На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

23. В СВОЕЙ СЕМЬЕ

Прошло еще несколько лет… Они не принесли чего-либо нового в жизнь Виктора. Занятия в школе, работа дома в своем хозяйстве. В преподавании появился необходимый опыт. Привыкли к нему и школьники.

Главное, в школе и дома он трудился наравне со всеми.

— Работяга! — говорили про него соседи. — Любит трудиться. — Трудолюбие Виктора вызывало уважение у окружающих. Пила, топор, рубанок, правда, с трудом, с помощью особых приспособлений, подчинялись его «рукам». Уже давно почти полностью он обслуживал себя сам, не нуждаясь в няньках.

Постройка своей новой избы на свободном плане напротив старой затянулась на два года. Но зато они жили теперь в добротном доме — просторном пятистенке, с разными хозяйственными пристройками. На дворе корова, теленок, несколько овец, куры. Жена работала бухгалтером в соседнем леспромхозе, мать, как и прежде, трудилась в колхозе и дома, помогая растить двух внучат — сына и дочь Виктора. Чего же можно большего желать? Кажется, он достиг всего, чего хотел. Жили в достатке, в мире и согласии, без лишних споров и ненужных ссор. Все уважали друг друга. Все трудились. Соседи завидовали, говорили Нине:

— Как хорошо вы живете!..

— Ну как, по-прежнему рисуешь? — интересовался Иван Иванович Сидорин, любивший заглядывать к Виктору в новую избу.

— Иногда рисую.

Учитель рассказал, что от рисования он больше уставал, чем от другой работы. Слезился глаз. Боялся его Виктор чрезмерно напрягать. Врачи тоже не советовали.

— А я просто запрещаю… — вмешалась в разговор Нина.

— Она у меня диктатор, — улыбнулся Виктор.

Все же он достал папку и показал старику последние рисунки. Это были карандашные наброски односельчан и возвращавшегося с поля стада. Красками Виктор уже больше не рисовал.

Вышел Виктор проводить Ивана Ивановича на крыльцо. И залюбовался. Солнечным июльским светом была озарена деревня. От недавнего теплого дождя-ливня дымились крыши. Было жарко. Белели на деревенской улице свежими бревнами новостройки. Пахло цветущей липой, тополем, еловой смолой. Виктор медленно прошел по двору в огород, где стоял небольшой сарай и несколько ульев с пчелами. Многое здесь было сделано своими руками: и изгородь на усадьбе, и скамейка возле дома. Подбежала трехлетняя дочка Таня. Отец поднял ее на «руки». Вслед за ней, немного бычась, приблизился пятилетний Николай. Он явно был обижен, что сестренку ласкают, а его нет. Пришлось и его приголубить.

— Дайте отцу отдохнуть! — строго прикрикнула на ребят мать.

Вернулся обратно в избу. Снова устроился за своим столом. Вскоре устал. Много писать тяжело. Пожалуй, тяжелее, чем копать землю или пилить дрова. Близок вечер. Стоя у раскрытого окна, Виктор машинально наблюдает за предвечерней жизнью в деревне.

— О чем ты сейчас думаешь? — спрашивает неслышно подошедшая сзади Нина. Ласково обнимает мужа.

— Так, ни о чем, — отвечает он.

— А я знаю-ю-ю… — тянет она. — Беспокоишься, как завтра выступишь с лекцией в Горбатове? Безотказный ты… что ни поручат, соглашаешься. Я бы на твоем месте давно отказалась читать лекции… Разве у тебя, помимо своих забот и поручений райкома, дел мало?

И стала перечислять:

— Лекции читаешь, с докладами выступаешь. Кружок текущей политики в Горбатове…

— Ну, ну, — недовольно перебил жену Виктор. — Я такой же коммунист, как и остальные. Дисциплина для всех одинакова.

Первое время в райкоме и в роно не обременяли его поручениями. А потом, привыкнув, почти не делали исключения, порой не задумываясь, что «выполнить, принять участие» для него не так-то просто. Даже добраться до станции, в районный поселок в кузове попутного грузовика сложнее, чем для остальных.