Утро следующего дня было, наконец, дождливым, унылым и подозрительно спокойным.
В дверях столовой никто не встретил меня смешком, не метнул прожигающий взгляд, не плеснул в лицо ядом. Всё потому, что отец с Лаурой, как оказалось, ещё вчера отчалили в очередное путешествие по Европе, не посчитав нужным предупредить об этом только меня; Ребекка решила насладиться поздним завтраком; а где и с кем в такую рань был Хантер – чёрт его знал.
Несмотря на то, что все члены аристократического семейства отсутствовали, стол был сервирован. Однако, с тем редким исключением, что столовых приборов на нём наблюдалось лишь на одну персону.
Аромат свежесваренного кофе подтолкнул меня полюбопытствовать, и я вошла, осторожно, почти благоговейно приподняла крышку, накрывающую блюдо. После чего жадно втянула носом воздух, ощутив аппетитный запах горячих картофельных вафель и жареного бекона.
– Доброе утро, мисс Уилсон.
Голос за спиной раздался так неожиданно, что я вздрогнула – словно меня ударили ладонью по рукам.
Крышка-клош задребезжала, выпав из моих рук на тарелку.
Повернувшись, я приветливо улыбнулась:
– Называйте меня Ина.
– Ина, – повторила Агнес и тоже улыбнулась мне, только по-английски сдержанно, – что вы любите есть на завтрак?
Я настолько не ожидала, что чужой человек проявит ко мне заботу и доброжелательность, что где-то в яремной ямке на шее комом встало нечто солёное, с терпким привкусом и едва различимым послевкусием, название чему я никак не могла подобрать, но оно распирало меня изнутри и оставалось на языке после каждого глубокого вдоха.
Всё потому, что только теперь я поняла отчего со времени моего переезда в Карлайл было так мерзко внутри!
В горле першило от людского лицемерия, горчило от лжи. Потомственные бездушные аристократы, разодетые в элегантные, пошитые на заказ костюмы и вечерние платья, припудренные бриллиантовой крошкой, лестью и отборным враньем, все они – обладатели поистине неистощимого запаса дикости, зверства, бесчувственности и чёрствости были со мной наглыми, улыбчивыми и дружелюбными до отвращения.
Я сглотнула невыплаканные слезы:
– Агнес, спасибо, вам не стоит беспокоиться. Я не привередлива в еде. А вот от компании я бы не отказалась.
Она на минуту словно опешила, но тотчас же, оправилась:
– Это можно устроить. Но не здесь. На кухне нам обеим будет удобнее.
Я согласно кивнула и вышла следом за ней.
На сковороде шкварчал и дымился сытым, вкусным запахом бекон. На термостойкой столешнице ждали своей очереди готовый омлет, яичница с сосисками, поджаренные тосты, блинчики, а ещё высокий кофейник, из носика которого так пахло, что я сразу же потянулась к нему и без стеснения налила себе полную чашку.
– Вам тоже кофе или с утра предпочитаете чай? – заботливо спросила я.
– Чай, – спокойно ответила Агнес, пододвигая ближе ко мне сливочное масло и искоса наблюдая за моими действиями. – Это единственный горячий напиток, который я пью.
Я быстро нашла чашку и небольшой пузатый заварник, в который точными движениями насыпала две добрые ложки знаменитого премиального цейлонского черного чая English Breakfast и налила кипятка.
Я привыкла ухаживать за мамой, поэтому позаботиться об Агнес для меня это было не в тягость.
– Как давно вы работаете в этом доме?
Если она и удивилась моему вопросу, то вида не подала:
– Меня нанял сам мистер Вилсон Хейтс, когда маленькому мастеру Хантеру Истону исполнилось шесть. С тех пор я при нём. Несмотря на очень юный возраст, он уже тогда проявлял задатки настоящего мужчины.
– Значит, и про Ребекку вам есть что рассказать?
Было видно, что Агнес задумалась, явно подбирая слова.
– Я не жду особенных откровений, – потянулась и накрыла ладонь женщины своей. – Я… – Она примолкла. – «Держи порох сухим, а союзников – в курсе дела» – любила повторять моя мама.
– Появление молодой мисс заставило мастера Хантера быстро повзрослеть. С детства эта девочка вызывала умиление, потому что была прехорошеньким ребёнком – белокурая кукла с неземными сапфировыми глазами. А ещё она обладала удивительно вредным и скандальным характером. При красоте тела невольно веришь и в красоту души, но в её случае это не так. Избалованная мастером Хантером просто до безобразия, она выросла очень противной особой.
Кто бы сомневался!
Но если рассуждать по совести – он сам был ещё ребенком, когда взвалил на свои плечи родительскую опеку!
– Сложно припомнить, с чего всё это началось, но в шестнадцать она определила объектом своего обожания именно его – того, кто вовсе ни сном, ни духом. С тех пор она ревностно охраняла свою собственность и любила патологически.
Мне аж тошно стало. Так прямо и вывернуло бы.
Вот, как будто, и всё. Теперь я знала. Только почему-то вместо фанфар в моей глупой голове начинал навязчиво проигрываться Траурный марш Шопена.
Потому, что это был ещё не конец. Далеко не конец! То было самое-самое начало.
Но перед тем как небеса разверзлись и грянул гром, произошло ещё одно небольшое, совсем незначительное и почти несмертельное происшествие.