Я просыпаюсь, когда оповещают, что самолет идет на посадку. Хорошо, что удалось поспать, иначе я не подозреваю, как бы пережила этот пятичасовой перелет.
Не люблю замкнутых пространств, а стоит представить, что я зависла еще и на многих тысячах километрах над землей и болтаюсь в воздухе, то подташнивать начинает.
Самолет наконец снижается. Стоит войти в здание аэропорта, как в глаза бросаются женщины с покрытыми головами и мужчины в кандурах. Все то, от чего мы бежали, обрушивается резко и с местным колоритом.
Мы с мамой минуем условности и не покрываем головы, сразу же идем вперед.
Спустя короткий промежуток времени, получив очередную печать в паспорте, мы выходим к встречающему нас мужчине с белой бумажкой, на которой написана наша фамилия.
Отец не приехал.
Выдыхаю и мысленно киваю, не стоило и ожидать другого. Крепкий мужчина в не самом свежем костюме коротко здоровается и забирает наш багаж, идет вперед, а мы за ним.
Чувствую, как мама тонкими пальцами берет меня под локоть. Привычный жест, но я ощущаю, что ей сейчас нужна поддержка.
Стоит оказаться на улице, как меня окутывает жаром, самым настоящим и, кажется, немного подзабытым, даже вечерний воздух в этой части света чудится раскаленным…
Я делаю глубокий вдох. Скучала. Скучала по этому зною, по жаре и вечному лету… Все же здесь прошли первые годы моей жизни, и эта страна, и этот город также являются моими…
— Прошу, госпожа… — вновь выдает мужчина, распахивая дверь перед мамой, а я следую за ней, мы садимся на заднее сиденье, и я рассматриваю проскальзывающий за окном мегаполис, огромные небоскребы, которые своими шпилями, кажется, скоро проткнут самые небеса…
Местный колорит — это смешение древнего и современного, все же страна обладает большими ресурсами, а ее жители в большинстве своем обеспечены, не говорю уже про тех, кого кратко именуют шейхами, что уже является свидетельством того, что человек неприлично богат…
Моя сестра же выходит замуж за шейха из правящих…
Это совершенно иная каста. Высшее сословие в иерархии политического строя страны… и почему-то Каролина в ужасе…
Мысли скатываются, пока мы оставляем сияющий центр города позади и сворачиваем на трассу, ведущую на окраину, где располагается дом моего отца…
Самир бен Алмас — предприниматель средней руки, не бедный, но и не богатый по местным меркам шейхов… Машина подъезжает к воротам, которые ограждают наш каменный двухэтажный дом, сейчас плохо освещенный, будто спрятанный под растительностью, которой обвиты стены…
Водитель забирает наш багаж и идет к дому, поднимается по ступеням крыльца, а мы следуем за ним.
— Мам, как ты? — спрашиваю тихонечко, бросая осторожный взгляд в сторону родительницы.
— Все хорошо, — отвечает улыбнувшись, — все хорошо…
Киваю, и мы идем вперед, дверь перед нами открывает женщина средних лет, сразу же при виде мамы склоняет голову:
— Госпожа…
— Здравствуй, Айша, — тепло улыбается мама, — рада тебя видеть…
— И я рада, госпожа, — улыбается женщина, и на ее лице в уголках глаз появляются морщинки.
— Госпожа Мелина… — бросает на меня взгляд карих теплых глаз, и я улыбаюсь женщине, подхожу и обнимаю ее, прижимаюсь к пухлому телу, — моя девочка так выросла… — отвечает моя нянечка, которую я знаю с самого детства.
— А ты не меняешься, Айша…
— Да полно тебе, Мелли, добрая душа…
Встреча приносит первую улыбку, а я застываю в холле, где пол покрыт огромным пестрым ковром, на который мы когда-то с Карой разлили масло, и получили нагоняй, а Айша с трудом отмыла пятно…
Слышу топот и обращаю взгляд на лестницу, по ней к нам бежит невысокая девушка с длинными распущенными локонами, что даже на первый взгляд кажутся чистейшим золотым шелком.
