На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

8. А Я ВСЕ-ТАКИ ПОЙДУ В ШКОЛУ

Занятия в Ядринской школе начались после завершения полевых работ в конце сентября. Для матери было полной неожиданностью намерение сына идти в школу.

— Зачем? — спросила она.

— Буду с ребятами учиться.

Отговаривать, огорчать старшего сына не хотелось. Пускай сходит вместе с ребятами. Сам осознает, что не может учиться.

— Наденешь новую рубашку, которую я тебе сшила… Ботинок вот нет.

…С утра выдался погожий, солнечный день. Когда мальчишки зашли за Витюшкой, он уже их ждал. Принарядился в светлую с зеленым» крапинками рубашку, на шее пионерский галстук. Босые ноги, за лето покрывшиеся цыпками, теперь тщательно отмыты. На лавке в холщовой торбе лежат старые учебники, тетради. Лямка торбы давно уже накинута на шею. Услышав голоса ребят, сразу же выскочил из амбара.

Ребята тоже принарядились, особенно девочки. Все дружно пошагали в школу. Вслед вышла из амбара мать. Прикрыв ладонью козырьком глаза, смотрела вслед. Младший уже раньше убежал в школу, а теперь отправился и старший. Как все его сверстники. Мать плакала.

— Дойдет и вернется, учительша отошлет обратно, — пророчила бабушка.

— Не. отошлет, — возражал дед, — но пользы-то мало! Слушать только сможет… — В этом не вся учеба.

В классе Витюшка по-прошлогоднему расположился на своем обычном месте, в третьем ряду у окна. Отремонтировали школу красноармейцы основательно: не только починили двери, рамы, но и побелили внутри. После долгого перерыва все выглядело как-то незнакомо.

— Не верится даже… — признавался Сашка Птица, любовно поглаживая свою парту. — Так я стосковался по школьной жизни.

Витюшка молчал. Красные пятна проступали у него на впалых щеках.

— Смотри не робей, — наказывал ему Гришка. Сам же гоголем расхаживал по классу, начальственно покрикивал на девчонок. Такой уж у него был независимый характер, любил он покомандовать.

Забежал из соседнего класса младший брат и, увидев Витюшку, дружелюбно кивнул стриженой головой.

Ребята из окрестных деревень удивленно глядели на культи.

В предыдущие годы Витюшка в школе ничем не выделялся, разве только спокойным характером, неторопливой толковой речью. Ребята его любили. Знали, что Витюшке можно доверить любую тайну и он не проговорится.

Его выбирали звеньевым в пионерском отряде. Был он дважды старостой в своем классе и ко всем ребятам относился одинаково.

В коридоре звякнул звонок. Пришла учительница, она же и новый директор школы — Мария Егоровна. Высокая, темноволосая, худощавая. Внимательно оглядела собравшихся.

Сунув свои забинтованные культи под крышку парты, Витюшка сидел внешне спокойный, весь напрягшись внутри. «Если спросят, скажу, что писать тоже буду», — думал он, но учительница ничего не спросила. Она даже не взглянула на него.

— Начнем с диктанта.

Распотрошив несколько тетрадей, раздала каждому по листку. Положила листок на парту и перед Витюшкой, очевидно, машинально.

— Тетрадей больше нет, — пояснила она. — Обещали в воинской части помочь. А пока все, что тут…

Нагнувшись над партой, стараясь ни на кого не смотреть, сидел Витюшка.

— Будем писать карандашами, — пояснила учительница, по-прежнему не обращая внимания на Витюшку. — У кого нет карандаша, возьмите у меня…

Урок начался. В шероховатом безмолвии шуршали карандаши. Учительница медленно диктовала. Витюшка, низко наклонившись, тоже писал, держа карандаш во рту. Он в эти минуты забыл все на свете, не видел, как мальчишки и девчонки, особенно его друзья, то и дело отвлекаясь от своего диктанта, оглядывались на него. Они помнили, как дома, когда карандаш не подчинялся, Витюшка, измучившись, сердился:

— Ну чего пристали, не получается…

— Пиши, — требовали ребята, особенно Гришка.

И вот теперь он должен был доказать всем и особенно учительнице, что может писать, может учиться.

