На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

16. СРЕДНЯЯ ШКОЛА

Летом, в июле, Виктор заявил матери:

— Завтра поеду в Рамешки. Повезу документы.

Выехал из деревни еще по холодку, чтобы было нежарко в пути. Ехал медленно. Разбитая, ухаб на ухабе дорога в лесу петляла. По сторонам валялись еще со дня немецкой оккупации изувеченные машины, сломанные двуколки, мотки колючей и телеграфной проволоки.

Устал. Показалось легче идти пешком и вести велосипед, нежели ехать по изрытой колдобинами и взбугренной переплетением корней дороге. И чем ближе приближался к Рамешкам, тем больше одолевало сомнение. По силам ли ему каждый день добираться до школы и снова возвращаться в деревню? А лес все продолжался. Вот, наконец, и поле. Впереди Рамешки — в прошлом большое торговое село, теперь более чем наполовину сожженное фашистами в дни оккупации.

Подъехав к школе, Виктор поставил у крыльца свой велосипед и открыл дверь.

— Тебе кого? — встретила его в коридоре выметавшая после ремонта мусор сгорбленная женщина, очевидно, техничка. Виктор объяснил.

— Пройдешь к директору… Василию Михайловичу Журавлеву. Он как раз у себя. — Показала на дверь в конце коридора.

Медленно он шел по длинному коридору мимо раскрытых дверей классных комнат, в которых виднелись парты, классная доска, географические карты на стене. Неужели не суждено ему вновь войти в этот мир… Уже смело он открыл дверь в небольшую узкую комнату, заваленную различными учебными пособиями. Остановился у порога.

Директор, лет сорока пяти, грузный, богатырского сложения мужчина в темных очках и в военном кителе, сидел за столом. Перед ним лежала толстая книга.

— Можно? — спросил Виктор, потоптавшись на месте, видя, что на него не обращают никакого внимания.

— Заходи, — пригласил директор, не поднимая головы. На груди у него выделялись три разноцветные орденские планки и желтые ленточки ранений. «Фронтовик», — сразу почувствовал к нему уважение Виктор.

Предстояло самое главное и трудное: изловчившись, самостоятельно так вытянуть из кармана документы, чтобы директор не подумал, что имеет дело с калекой.

— Вот… заявление к вам принес. В восьмой класс…

Сразу же без задержки вынул из внутреннего кармана и положил на стол перед директором свои документы. Директор почему-то не обратил на них внимания и по-прежнему как-то странно глядел на Виктора через темные очки.

— Принес заявление… — переспросил он. — Садись. Расскажи, кто ты? Откуда? Сколько тебе лет?

— Из Ядрина я, седьмой класс гам окончил, — Виктор нерешительно присел на краешек стула.

— Из Ядрина?.. — снова переспросил директор. — Бывал там, знаю. Кто тебя учил?

Виктор назвал фамилии преподавателей. Директор молчал, очевидно, каждого из них тоже знал. По-прежнему не обращал внимания на документы, хотя они лежали перед ним на столе. Только слегка прикоснулся к ним рукой. «Не верит, что я способен учиться», — вдруг догадался Виктор и резко поднялся со стула.

— Думаете, я не осилю учебу? — громко, звенящим голосом заговорил Виктор. — Я и писать могу… все могу… Вот посмотрите… — Понимая, что от этого разговора зависит его дальнейшая судьба, Виктор решительно пододвинул к себе белевший на столе лист бумаги и карандаш. Сунул его в зубы и, низко наклонившись, написал несколько слов. — Я все могу… я умею… — уже дрожавшим от обиды голосом повторил он.

— Какой-то ты чудной… — удивился директор, откинувшись на кресло. — Почему не верю… Не смог бы учиться, не пришел ко мне…

Директор бегло перелистал документы, по-прежнему не глядя на них.

— Оставишь, — сказал он, протяжно вздохнув, — за недельку до занятий наведаешься.

И он, тяжело приподнявшись с места, протянул на прощанье подростку руку. Нерешительно Виктор протянул свою. На сердце у него похолодело, когда Василий Михайлович сжал ее в своей руке, а потом как-то непривычно для Виктора ощупал.

Воцарилось молчание.

— А другая?.. — вдруг резко спросил директор. Виктор покорно протянул и другую. «Да он слепой!» — мгновенно озарила его догадка.

На суровом лице директора разгладились морщинки. Он по-прежнему не выпускал из своих теплых сильных рук культи подростка. Два искалеченных войной человека стояли друг против друга. Один зрелый, другой совсем еще юный.

— Где потерял руки? — резко спросил Василий Михайлович.

Виктор объяснил.

— А глаза есть?

— Есть… только один… — несмело признался Виктор.

— А у меня и одного нет… — уже тихо произнес директор и снял очки.

И Виктор увидел на лице директора Рамешковской школы, коммуниста, офицера-гвардейца Василия Михайловича Журавлева зарубцевавшиеся выжженные впадины.

— Вы не сомневайтесь, — снова заговорил Виктор, — писать я умею, зубами могу. А в школу на велосипеде буду ездить, а зимой на лыжах.

И, уже окончательно осмелившись, попросил директора:

— Только вы разрешите мне в школу через день являться. А то мне трудно каждый день по лесной дороге ездить. А я не отстану, вот увидите!

Виктор сбивчиво, волнуясь, сразу выложил все перед директором. Василий Михайлович посадил подростка рядом с собой, подробно расспросил.

— Договорились. Составим тебе особый график. — И снова сильной рукой сжал локоть подростка. — Учись, дружок, пока есть силы… У меня уже на исходе. Раньше мечтал о многом. А теперь, спасибо, что работать разрешили. Вот тоже учусь… читать. — Он положил руку на толстую необычного размера книгу с картонными листами и выпуклыми точками на них.

От директора Виктор вышел вполне успокоившись. Даже дорога лесом не показалась ему теперь столь тяжелой.

Он будет учиться в школе!