Наследник шипов

Глава 7. Кто останется

Яркие бутоны огненных цветов распускались невероятно быстро. Друг за другом они вырастали прямо из земли, укрывая под своими лепестками весь мир. И даже там, куда я не мог заглянуть, разрасталось неистовое, всепоглощающее пламя.

Все живое погибало под напором огня.

Кричали и стенали люди. Странно. Я чувствовал все их прошлые страдания. Они никогда и не были счастливы, и вот теперь, когда пришло избавление, они сходили с ума от горести и обиды, и оглушительно верещали, не желая умирать. Значит, все их жизни были ошибкой. Непониманием основ.

Удивительно, но, как оказалось, их не понимал и я. Да и куда мне? В свои–то девять лет. Баланс и равновесие, казавшееся мне главными основами, теперь не значили ничего. Смысла в них не было.

Бутонам ревущего пламени плевать на все. Оно с таким же равнодушием пожирало не только плоть и кости, но и мысли, чувства, эмоции людей. Все они бились в агонии и корчились в этом пекле одинаково.

Над головой раздалось знакомое хлопанье крыльев и возбужденное карканье. Огромный ворон закружил над гибнущим миром. Он медленно парил неподалеку, делая круг за кругом, но, наконец, ему это надоело, и он уселся рядом со мной. Обернулся на меня и с интересом задержал взгляд. Осуждающе каркнул.

— Ты считаешь, что мне нужно винить во всем случившемся остальных? — спросил я.

Ворон посмотрел с одобрением.

— Бред, — отмахнулся я. — Во всех моих бедах виноват лишь я сам. Что–то сделал неправильно.

Птица склонила голову на бок и вопросительно уставилась на меня.

— Что смотришь? Я и сам пока не пойму, где допустил ошибку.

Ворон насмешливо каркнул, будто на что–то намекая.

— Ты имеешь ввиду… — задумчиво произнес я. — Ты думаешь, что я ошибался во всем?

Ворон не ответил. Да и мог ли? Скорее всего, это лишь мое воспаленное сознание сыграло злую шутку.

Воспаленное или умершее?

Ворон снова обернулся ко мне и посмотрел с укоризной.

— Не понимаю, — я развел руками. — Все… сложно и перепутано. Но я чувствую, как что–то назревает. Что–то недоброе. И я должен помешать произойти этому…

Птица каркнула еще раз, грозно и предупреждающе, хлопнула крыльями и поднялась в воздух. Нырнула в ближайшее пламя, внезапно взметнувшееся до небес. А я почувствовал, как яростный огонь опалил кожу и волосы. Жар нарастал, и теперь я чувствовал его уже внутри…

…Я что–то бормотал, метался в бреду, иногда вскрикивал и снова погружался во тьму. Изредка улавливал неприятные запахи, чувствовал, как в меня вливают какую–то горькую дрянь, прикладывают что–то холодное и мокрое к моей голове, натирают тело мазью из лунной и антаровой пыли. Тогда приходило облегчение, но лишь на время. Спокойствие быстро сменялось невыносимой болью, раздирающей все тело, и я снова отключался.

Приходил в себя и слышал чьи–то голоса, чувствовал резкую вонь лекарств и вновь ускользал в свое укрытие, сотканное из мрака и забытья. Улыбался, потому что не чувствовал запаха роз.

И снова что–то бормотал. Необходимость вернуться назад и все исправить разрывала голову. Странно, почему каждому человеку так свойственно желание изменить прошлое? Какой в этом смысл? Ведь значение имеет лишь пламя внутри… И когда оно догорит, я рассыплюсь пеплом…

Боль и свет, облегчение и тьма. И все по новой. Это повторялось снова и снова, вращалось колесом бесконечности.

Не знаю, шло ли время, или стояло на месте, но легкость и спокойствие начали посещать меня все чаще, а боль практически ушла. Как погасло и пламя. И от этого стало совсем обидно и грустно. У меня были надежды.

Я пришел в себя от ощущения холода и сырости. Прислушался. Кто–то накладывал холодные тряпки мне на голову и на основные жизненные точки. Уловил множество разных запахов: травяной чай, настойки из особых целебных трав, которые наши алхимики сдабривали лечебным аспектом энергии Чейн, восстанавливающие зелья и мази.

Приоткрыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, резанувшего по глазам. Слишком непривычно, надо выждать время. Кто–то завозился рядом со мной, коснулся груди, лба, перешел к точкам жизни на теле. Стало чуть легче. Собравшись с силами, я снова приподнял веки, привыкая к свету, и только после этого позволил себе открыть глаза шире. Мир закачался, поплыл. Затошнило, но я кое–как справился с рвотными позывами, через силу удерживая себя в сознании. Осмотрелся.

Знакомая комната, привычная, вроде, мебель и обстановка. Моя постель. Рядом — какой–то мужчина. Я узнал его. Старший наставник Кайл Рикстер. Он смачивал тряпки в холодной целебной настойке и прикладывал их к моему лбу. От этого боль уходила, а разум прояснялся.

Кайл Рикстер сделал очередной компресс, отжал его и приложил к моему лбу. Рукав его широкого халата отдернулся вверх, и я увидел на запястье наставника необычную татуировку. Странно, но на теле Кайла вообще не было татуировок, он не был их сторонником. В отличие от других мастеров. И могу поклясться на Грани, что раньше ее не было.

Я смотрел на татуировку старшего наставника всего лишь мгновение, но смог разглядеть ее в мельчайших деталях. Знакомый рисунок был прост: три замкнутые линии, переплетенные между собой в орбиты, и точка посередине. Я уже видел его на кулоне Сальвии, а потом и на запонке Артура Эркли.

Самая важная мысль вдруг вспыхнула в сознании и… уплыла вместе с ним. Проваливаясь во тьму, я еще долго видел перед глазами этот рисунок…

Меня разбудили солнечные лучи, весело заглядывающие в окно моей комнаты. Снаружи доносилось щебетание птиц и отдаленные голоса. Слышались хлопки высвобождаемой энергии Чейн — вовсю шли тренировки. Я не торопился открывать глаза и шевелиться. Прислушался к своим ощущениям. Боли не было. Впервые за долгое время. Или мне так казалось в бреду? Интересно, а сколько дней я пробыл в отключке? Хотя, не так уж и важно. Главное, что я чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил.

Улыбнулся солнцу и потянулся. Точнее попытался это сделать. Левая рука не слушалась, а ноги…

О, Грань!

Меня пробил озноб, а лоб и спина покрылись холодной испариной. Я ничего не чувствовал ниже поясницы! Попытался пошевелить ногами и не смог. Схватился правой рукой за левую и принялся ее разминать. Вскоре та заработала лучше. Я смог ухватить ей край одеяла и скинуть его с себя. Начал щипать ноги, но ничего не почувствовал. Они просто были. Бесполезные кочерыжки.

Крик застрял в горле, а из глаз непроизвольно брызнули слезы. Демон меня забери! Я приподнялся на руках, извернулся и, скосив глаза, посмотрел на поясницу. Месиво шрамов и бугорков, будто под кожей находилась непонятная мешанина из костей. Скорее всего, так и было.

Руки задрожали и подогнулись, и я обессилено упал на кровать. Сжал зубы, напрягся и сел. Подтянул себя на ослабших руках и облокотился на спинку. Принялся разминать ноги. Чувствительность вернется! Вернется…

Даже через десять минут ничего не изменилось. Я так и не смог пошевелить ногами. Демон! Нужно… Нужно что–то придумывать.

Напрягся, оперся на руки и медленно устремился к краю постели. Там замер и с трудом подогнул ноги под себя. Еще один рывок! Я ухватился за край небольшого столика, уставленного разномастными пузырьками с зельями. Они звякнули и посыпались в разные стороны. Несколько — упали на пол и разбились, усеяв все вокруг мелкими склянками. Не обращая на это внимания, я напрягся и попытался встать. Ноги, оказавшиеся теперь бесполезными придатками, попросту подогнулись, и я с грохотом свалился с кровати.

Хотелось выть и орать от бессилия и злобы, разрывающей все внутри. Я сдержался, вовремя сжав зубы. Подтянул ноги к себе и увидел, что в ступни воткнулись мелкие стекляшки. Плевать. Я все равно ничего не почувствовал. Еще раз попытался встать, но результатом стали лишь новые осколки в ногах.

Я обессилено повалился на пол. Забраться обратно на кровать уже не смог. Нужно отдохнуть, набраться сил для нового рывка…

В коридоре послышались торопливые шаги и неясное бормотание, а через пару ударов сердца дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. Я через силу повернул голову и увидел мать. Растрепанная, запыхавшаяся. На руках малютка Линда. Сестра встревожено посмотрела на меня. В огромных плошках ее чернюших глазок плескалось целое море испуга. Я улыбнулся.

