Началось с того, что друзья-приятели, встретив Витюшку на речке, сообщили:
— Красноармейцы нашу школу ремонтируют, осенью занятия начнутся.
Издали на краю деревни белело каменное здание.
Витюшка нахмурился, молча посмотрел на свои «руки» и отвернулся. Ребята сразу смутились и больше разговоров о школе не заводили. А вечером он долго опять не мог уснуть.
Никто из домашних не слышал, как, спрятав лицо в подушку, Витюшка горько плакал. Что толку, что он приспособился сам держать ложку, нарисовал кисточкой «Березку». Жизни-то без школы, без учебы все равно не будет.
На другой день Гришказашел к нему. И начал напрямик о деле:
— А что, если ты будешь ходить только читать и слушать, а от писанины тебя освободят? А потом рисовать ты можешь?.. Можешь! А писать разве труднее?
Витюшка уставился на него.
— Ртом?
— Конечно. А ты попробуй, — и Гришка вытащил из-под койки ящичек с красками.
— Давай сперва я напишу, — Гришка достал карандаш, сунул себе в рот и, крепко сжимая зубами, попытался что-то написать на листе бумаги. Выглядело написанное удручающе. Неразборчивые буквы налезали друг на друга.
— Это у меня не получается, — обескураженно объяснил Цыган. — А ты же упорный!
Гришка не предполагал, уйдя домой, какая буря поднялась «в душе Витюшки. Научиться писать! Научиться во что бы то ни стало, как бы ни было трудно. Упрямства и вправду Витюшке не занимать.
Вставал и ложился он теперь с одной мыслью — подготовиться к школе. Если недавно рисовал, крадучись от домашних, то писать пробует при всех. Мать молчит. Главное, старший увлекся делом, не хандрит, как прежде.
Время быстро подходило к осени. День заметно укорачивался. Рано опускались сумерки. По вечерам иногда зажигали коптилку. В сплющенную от зенитного снаряда медную гильзу был пропущен фитилек в склянку с керосином. Слабый желтоватый язычок пламени озарял бревенчатые стены, лицо Витюшки. Перед ним раскрытая тетрадка, в зубах карандаш…
Тяжело вздохнув, мать наливает старшему кружку парного молока:
— Пей, «школьник»!
Сын не обижается. Он уже научился самостоятельно держать кружку, зажимая ее «руками». Не такой уж он беспомощный, как месяц назад.
— Отдохни, — советует бабушка, видя, что внук снова держит карандаш в зубах, — позеленел, как капустный лист, со своим писанием. Худущий как щепка.
Низко наклонившись над столом, Витюшка продолжает писать, придерживая карандаш культями. Не зажившие еще полностью раны под бинтами снова закровоточили. Хорошо, что мама не видит. Алешка успевает до прихода матери «руки» перебинтовать.