На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

13. НОВОСЕЛЬЕ

Поздней осенью справляли новоселье. Свой амбар на усадьбе разобрали и по бревнышку перетащили поближе к деревенской улице на прежний план. Помогли красноармейцы из воинской части: собрали, подвели новостройку под крышу, поставили стропила, прорубили в стене окошко, из досок сколотили маленькое крылечко. Ходили братья вокруг своего дома, радовались. Подгребали щепки, лазили на узкий и низкий чердак. Вырыли по фасаду канаву, чтобы дождевая вода не застаивалась. Насыпали завалинку, закрепив сверху пластами дерна. Перед окошком сколотили скамейку. Все как у настоящей крестьянской избы, честь честью. Орудовал теперь Виктор и топором, приладив к топорищу пару ремешков, чтобы можно было засунуть «руку» и выполнять несложную работу.

Праздновали новоселье не одни Ильины: в деревне уже насчитывалось тридцать две жилые постройки. Справлял новоселье и Гришка Цыганков. Вместе с матерью и младшей сестренкой сколотили вокруг сохранившейся на пепелище печки с развороченным дымоходом дощатый каркас, оплели его тычинником и хворостом. Обмазали глиной, соорудили из кусков толя крышу. Получилась времянка что надо и для зимы и для лета.

С большим трудом вставала из пепла деревня, и налаживалась жизнь в колхозе. Из соседней Владимирской области привезли семян для посева. Появились в хозяйстве несколько лошадей — дали отбракованных из воинских частей. Из-под Ярославля пригнали десяток коров для общественного стада.

После погожих осенних, по-летнему солнечных дней грянули заморозки, а затем надвинулась беспросветная дождливая пора. Тускло светит коптилка. Шевелятся на бревенчатой стене уродливые тени. В трубе с присвистом, словно жалуясь на свою долю, завывает ветер. Шумит по соломенной кровле дождь, да сами с собой разговаривают часы-ходики на стене: «Тик-так, тик-так…» Торопливо бегает взад-вперед круглый ребристый на медном стерженьке маятник, отстукивает уходящие из жизни минуты. Вот уже прошел час… другой… третий. Обложившись книжками, Виктор сидит за столом.

Первого сентября заявил матери:

— Одолею самостоятельно восьмой класс.

И был полон надежд. Трудности видел только в том, где достать необходимые учебники. Снова в который раз убеждался, если поставлена цель — легче жить.

И очень обиделся, когда Гришка Цыган попытался его охладить:

— Без школьных занятий ничего у тебя не получится.

Сам он поступил на курсы трактористов в районном поселке и в деревню заглядывал только по выходным дням. Остальные ребята-ровесники тоже определились кто куда.

— Дорогой Гришенька! Весной ты первый меня будешь поздравлять. Вот увидишь!

Такого упорства, настойчивости Гриша за своим другом уже давно не замечал. Он не знал, что перед этим Виктор поспорил с Ниной Серегиной, которая вопреки прежнему решению уезжала в Волоколамск поступать учиться в техникум. Тогда она тоже усомнилась, что Виктор освоит дома восьмой класс.

В своей школе недостающих книг не оказалось. Мария Егоровна где-то все же раздобыла ему учебники по геометрии и русскому языку.

Каждый день он тренирует свои «руки», чтобы они стали более гибкими, послушными: уже может, изогнув культю, удержать ведро с водой, застегнуть пуговицу, снять сапоги. Принесена в избу пятикилограммовая гиря, сохранившаяся после пожара. После физических упражнений опять книги. Устал — перемена. Теперь на очереди домашние дела. Делает их Виктор почти в темноте, керосин бережет на ночную учебу. Вот покончено с хлопотами по хозяйству. Можно немного отдохнуть на печке.

Скрипнула дверь в сенцах. Мать вернулась с работы. Она теперь в колхозе кладовщица, возвращается поздно.

— Живы? — спрашивает она. Развязывает платок, снимает ватник. Отодвинув заслонку, выгребает из печки еще теплящийся уголек… И вот уже светится в коптилке огонек.

У Витюшки идут последние минуты отдыха, и он снова растягивается на все еще теплой печке. Рядом — гладко дремлет и мурлычет хозяйка печи кошка. Так можно и уснуть. Но спать не полагается — у него строгий график: вечером обязательно заниматься.

— Наши наступают на всех фронтах… — сообщает мать, гремя трубой самовара. Газеты в деревню поступают редко. Радио ни у кого нет. Живут только слухами, а слухи с фронтов все более радостные.

Вот и загудела в трубе самовара разожженная лучина, стало уютнее и веселее в избе.

— Будем ужинать, — говорит мать, вынимая ухватом из печи чугунок с утренним варевом.

И вот уже все спят, но коптилка в избе Ильиных все еще светится, озаряя осунувшееся за последнее время лицо Виктора, низко склонившегося над учебником.