— Сынок! — вскрикнула мама. Целая гамма эмоций читалась в ее лице. От радости до безысходности.

Мать торопливо усадила сестренку на свободный стул и бросилась ко мне. Склонилась, обняла меня и принялась целовать.

— Очнулся, ты очнулся! — тихо шептала мама. — Пришел в себя… Давай… Давай я уложу тебя обратно.

Она взяла меня под руки и уложила на кровать. Я с удивлением заметила, что мама очень сильная. Или это я так исхудал? Вопрос, тревоживший меня больше остальных, сам сорвался с губ:

— Сколько… я уже тут лежу?

Мама опустила голову, спрятала взгляд и отвернулась.

— Скажи мне, — прошипел я. — Сколько я был в отключке?

— Месяц, — выдохнула мать.

Я до зубного скрежета сжал челюсти. Дерьмо!

— Астару плохо? — пискнула со стула Линда. Сестренка для своих двух лет была очень смышленой.

— Все хорошо, Линда, — улыбнулся я. — Просто… мне нужно полежать.

— Ты всегда лежишь, — надулась сестра.

— Она очень тоскует, — склонившись ко мне, прошептала мать. — Спрашивает, почему ты с ней больше не играешь. И… я не знаю, что ей ответить. Мы все уже перестали надеяться…

Последние силы ушли на то, чтобы не заплакать. Говорить я не мог, сухой ком, раздирающий горло, мешал. Мать обессилено опустилась на край постели, взяла мои руки в свои ладони. Тихо сказала:

— Я рада, что ты пришел в себя…

— Мам, — выдавил я из себя и кивнул на свои ступни, — вытащи, пожалуйста, склянки. Я сам не дотянусь.

Мать с ужасом уставилась на мои ноги, засуетилась и принялась осторожно вытаскивать стеклянные осколки. Закончив с этим, она обработала раны каким–то вонючим зельем.

Я молчал, ничего не говорила и мама. Линда возилась на стуле, ей было скучно.

— Последнее, что я помню, — собравшись с мыслями, сказал я, — на меня напал кабан. Что случилось потом?

— Трой убил кабана и вытащил тебя с той поляны. Отец сказал, что вепрь поломал тебя. Раздробил позвоночник… кости… Тебя собирали по кусочкам.

— Идущие?

— Да…

— И как они справились? На меня ведь не действует энергия Чейн.

— Они лечили тебя, как обычного человека… Никто даже не надеялся, что ты выживешь. Но ты живой!

— Вот только ходить я уже не смогу. Так ведь?

Мать надолго замолчала. А мне сказать было нечего.

— Сможешь! — вдруг выпалила мама. — Ты будешь ходить! А теперь — отдыхай. Я буду навещать тебя каждый день. А еще будет приходить лекарь. Не противься и принимай все, что он будет приносить.

— Спасибо, — сказал я и улыбнулся.

Мама встала, решительно кивнула каким–то своим мыслям, забрала Линду и ушла.

— Спасибо, что еще веришь в меня, — шепотом добавил я в пустоту. Вот только исцелиться уже не смогу, ведь моя точка средоточия не активна, а сам я не восприимчив к Чейн. Чуда не произойдет, как бы ни старались самые искусные лекари отца.

Еще месяц, и мне исполнится десять. Потом — испытание Гранью. Теперь шансы на успех свелись к минимуму. Даже моя последняя надежда умерла. Ее изорвал клыками вепрь в том лесу. О службе в отцовской армии теперь можно забыть. Туда не берут калек.

Остались только руки и сила в них. Теперь будет еще проще складывать ладони в жест смирения. С этими тревожными, темными мыслями я и уснул.

А потом потянулись серые, однообразные дни. Солнце все так же ярко светило в окна, но светлее от этого не становилось. Меня регулярно навещала мама. Реже заходил Трой, и в первый же его визит, я поблагодарил брата за то, что убил вепря и спас меня. Иногда заглядывал личный наставник Отто Лонгблэйд. Все они пытались завести со мной разговор, отвлечь и развеселить, но я молчал или односложно отвечал на вопросы. Говорить не хотелось, да и смысла в этом я не видел.

Каждое утро приходил лекарь, приносил зелья из особых трав и натирал меня целебными мазями. Вскоре я научился делать это сам, и услуги лекаря больше не требовались. Слуги теперь по приказу матери и под ее чутким руководством каждое утро приносили теплую воду и свежие полотенца, помогали с умыванием. Старший наставник Кайл Рикстер больше меня не навещал. Остальные братья и отец тоже ни разу не появились. Как и чета Эркли.