Красавица с синими глазами на миловидном сердцевидном лице, с тонким остреньким носиком и пухлыми губами…
— Мелли! — кричит радостно и буквально обрушивается на меня с объятиями, и я прижимаю к себе сестричку, обнимаю ее и закрываю глаза.
Как когда-то в детстве. Мы вновь едины… Две половинки… одного целого… Ощущаю аромат клубники…
Мы даже пахнем одинаково. Как мне кажется. Может, все из-за того, что обе предпочитаем одни и те же средства по уходу, выбор у нас всегда одинаковый, но все же… все же… может, это еще одна отличительная черта близняшек, которых даже родной отец с самого детства не отличает…
А вот мама… всегда… каким-то чутьем, сердцем…сколько бы мы в детстве ни пытались ее обмануть, подшутить, притворяясь друг другом, она всегда определяла, кто есть кто…
— Кара… — выдыхаю, и почему-то глаза от слез печет, моя сестра выпускает меня из объятий и ловит мой взгляд, — как я скучала…
— И я, сестричка…
Отпускает меня, и я вижу, как мама прижимает к груди мою сестру, как плачет, проводя по длинным шелковистым волосам рукой.
— Доченька… Карочка моя…
Мама протягивает мне руку, будто приглашая к ним, и я так же обнимаю двух самых дорогих сердцу женщин…
Выдыхаем и улыбаемся, когда к нам выходит грузный мужчина. Отец смотрит на нас своими темными глазами.
— С приездом, Аглая, — произносит, глядя на мать, даже не мигая.
— Самир… — отвечает мама и застывает под внимательным взглядом отца.
— Я рад, что вы приехали домой, — улыбается, переводит взгляд на меня…
— И мы рады, папочка, — отвечаю, пытаясь смягчить острые углы, и прохожу вперед, застываю перед отцом, не осмеливаюсь лезть к нему с объятиями…
— Аглая… Мелина… мы рады вашему приезду… — слышу мелодичный голос, наполненный патокой и медом, вздрагиваю. Перевожу взгляд на молодую женщину, которая выплывает из гостиной и упирает в нас раскосые глаза, ярко отмеченные сурьмой.
Сжимаю губы лишь на короткое мгновение, чтобы не заорать, потому что я думала… вернее, надеялась… что этой встречи не произойдет…
По крайней мере, не сегодня…
— Фатима, — коротко кивает мама, при этом расправляя плечи и вскидывая подбородок, явно не намереваясь демонстрировать слабость перед той, которая семью нашу разбила…
Все же я понимаю маму. Понимаю как никто другой, поэтому и уехала с ней… поводом стала моя учеба, но на самом деле мы с ней просто бежали от традиций, которые мы принять не можем.
Вот и сейчас та, кто стала второй женой моего отца, подходит к нему и становится рядом, кладет руку на его локоть, будто права заявляет.
— Сегодня наша кухарка постаралась на славу. Приготовила все любимые блюда Каролины и Мелины под моим чутким руководством.
Фатима выговаривает все приторным голосом, елейным, отец даже не понимает укола и насмехательства, которые улавливает чувствительный женский слух.
— Пройдем к столу, — кивает отец, а я на маму свою, бледную, смотрю, которая уставилась на своего мужа… бывшего, потому что для нее появление другой стало концом.
Она не приняла этих реалий, но сейчас, когда сестра выходит замуж, мама делает все для нас с Карой, и я это понимаю, ценю…
Мы проходим в гостиную, где накрыт действительно роскошный стол, как всегда и было в нашем доме, только я помню, что в детстве мама часто готовила и блюда были совсем не восточные. Я обожала оливье… особенно под Новый год, в детстве мы с сестрой часто таскали с кухни разные ингредиенты, весело бегали и мечтали о снеге…
Которого нет здесь, под палящим солнцем пустыни…
Сейчас же я ем без особого энтузиазма, бросая осторожные взгляды на сестру, которая ударяет меня ногой под столом, будто говоря, чтобы расслабилась.
Если Каролина и была в истерике, то сейчас никто подобного даже не заподозрит. Она улыбается весело и непринужденно.
А я осознаю: неизвестно, что происходит в нашем доме…
— Как твоя учеба, Мелина? — спрашивает отец и смотрит на меня внимательно, через весь стол, делая глоток воды из хрустального фужера.