…Витюшка продолжал писать. Лицо от напряжения побелело, стекла очков начали покрываться испариной. Писал, теперь уже чувствуя, что учительница следит за ним, а ребята, успевавшие закончить предложение, оглядываются, перешептываются. Он писал…

«Неужели справится?» — думала Мария Егоровна, поражаясь упорству ученика. Стала диктовать медленнее, видя, что Витюшка с трудом поспевает. Наконец последнее слово. Точка.

— Проверьте и сдайте мне, — услышал тут же он спокойный голос Марии Егоровны и облегченно вздохнул. Карандаш сам выпал изо рта. Оглянулся… не смеются ли над ним? Смех — самое страшное — его он так боялся. Тогда бы сразу убежал… Нет, никто не смеялся.

Быстро проверил и, взяв обеими «руками» листок, положил на стол учительницы. Ошибок не боялся: русский язык давался ему легко, писал он и раньше грамотно. Вот разберет ли Мария Егоровна его исковерканный почерк?

Приняв листок с диктантом, учительница снова ничего ему не сказала. Много позже он узнал, что его друзья, Сашка и Гришка, накануне побывали у Марии Егоровны и предупредили, что Витюшка тоже придет в школу и что он уже научился писать. Но пишет еще плохо и медленно.

На перемене друзья окружили Витюшку. Всех в классе интересовало, что получит за диктант Витюшка.

— На «отлично»! — стоял на своем Гришка. — Ты же раньше писал диктанты на «отлично». — Он верил в удачу друга, воспринимал ее как собственную. Свой диктант, он уже заранее знал, написал неважно.

А Витюшка молчал, чувствуя себя крайне усталым. Диктанту он отдал все свои силы. Судорога даже и теперь пробегала по спине. В окна светило солнце, в классе было весело, шумно. Подошла к Витюшке и Нина Серегина.

— Я видела, как ты писал… молодец!

Начался следующий урок. Пришла математичка Вера Павловна. Положила на стол старенький, потрепанный портфель.

— Успокоились? — осведомилась она, добродушно оглядывая класс. — Начнем, Гриша Цыганков, с тебя.

К доске Цыган вышел охотно, вразвалку, даже подмигнул ребятам, что, мол, ничего не боится. Написал алгебраическое уравнение, продиктованное учительницей, и беспомощно затоптался на месте, искоса поглядывая на ребят.

— Не можешь, позабыл? — спросила Вера Павловна, по-прежнему добродушно улыбаясь.

Витюшка беспокойно заерзал на своем месте, вспомнил, в шестом классе они такое уравнение решали. Память у него была замечательная. Но как подсказать Гришке?

— Галя, помоги ему, — предложила учительница Воробьевой. Галя также вышла бойко, взяла мел, что-то написала и сразу же стерла. Тоже застряла у доски.

— Саша Корнев, можешь? — Но Птица, приподнявшись на месте, отрицательно закачал головой: не помню.

Учительница вздохнула.

— Как же быть с вами? Начинать снова учить материал шестого класса? Кто может решить?

Обвела глазами ребят. Класс настороженно безмолвствовал. И тут Витюшка решился: поднял свою забинтованную руку и тихо, срывающимся голосом сказал:

— Я могу…

— Ну что же, иди, — с заметным удивлением отозвалась учительница.

Класс замер. Неслышно ступая босыми ногами, он подошел к классной доске, а Галя и Цыган отправились на свои места.

И вдруг безмолвствовавший класс встрепенулся: безрукий, не удержав, уронил мел.

«Поднимет или нет?» — спрашивали глаза ребят. И… общий вздох облегчения. Нагнувшись, Витюшка с трудом поднял мел. Зажав его между культями, стал медленно писать. У ребят как-то по-особенному заблестели глаза.

— Решил правильно! — отозвалась Вера Павловна, подойдя к доске. Тоже как-то по-особому внимательно взглянула на него. — Молодец!.. — Это слово, как знали ребята, была высшая похвала учительницы.

В этот день он чувствовал, что стал равным с ребятами… Он будет учиться. Это была, пожалуй, самая большая победа в его мальчишеской жизни. А главное, появилась уверенность в своих силах.