На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

6. НЕ ТРОНЬ БЕРЕЗКУ!

Свою Зорьку, которую мать и Алешка во время пожара успели вывести со двора, братья пасли по очереди. Коров и другой живности в деревне осталось немного. Общественное стадо только еще создавалось. Сразу за прогоном начинался небольшой березовый лесок. Возле леса трава густая, сочная, Зорьке приволье. Устроившись поудобнее на траве, Витюшка спокойно наблюдал за коровой. Лениво обмахиваясь от мошкары хвостом, она щипала траву, изредка оборачиваясь и посматривая на Витюшку, словно спрашивая — оставаться ей здесь или можно уйти подальше.

На опушке ребятня копалась под дубняком в жухлой прошлогодней траве, отыскивая еще не сгнившие летошние желуди, отрывала из земли корешки. Дома эти корешки и желуди сушили, толкли в ступе и, смешивая с отрубями, пекли лепешки.

Рядом приметная березка, полусухая, с расщепленным стволом. Памятная. Сашка клятвенно утверждал, что возле этой березки немцы расстреляли учителя. Не верить Сашке нельзя. Он человек честный.

Кто-то из мальчишек подошел к березке, подпрыгнув, наклонил деревце, пытаясь отломить ветку.

— Не тронь, — закричал Витюшка, задыхаясь от волнения. И, вскочив, неожиданно для себя поддал плечом мальчишку: — Не трогай. Тут Дим Димыч погиб…

— А тебе хворостину… жалко? — загалдела ребятня, окружив безрукого. Мальчишки сразу настроились воинственно.

Кто-то советовал:

— А ты двинь ему как следует. Драться-то Безрукий не сможет.

На Витьку надвинулся Пашка, самый заядлый драчун из его бывшего класса. С ним еще до войны Витюшка сходился на кулаки, и неприязненные отношения сохранились. Он тоже подзуживал:

— Ну что, Черный глаз, теперь только плеваться и можешь!

Вспыхнув, Витюшка молчал, но не отступил.^ И мальчишки ушли.

Ночью Витюшка спал тревожно, все снилось ему, что мальчишки вновь покушаются на березку. «Отойдите прочь!» — кричал он, расталкивая мальчишек… здоровыми руками. Но мальчишки все же березку не сломали.

Наутро с ящиком красок еще до завтрака Витя пришел на опушку леса и, устроившись поудобнее на бугорке, стал рисовать березку. Рисовал с невиданным раньше упорством, даже с ожесточением, до боли в зубах и культях сжимая кисточку.

Витюшка больше не опасался, что березку на опушке леса мальчишки сломают. Она уже «переселилась» к нему на картонку. Неделю спустя «Березка» висела на самом видном месте амбара, на бревенчатой стене напротив двери. Пожалуй, это было самое лучшее, что он сумел до сих пор нарисовать.

Но болели натруженные за эти дни «руки», десны во рту кровоточили, и больше обычного слезился глаз. Нарисовав «Березку», — Витя надолго охладел к краскам. Трудно!