У меня голова шла кругом.
Мышцы сжимало, как от судорог. И это было легко объяснимо – страх перед первым в жизни сексом.
Я дрожала как осиновый лист. Наступил решающий момент.
– Боишься?
– Я… э-эм… не знаю. Нет, – видимо не очень убедительно ответила я, потому что Хантер закрыл глаза и, как мне кажется, досчитал до десяти.
– В школе у тебя же был парень? Расскажи мне о нём.
– Зачем тебе это знать?
Он всмотрелся в моё лицо, определяя, насколько глубоко я взволнована: его взгляд остановился на моих подрагивающих губах. Он пробормотал что-то тихо. Но вместо того чтобы закончить на самом драматичном моменте, продолжил эту цепочку неудобных вопросов ещё на несколько итераций:
– Просто ответь. У вас было хоть что-то?
– Нейл. Он нравился мне. Мы встречались. И да, у нас было многое, ну, кроме очевидного… мы никогда не… – Я густо покраснела от мысли, которую не могла даже высказать, и Хантер многозначительно чертыхнулся; то ли от облегчения, то ли от того, что оного не почувствовал. – Нейл контролировал себя. Мы оба. Он – друг детства, с которым встречаешься, чтобы понять, сможете ли вы стать не просто друзьями.
– И?
– Моя мама умерла. И… Всё изменилось. Нейл и я… Как бы это сказать? … Между нами… Не было…
– Страсти?
– Ты прав. Не было страсти.
Пальцы Хантера переплелись с моими и начали осторожно их перебирать. Немного нервно, но ласково.
– Хочешь, чтобы я остановился?
Вдох… И следом моё тихое «нет» на выдохе…
Хантер с минуту ещё смотрел мне в глаза, затем молча вышел, обошел машину, помог выйти мне, и мы направились в дом. Немного замешкались в дверях, и именно в этот момент я почувствовала, как он напрягся, отпустил мою ладонь, чтобы тут же стиснуть свои руки в кулаки; готова поклясться, что я увидела, как вздулись вены на его запястьях.
Отец встретил нас в дверном проёме столовой. Он пил кофе, несмотря на поздний час.
– Катерина, ты ещё здесь? – Он произнёс это с некоторым удивлением. Не волновался. Не беспокоился. Он просто удивлялся. – Я считал, что ты уже съехала на съёмную квартиру.
Хантер в два счёта преодолел расстояние между ними, схватил его за грудки и хорошенько грохнул спиной о стену:
– Чёртов кусок дерьма! Пойми одно. Я контролирую всё. Деньги. Мою мать. Всё. Это. Моё.
Изящная кофейная чашка выпала из рук отца и со звоном разбилась, осколки разлетелись во все стороны, но они оба проигнорировали это.
– Почему бы тебе не устроится на работу и не попробовать самому содержать свою жену!
– Хантер!
Истеричный окрик Лауры заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
Я считала, что сейчас она вихрем пронесётся вниз по лестнице, но нет, бойко стуча высокими каблуками, она грациозно спустилась; подошла к сыну и дотронулась до его предплечья, обращая на себя внимание.
– Не твое дело, мам!
– О чем ты говоришь, Хантер? – Шок Лауры был вызван, скорее, беспорядком, когда она увидела под ногами разбитую чашку из дорогого сердцу фарфорового сервиза, чем намечающейся потасовкой. – Сейчас же отпусти Аллестера. Прекратите, пока кто-нибудь из вас серьёзно не поранился.
Она перевела осуждающий взгляд на меня, будто я – причина всех бед.
Наконец, Хантер отпустил его. На секунду задержав руки у него на груди, он показательно разгладил ладонями смятую им же рубашку, с силой хлопнул ему по плечам и сочно выругался, обернувшись к матери.
Лаура набрала воздух в лёгкие и, наверное, чётко считав молчаливое предупреждение в глазах сына, задержала дыхание, запустив на полную мощность весь свой мыслительный потенциал, дабы найти именно те правильные слова, которые заставят почувствовать вину, а не вызовут шквал его негодования в её адрес:
– Нам нужно поговорить! Когда Ребекка позвонила мне в слезах, я не могла в это поверить. Ты обвинил сестру в том, что никогда не было её ошибкой. О чём ты думал? Ты выгнал девочку из дома!
– Не драматизируй, мам! Тебе не идёт. Но ты права, нам, действительно, нужно поговорить. Вот в этом я согласен с тобой. Полностью.
Хантер бросил на Лауру быстрый взгляд, заставивший её осечься, вопреки намерению добавить что-то ещё; и посмотрел на меня, нахмурившись, словно принимал решение, которое ему совсем не нравилось:
– Катерина, иди наверх. – В его голосе – сталь, в его осанке – железо, в его глазах – щемящая нежность. – Пожалуйста.
Мне ничего не оставалось, как молча кивнуть.
Глядя в пол, я быстро вбежала наверх по ступенькам, под слышимую перебранку на повышенных тонах:
– Это мой долг как её…
– Её – кого?
– Сейчас я, в некотором роде, её единственный родитель и несу за неё полную ответственность.
– Я освобождаю тебя от всякой ответственности, Алл. Не насилуй себя, не взваливай это на свои ненадёжные плечи!
Оказавшись в комнате, я медленно осела на пол, прижавшись спиной к двери.
Не знаю, сколько времени я вот так просидела в полной темноте. Но голоса внизу стихли. Следом раздались шаги на этаже. Я знала, что это Хантер. Он постоял напротив, а потом устало привалился по ту сторону, и, так же как я, отзеркаливая, сполз на пол.
Совсем рядом. Нас отделяла друг от друга только незапертая дверь.
Я откинула голову назад, – вся, как сжатая пружина, – и, прижавшись к ней затылком, готовая расплакаться, вздохнула, как будто всхлипнула.
Напряженное молчание длилось недолго:
– Иди спать, Катерина.