— Все хорошо, отец… У меня, честно говоря, сессия на носу и сейчас серьезный этап учебы… весть о свадьбе сестры была неожиданной…
Отвечаю как можно более осторожно, и папа кивает.
— Для нас также известие весьма приятное. Это честь для семьи. Каролина — гордость моего дома…
Выговаривает отец и взгляда темных глаз с меня не сводит, потому что я… я его надежд не оправдала, потому что слишком своевольная и никогда… как и мама, не смогла бы принять определенных вещей…
— Мелина, ты сделала операцию? — резко вклинивается в разговор Фатима. — Я помню, что ты носила очки с толстыми окулярами…
Вскидываю брови и удивленно смотрю на эту молодую женщину с узкими змеиными губами.
— Просто линзы сейчас… прогресс не стоит на месте… — отвечаю, растягивая губы в улыбке, которая скорее холодная и ледяная, нежели приветливая.
— Ясно…
Отвечает, так же улыбнувшись. Будто еще раз дает понять, что хоть мы с Карой и близняшки, и действительно очень похожи, но я… я всегда была в тени сестры. Она была с детства яркой, активной, все же она старше меня на пятнадцать минут, может, причина в этом, а вот я всегда была тихоней, ну и у меня проблемы со зрением в отличие от Кары.
Поэтому в обычной жизни я ношу очки, иногда, как сегодня, линзы, не сильно увлекаюсь косметикой и не в тусовке звонких сокурсниц.
Но вместе с этим характер у меня мамин. Упертый. Гордый. Вольный.
Каролина умеет адаптироваться, она конформист скорее, а вот мое молчаливое «нет» никогда не станет «да»…
Ужин заканчивается. Отец рассказывает о новых контрактах. За последние несколько лет его бизнес развился, и он расширил свои капиталы, приобрел землю очень обширную…
— Моя Каролина уйдет в дом шейха с хорошим приданым, как истинная родовитая девушка…
Оставляю эти слова без комментария. Мы с мамой живем скромно. Она работает учителем в школе, я учусь и подрабатываю.
Мама отказалась от всего, что имела… а я закатила истерику и вцепилась в нее, не желая отпускать…
Не хочу вспоминать… больно это все…
Вновь бросаю взгляд на Фатиму, которая увешана драгоценностями, как новогодняя елка гирляндами. Широкие браслеты украшают тонкие запястья, на шее сверкают бриллианты…
Ухмыляюсь. Кажется, не столь уверена в себе новая жена моего отца…
Есть один закон в мире Востока, о котором мало кто знает… но… это не означает, что его нет…
Если муж произнесет «талак» три раза при свидетелях, то пара будет разведена, а женщина сможет унести с собой лишь то, что на ней, поэтому еще с древности многие женщины обвешивались драгоценностями так, что шею к земле тянуло, но это скорее из определенной безопасности, потому что унесет в этом случае уже бывшая жена только то, что на ней…
Вот и Фатима увешана драгоценностями, интересно, с чего?!
— Ужин действительно замечательный, — подает голос мама и обращает взгляд на мою нянечку, которая подошла с хрустальным графином и наливает воду в ее бокал, — благодарю, Айша…
И не поймешь, кого в действительности мама поблагодарила: Фатиму или пухленькую женщину с добрым лицом…
Я знаю, что вторую…
— Я распорядилась подготовить ваши комнаты, — вновь берет слово Фатима.
— Если Мелина захочет остаться в доме отца, это ее выбор, — отвечает мама, — но я поеду в отель.
— Нет! — ровно и твердо произносит отец, а его глаза сужаются, когда он на маму смотрит. — Ты же знаешь, Аглая, что свадьба — это целый обряд и ритуал, имеющий свои особенности!
— Да-да! Самир прав! Мы не можем позволить, чтобы мать невесты, которая вскоре породнится с родом шейха Аяз бен Назир аль Макадума, жила в отеле! Это вопрос репутации Каролины, Аглая! Будущей законной жены шейха
Приподнимаю бровь. Прыть Фатимы удивляет. Кажется, желание породниться с влиятельным шейхом заставляет даже жену моего отца наступить на свое горло и спрятать ядовитое жало змеи подальше.
