На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

10. ТРУДНАЯ ЗИМА

Прошла вторая военная зима, по-прежнему тревожная и голодная. Хлеба, что выдали в колхозе на трудодни, хватило только до Нового года. Жили ядринцы впроголодь — на картошке и овощах со своей усадьбы. Люди заметно отощали.

— Только бы дотянуть до солнышка, до весны, — толковали между собой старики и… умирали один за другим.

В эту зиму Виктор лишился бабушки и дедушки. Они ушли вслед друг за другом. Сперва бабушка. Утром она не встала, заснула навсегда. Дедушка дня три болел.

В последний день, когда остался вдвоем с Витюшкой, подозвал внука к себе.

— Давай попрощаемся, — слабеющим голосом сказал он. Тяжело, с хрипом вздохнул. — Мой конец приходит…

Глубоко запавшие глаза у дедушки смотрели осмысленно, с какой-то затаенной печалью.

— Трудно тебе будет, знаю… Но ты не унывай. Будь честен… Береги мать. Она больше тебя страдает…

Второй раз за эту зиму впряглись в сани мать и сыновья и повезли гроб на кладбище.

Сразу стало в амбаре пусто и тоскливо.

По-прежнему Виктор ходил в школу, тянулся изо всех сил за другими. Были дни, когда опускались руки и хотелось все бросить, не ходить больше в школу. Написать очередной диктант, собрав всю волю, он мог. Но писать, и много, каждый день в школе, держа ручку в зубах и только помогая «руками», порой сил не хватало. Дома снова многочасовая писанина.

А мать думала, глядя на стриженый затылок сына, склонившегося над тетрадью: «Хоть не тоскует, как раньше». В разговоре с соседями порой беспокоилась:

— Ночами за уроками сидит, не ослеп бы. Ведь зрения-то у него меньше половины.

Встречаясь на улице с учителями школы, интересовалась:

— Как мой старший-то? Не отстает? Неужто не хуже других? Даже лучше?!

Как-то остановил ее на улице старичок бухгалтер из леспромхоза:

— Есть такая артель в Волоколамске, где инвалидов ремеслу обучают, а затем и работу дают. Вот и надо тебе определить туда сына.

— Но он же учится в школе.

— Нужно учиться ремеслу, чтобы сам себе кусок хлеба добывал, — строго пояснил бухгалтер.

Шла домой и думала: «А может быть, бухгалтер прав? Учись не учись, руки новые не вырастут». Дома рассказала сыну о своем разговоре.

— А какому ремеслу меня научат?

Мать неопределенно повела плечами. Видела, разговор крайне тягостен старшему. Он и без рук по дому делает больше, чем младший, да и чем иной в его возрасте с руками.

«Пускай пока учится, а то крылья-то опустит и тогда впрямь калека», — мысленно решила она.

В последних числах марта прилетели грачи и почти сразу же за ними скворцы. Весна наступала стремительно, бурно. Побежали ручейки по раздрябшей, почерневшей дороге. Обнажились проталины, зазеленела на возвышенных местах луговина. Растаял снег, и опять оголилась вся в черных язвах и шрамах изувеченная деревня, ставшая снова неприглядной. За зиму, правда, прибавилось построек. Насчитывало теперь Ядрино двадцать четыре дома помимо землянок и времянок, в которых по-прежнему жили люди.

Вместе с весной подходили к концу и занятия в седьмом, выпускном классе Ядринской школы. Старшеклассники радовались: скоро экзамены и лето. Шли у них разговоры, как дальше у каждого сложится жизнь. Гриша мечтал стать трактористом, Володя Макарцев хотел ехать учиться в Москву — там жил у него брат. Саша Птица думал только о военном училище.

А Виктор по своей привычке молчал, не встревал в разговор. Хотя он, может быть, больше чем кто-либо из семиклассников, думал в эти дни, как будет жить дальше.

Наступил торжественный день в жизни выпускников Ядринской школы, выпускной вечер. Накануне ребята сговорились о складчине. Каждый из дома принес что мог. Девочки из овсяной муки испекли пирог с творогом. На расставленных в классе столах в больших сковородках белел поджаренный на свиной тушенке картофель. В плошках лежали моченые яблоки, краснела прошлогодняя клюква. Стояли два жбана с хлебным квасом. Пришли учителя. Директор школы Мария Егоровна выступила с приветственной речью. В числе отличников назвала и Виктора. Виктор сидел за накрытым столом, наклонив голову, тоже принарядившийся в сатиновую желтую рубашку. Он не любил, когда его, особенно на народе, хвалили. В стороне у дверей толпились родители учеников. Виктор заметил мать. Она вытирала слезы концами платка.

Декламировали. Хором пели. Девочки под гармонь танцевали. Среди мальчиков охотников танцевать не нашлось. Перебравшись к стене на скамейку, Виктор скромно поглядывал на танцующих.

Спустились сумерки, светлые, теплые, июньские. Ребята расходились домой. Кончился последний вечер в родной школе. Каждому было как-то грустно.

Случилось так, что Виктор и Нина, не сговариваясь, оказались вместе. Виктор чувствовал себя по-прежнему стесненно, не знал, о чем говорить. Бедовая Нинка тоже была почему-то молчалива. На ней был голубой сарафанчик, темные волосы стянуты пунцовой лентой. Такой миловидной он прежде ее не видел.

— Ты не боишься, что мальчишки опять будут обзывать «жених и невеста»? — вдруг спросила она.

— А ты? — вопросом ответил Виктор.

— Ничуточки, — Нинка засмеялась и порывисто сама взяла его под руку. Но вскоре кто-то попался навстречу, и она отстранилась.

Все одноклассники уже далеко впереди. Их голоса звучат за прогоном. У тополя остановились в белом платье Галя Воробьева и в светлой рубашке Гришка Цыган. Они очень сдружились в последнее время. Над курганами ярко в серебристом ореоле желтела полная луна. От ручья возле леса доносились соловьиные переливы. В белом цвете стояли яблони, вишни.

Нина с Витюшкой медленно брели вдоль уснувшей деревни. Говорили так — о пустяках, что придет в голову — и беспричинно смеялись.

— Я буду в Рамешках учиться в 8-м классе, — сообщила она. — А ты?

— Я тоже, — сразу же отозвался он.

— Вот и хорошо. Значит, опять будем вместе. — Она снова взяла его под руку.

Хотелось Виктору сказать многое, но почему-то слова не приходили. Под конец, когда уже нужно было расходиться, он осмелел и, сам не зная почему, напомнил об их прощании и поцелуе перед эвакуацией.

— Мне казалось тогда, что вижу тебя в последний раз. Вот и решилась… — с каким-то задором ответила она.

И, растрепав ему на голове волосы, убежала Домой.

Он вернулся к себе шальной от нахлынувшей радости и до рассвета не мог уснуть. А неделю спустя, когда вечером у школы на штабеле бревен собрались мальчишки и девчонки, Нинка сидела с другим. И не подошла к нему.

А он следил издали и думал, что за все в жизни надо бороться! За девчонку, чтобы она была рядом, тоже нужно.

Но как?