На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

17. ЭТО ВАШ ТОВАРИЩ, РЕБЯТА!

Приближалась осень. Скоро в школу. Виктор назначил себе норму: ежедневно не менее двух часов упражняться в писании. За лето немного разучился.

Перед отъездом в техникум к ним зашла Нина. Принесла книги, которые брала у Виктора читать.

— Уезжаешь? — поинтересовалась мать.

— Да, тетя Анна.

— Наверно, соскучилась по городу?

— Ой, тетя Анна, соскучилась.

— Я бы на твоем месте давно бы уже уехал, — вмешался в разговор Виктор.

Когда остались вдвоем, Нина спросила, лукаво прищурив глаза:

— Ты что, и вправду давно бы уехал на моем месте?

— Точно.

— А скучать не стал бы?

— По кому?

— Хотя бы по мне?

— Если почувствовал, что по мне тоже скучают, то стал бы.

— Сильно скучал бы?

— Сильно! — вдруг решился сказать Виктор. — На праздники приедешь?

Она, прищурив глаза, взглянула на него и, видимо желая немного подзадорить, выпалила!

— А зачем? Какой мне тут интерес? Фи-и… скучища. Он, нахмурившись, надолго замолчал.

— Так, пожалуй, и поругаться можно, — спохватилась Нина и сразу же перевела разговор на учебу. — Давай соревноваться? — предложила она. — Серьезно, Витька. Впрочем, тебе легко. Ты половину восьмого класса дома одолел.

Договорились вечером встретиться на улице.

— Не опаздывай… — предупредила она и убежала домой.

К вечеру собрались у пожарного сарая на бревнах. Гриша Цыган принес гитару. У него был приятный голос, теплый, задушевный.

Сразу же присоединились другие голоса:

Мимо прошла Витюшкина мать в новом черном платье, в белом платке. Присела на завалинку, где собрались соседки.

Ребята сидели у пожарного сарая недолго, разошлись парочками. Виктор с Ниной тоже ушли к околице, а когда возвращались, услышали разговор на завалинке:

— Обезмужичело наше Ядрино. Все похоронки идут. Остались только безногие да безрукие…

Виктор смутился, искоса взглянул на свою спутницу, услышала она или нет? «Немного забудешься, а жизнь не забывает напоминать», — думал он.

А к утру погода испортилась, полил дождь. Глядя на хмурое небо, мать советует:

— Не езди сегодня в школу, отложи… Ну, пропустишь день.

— Не понимаешь ты, — сердится сын, — сегодня же первый день.

Протертый и смазанный велосипед дожидается в сенях. Новые сапоги жмут ноги, привыкшие к ходьбе без обуви. Аккуратно подстриженный, в белой рубашке, в брюках навыпуск Виктор чувствует себя празднично.

— Ну, я пошел, — сообщает он домашним, сунув за ремень чистую тетрадку. Накинул на плечи старенький отцовский дождевик.

Мать кладет ему в карман завернутые в платок еще теплые лепешки с творогом, пару яблок. Печку в это утро она истопила спозаранок.

— Вернешься, наверно, поздно… Может, тебе там у кого переночевать? — по-прежнему беспокоится она. По узкой тропке усадьбы идет вслед за сыном, провожая до калитки.

И вот он едет по мокрой проселочной дороге. Сжатое, с уже побуревшей стерней поле сменяется лесной чащобой. Дорога то и дело раздваивается, петляет среди желтеющих кустов, пересекает ручейки, овраги, ныряет под свисающий орешник. Сверкают, словно стеклянные, капельки дождя. Велосипед подпрыгивает на перекрещенной корнями лесной дороге. С лица Виктора струится пот, стекла очков затуманились. Пришлось не столько ехать, сколько вести велосипед, пробираясь между залитых водой колдобин. Ноги отяжелели от налипшей глины. А дождь не перестает, мордент. Похоже, зарядил на весь день.

Звонок в коридоре прозвучал как раз тогда, когда он, очистив сапоги и оставив велосипед в раздевалке, вошел в 8-й «А» класс. Тяжело дыша, красный и потный, Витюшка еле держался на ногах. Так изнурила его дорога. Сел на ближайшее свободное место за парту. Класс затих. Вошел учитель в военной гимнастерке, постукивая впереди себя палочкой. В руках у него классный журнал. Это директор Василий, Михайлович Журавлев. Дружно поздоровались. Первый урок — история.

Самый любимый и самый всегда легкий для Виктора. Умело, толково ведет урок слепой учитель. Записывать Виктор ничего не записывает, чтобы не привлекать к себе внимания. Память у него отличная и раньше была и теперь…

Уже под конец урока директор, очевидно, вспомнив о нем, вызвал Виктора к столу.

Поднялся с места, положил свою тяжелую теплую руку на плечо подростка, повернулся к школьникам.

— Это ваш мужественный товарищ, ребята. Из Ядрина… Учиться у нас он будет по особому графику. Надеюсь, поможете ему, когда в чем отстанет.

На перемене Витюшка вышел в коридор. К нему никто не подходил, никто не заговаривал. Так было и раньше, когда он появлялся в незнакомом месте. Так и теперь. Так будет всю жизнь… Вот кто-то нечаянно, убегая от другого, наскочил на него, толкнул, смутился. Витюшка прижался к стене.

На уроках назойливо смотрели, как он пишет. Кто-то даже засмеялся. Как тяжело в чужой школе начинать учиться!

И, словно предчувствуя настроение нового ученика, во время большой перемены в коридор вышел директор школы. Что-то спросил у мальчишек. Его подвели к Виктору.

— Ну как, дружок, дела? — обнял его за плечи, прошелся с ним по коридору. — Будет трудно, заходи ко мне. Заходи почаще… Все думаю, кому из нас легче? Тебе или мне? Пожалуй, одинаково. — И проводил его в класс до парты. Спросил: — С соседом-то познакомился?

На следующей перемене подошел староста:

— Учебники у тебя все есть?

Через день Виктор вовремя явился на занятия, устав не так, как в первый раз. Встретили его ребята уже радушнее.