Мама медлит. Я буквально кожей ощущаю, насколько ей сложно согласиться на настойчивую просьбу бывшего мужа. Она переводит тревожный взгляд на Каролину, которая говорит едва слышно:
— Мама, не уезжай в отель… останься…
Наверное, именно эта просьба, а не давление отца заставляет маму пойти на попятный, она улыбается Каре и кивает.
— Только ради тебя, дочка…
На лице сестры сразу же вспыхивает улыбка. Такая светлая и веселая, что я с трудом верю, что тот ее звонок — не мой бред, а реальность, в которой Кара была в ужасе, но сейчас, при виде цветущей девушки у меня и в мыслях не проскальзывает, что ее замуж выдают против воли…
Ужин заканчивается, перетекает в чаепитие с душистой пахлавой, которую я также люблю с самого детства. Мы с сестрой усаживаемся на диван и начинаем тихонечко переговариваться. Все же не поднимая тревожной темы, так как Фатима нет-нет да и бросает внимательный взгляд в нашу сторону.
— Мелина, ты сейчас подавишься! — морщит аккуратный носик сестра.
В отличие от меня, уплетающей лакомство за обе щеки, Кара лишь посылает одну-единственную вилку в рот и откладывает тарелку с прибором на низкий столик, берет чашку ароматного чая и делает маленький глоток.
— Будешь столько есть пахлавы, станешь прыщавой и толстой, Четырехглазая, — журит меня как в детстве, а я улыбаюсь сестре.
Не меняется, все такая же кусачая моя вторая половинка, такая непохожая на меня, умеющая постоять за себя.
— В отличие от некоторых я сто лет не ела произведение искусства нашей Айши…
Машет рукой. Закатывает глаза.
— Не ценишь свои данные. Вон, волосы свои золотистые в хвост, на лице косметики нет, украшений нет… шейх бы, увидь меня в твоем прикиде, явно внимания бы не обратил…
— А разве ты бы не была рада, если бы он тебя «не» заметил? — спрашиваю очень тихо, чтобы никто, кроме Кары, не слышал моего вопроса.
Сестра, встрепенувшись, бросает осторожный взгляд по сторонам, убеждается, что никто не услышал моего вопроса, но родители заняты обсуждением грядущей свадьбы, а Фатима что-то вещает Айше… видимо, дает очередные приказы. Отсюда не слышу, а моя нянечка стоит ко мне спиной, я просто по холодному лицу новой жены отца понимаю, что там очередные приказы.
Но все же сестра меня занимает гораздо больше, чем кобра, которая проползла в наш дом и обвила отца так, что он теперь пляшет под ее дудку. Хотя должно быть наоборот, но… жена — шея, в какой-то мере эта фраза верна, пример я вижу во взаимоотношениях отца с его второй женой.
Наконец перевожу взгляд на сестру и смотрю на нее, когда моя Кара улыбается мне как-то горделиво и дает свой ответ.
— Это великая честь для любой девушки.
Мне кажется, она так отвечает, потому что Фатима, закончив наставлять Айшу, возвращается к нам и садится в бархатное кресло с золотыми ручками аккурат напротив меня.
— Пахлава какая-то приторная и подгорелая, — выдает как-то зло, а я чуть не давлюсь сладостью и поднимаю взгляд на мою старую нянечку, которая стоит с полными слез глазами, — сдает Айша, думаю, нам скоро понадобится новая помощница.
Сцепляю зубы, надеюсь, что скрежет слышен только мне.
— Пахлава приготовлена на славу. По старому рецепту мамы Айши. Она ее с детства так готовит, и здесь акцент на определенный сорт орехов, которые обжарены иначе. Это моя любимая пахлава, есть еще и традиционная, но так как ты сказала, что приказала приготовить все то, что по моему вкусу, моя няня сделала именно тот вариант выпечки, который мне нравится с самого детства.
