большие глаза и попытаешься отшутиться.

Михаил покачал головой.

— И не собирался, но это мы обсудим позже и втроем. А пока, что там, у Ирины, с чёрным духом вышло?

— Погоди, сейчас затоплю баньку и всё расскажу, много интересного случилось. Да и твою историю хочу услышать. — Она пристально посмотрела на Бельского. — Миш, я же предупреждала тебя, что бы ты был осторожней. Что же ты натворил.

Боярин улыбнулся.

— Всё хорошо, милая. Ты не понимаешь, я, правда, ещё тоже. Но всё уже случилось, и, думаю, случилось к лучшему.

— Но твой родовой дух! — выкликнула девушка.

— Да, его больше нет, но есть что-то иное, непонятное, но невероятно сильное. А теперь затопи мне баньку, после того, как оклемаюсь, я всё расскажу. Вернее не так, я всё расскажу вечером, когда явится Ирина. Не хочу два раза повторять.

Княгиня смерила его долгим взглядом и, кивнув, вышла за дверь.