Мои слова явно бьют по Фатиме, она выпрямляется в кресле и обращает на меня ненавидящий взгляд, а я игнорирую ее, встаю, откладываю тарелку и подхожу к Айше, обнимаю ее и благодарю от всей души за то, что не забыла, что именно я любила…
Когда-то давно этот дом был моим, но сейчас… сейчас он стал абсолютно чужим, только люди, к которым была с детства привязана, остались.
— Спасибо, Айша, твоя пахлава — это шедевр…
Моя пухлая нянечка улыбается и смотрит на меня своими бархатистыми темными глазами, в которых когда-то смешинки плескались:
— Спасибо, я помню, что моя госпожа любила именно «красную пахлаву», что готовят в селе, откуда я родом…
Разворачиваюсь и возвращаюсь к дивану под едкий взгляд Фатимы.
Не нравится, что она ничего не знает о традициях этого дома?!
Явно хочет и мне сделать выговор, но не получается. Отец возвращается и бросает на нас с Каролиной тяжелый взгляд.
— Пора спать, завтра с утра у невесты много дел.
— Да-да… — влезает со своими пятью копейками Фатима, — нам всем нужно отдохнуть и выспаться, особенно невесте, чтобы ничто не омрачило красоту нашей Каролины…
Отец переводит взгляд на меня.
— Дочка, Фатима приказала подготовить для тебя отдельную спальню…
Не успеваю ответить, как в беседу вклинивается Каролина, обращается к отцу с почтением и добавляет в голос сладкого шербета, как всегда делала, когда хотела, чтобы исполнили ее желание.
— Папочка, а можно Мелина поспит в нашей общей комнате?! В конце концов, ее кровать так и стоит, это наша спальня… там ее вещи все еще остались в ее шкафу… а я ведь скоро уйду в дом шейха… больше не будет у нас с сестрой таких ночей… как в детстве… я ведь совсем скоро войду в дом шейха и стану его женой…
Говорит все это, а я замечаю, как от напряжения у нее жилка пульсировать начинает на виске…
Отец одаривает нас с сестрой внимательным взглядом, медлит секунду, но Каролина так на него смотрит, что его сердце все же поддается и он улыбается благодушно:
— Хорошо, мои дочери, бриллианты моего дома, будь по-вашему, только не болтайте до утра! Каролине рано вставать!
— Спасибо, отец! — отвечает Каролина, подходит и чмокает его в щеки, обнимает маму, которая крепко прижимает ее к груди.
Я следую примеру сестры, слегка приподнимаюсь на цыпочки и чмокаю папу, в ответ он кивает.
Все же Самир ибн Алмас — черствый человек. Ничего не изменилось. Я ушла из дома давно, но кажется, что здесь время застыло.
— Спокойной ночи, — прощаюсь.
— Долго не сидеть! — отец вновь добавляет в голос металл, а мы с сестрой киваем.
Как в детстве, чуть ли не наперегонки, быстро поднимаемся по лестнице, я иду за Каролиной, которая открывает дверь в спальню, включает свет, и я будто в прошлое попадаю. Вижу свой рабочий стол со стопкой любимых книг. Старую игрушку, которая стоит на полке, привет из детства.
Кара сбрасывает балетки и, будто обессилев, плюхается на свою кровать, ложится и смотрит в открытое окно, которое выходит на балкон. Будто ведомая какой-то нитью, я выхожу на балкон.
Здесь небо низкое, звезды настолько яркие, что, кажется, протянув руку, поймаешь какое-то созвездие за хвост.
Когда-то давно я сидела здесь, на плетеном диванчике, смотрела в небо и мечтала, что ко мне Аладдин прилетит на своем ковре-самолете и мы с ним вместе будем пролетать над песчаными барханами пустыни…
Становится зябко, и я передергиваю плечами. В ночное время, когда нет палящего солнца и дневного зноя, в этой местности стремительно падает температура…
Условия здесь, конечно, для жизни сложные, но как-то люди приспособились еще в древности, и сейчас эти земли процветают.
Мне нужна была эта минутка единения с окружающим миром, со всем, что меня окружает, с прошлым, которое я оставила здесь, в этом доме и в этой комнате, где каждая деталь носит отпечаток воспоминаний…
Наконец, вздохнув, я возвращаюсь в комнату, нахожу Каролину на кровати, лежит, как лежала минутами ранее, будто даже не шелохнулась или же уснула…
Я подхожу к сестре и сажусь на кровать напротив. Всматриваюсь в ее лицо. Так странно, многие говорят, что близнецам можно не скучать друг по другу — достаточно подойти к зеркалу и на тебя оттуда взглянет твоя вторая половинка, но на самом деле это не так.
Мы с Карой похожи как две капли воды, но все равно разные. Во всяком случае, в отличие от многих, я это вижу. У нас выражение глаз не похоже, возможно, разные взгляды на жизнь имеют определенное влияние.
В какой-то миг кажется, что Кара отключилась. Вот так. Просто легла и уснула. Поэтому, чтобы не потревожить ее покой, я осторожно прикасаюсь к плечу сестры и окликаю ее:
— Кара… — выговариваю тихонечко, и сестра поднимает веки. Смотрит на меня своими яркими глазами, которые, будто два сапфира, горят на ее лице.
— Расскажи мне. Что случилось?
— Я не знаю, как начать, — наконец отвечает, и у нее слезы в глазах зарождаются, и будто нет больше той веселой и улыбчивой девушки, которую я видела в гостиной.
Сейчас Кара другая. Она потерянная какая-то и грустная.
— Что у тебя приключилось, что ты так боишься выйти замуж за шейха?
— Беда пришла в наш дом, Мелина, беда… которая покроет позором голову отца и всего нашего рода…
Говорит и всхлипывает, у нее начинается самая настоящая истерика, как тогда по телефону.
— Что ты такое говоришь?! Сестра…
Выдыхаю и порывисто обнимаю Кару за плечи, прижимаю к себе, а она за меня цепляется, тонкие пальцы сминают мою одежду, пока сестра приглушенно воет…
— Мелина… беда… шейх мне не простит… а затем отца приговорят, весь наш род будет нести ответственность за мою ошибку…
Качаю головой, пытаюсь понять, но до меня не доходит.
— Каролина! Объясни мне! Сейчас, внизу, ты была самой счастливой невестой, ты была так рада, что выходишь замуж за шейха, а сейчас убиваешься! Скажи отцу, чтобы не отдавал тебя! Я не понимаю…
— Не может он! Аязу не отказывают! — отвечает порывисто, — да и не могу я отказать… решение принято!
— Тогда объясни мне, чего ты так боишься!
— Знаешь, почему я должна завтра рано встать и куда должна ехать?!
Меняет тему, поднимается порывисто и направляется к балкону. Замирает на периферии комнаты и открытого пространства, а затем резко закрывает стеклянные двери, а я шокированно наблюдаю за всем этим.
Сестра же, полностью закрыв двери, закрывает и шторы. Чтобы мы не задохнулись, берет пульт от кондиционера и включает.
— Каролина, — окликаю ее, — что ты делаешь?..
Сестра резко разворачивается ко мне и заглядывает в глаза, смотрит пытливо, а затем выдает:
— Поклянись мне, что, что бы я тебе ни сказала, это останется нашей тайной! Нашим секретом!
Поднимаю руку и отвечаю как в далеком детстве, когда мы шутливые клятвы друг другу давали.
— Клянусь.
Кивает и подходит ко мне, будто готовится самую страшную тайну открыть.
— Завтра приедут люди шейха и отвезут меня…
— Куда? — губы дрожат, когда спрашиваю, не знаю, чего ожидать даже.
— В клинику.
— Зачем? — не понимаю, а сестра улыбается грустно и выдает с нажимом.
— Чтобы гинеколог проверил, девственна ли я!
Жмурюсь. На мгновение становится не по себе. Мой вольный дух против такого вот… возможно, поэтому я и последовала за матерью, потому что мне подобная процедура кажется унизительной…
— Но это не самое страшное, — неожиданно говорит сестра и улыбается как-то безумно.
— А что?! — спрашиваю опешив. — Почему ты так боишься?!
Сестра перестает улыбаться, резко вскидывает на меня глаза, делает шаг вперед и говорит с отчаянностью смертника, готового с обрыва прыгнуть:
— Потому что я больше не девственница…