Дни сменялись днями, минула неделя, за ней потянулась другая. Иногда в бесполезных ногах и пояснице вспыхивала боль, но мазь из лунной и антаровой руды неплохо справлялась с ней. Интересно, а от той боли, что поселилась глубоко внутри есть какие–то мази или зелья?

Однажды утром, сразу после завтрака, ко мне в комнату пришел Трой. Брат встал возле кровати и сказал:

— Я больше не буду утомлять тебя пустыми разговорами. Я даже не понимаю, каково тебе сейчас. Просто… Спасибо, что спас мою жизнь тогда.

— Ты — идущий. Если выжил я, выжил бы и ты. Не лишился бы ног.

— Кто знает, как все могло повернуться. У судьбы всегда и на все свои планы.

Демонова судьба! Порождение Грани. Она вечно довлеет надо всем и надо всеми.

Гнев поднялся к груди, затопил разум.

— Ты спас меня, — продолжил Трой, — за что я благодарен тебе.

Брат развернулся и присел рядом с кроватью, сказал:

— Цепляйся за шею.

Я недоверчиво посмотрел на Троя и спросил:

— Зачем?

— Ты слишком давно не был на улице. Цепляйся!

Я протянул руки и ухватил брата за шею, повис на нем. Трой встал на ноги и удобнее устроил меня у себя на спине. Вместе мы покинули комнату. Брат легко шагал по коридорам поместья и не обращал внимания на удивленные взгляды слуг и других членов семьи. Вынес меня на улицу и неторопливо зашагал по тропинкам, мощеным диким камнем. От свежего воздуха закружилась голова.

Трой молчал. Он сдержал свое слово и больше не утомлял меня своими разговорами. К обеду он вернул меня в постель, но мне уже не хотелось лежать. Я вновь почувствовал силу в руках и желание тренироваться. А еще вспомнил свое последнее видение, явившееся мне в бреду. Огонь, окутывающий землю, гибнущие люди, ворон и моя мысль о том, что я должен предотвратить нечто ужасное. Вот только для этого мне нужно быть сильным! И плевать, что я теперь не могу ходить, руки у меня остались. В любом случае не отступлю и сделаю все, что в моих силах, ведь я жив, а это главное. Все остальное я преодолею.

До самого вечера я ползал на руках по своей комнате. А потом уснул. Сны мне не снились, чему я был несказанно рад.

Наши с Троем прогулки стали регулярными, и теперь я сам отвлекал его болтовней. Мы разговаривали обо всем и ни о чем одновременно. Я снова чувствовал жизнь. А брат легко таскал меня по двору поместья. Ему это ничего не стоило, ведь у него была мощь, Сила и крепкое от тренировок тело. Иногда я просил Троя опустить меня на землю. Ползал по тропинкам на руках, волоча за собой ноги. С каждым днем силы возвращались, и я все чаще перемещался без помощи брата, но под его присмотром. Он был против того, чтобы я выходил из комнаты в одиночку.

Когда я не был занят прогулками, занимался медитацией. И она окончательно спасла меня, привела в норму. Нет, конечно, я не встал на ноги, они так и висели бесполезными плетями, но в остальном чувствовал себя прекрасно.

По началу медитировать было сложно, я все никак не мог принять относительно нормальную пользу, но с каждым днем становилось проще. Я наловчился управляться с ногами, подтягивал их руками, особым образом подгибал под себя и в таком положении просиживал часами.

В один из дней, когда я, как обычно ползал по комнате, ко мне пришел Отто Лонгблэйд. Он прошагал к стулу, не обращая внимания на меня, уселся и сказал:

— Я навещаю тебя не из жалости. И не по чьей–то просьбе. Можешь не разговаривать со мной, твой выбор. Но я все еще твой учитель и духовный наставник. Да и обряд испытания духа никто не отменял, а ты не отказывался от него.

— И вы, наставник, пришли узнать мое решение?

— Я его знаю, — сказал Отто. — Точнее — вижу. Сдавшийся человек не начнет вновь тренироваться. Сдавшийся человек и не выжил бы после таких ран, которые получил ты. Тебя что–то держит.

— И что же? — я добрался до стены, облокотился на нее и повернулся к наставнику лицом. Мне было очень интересно узнать, что он думает.

— Твой дух воина, — ответил Отто. — Я долго размышлял над этим, и, наконец, все понял. Даже лишившись ног, ты пройдешь испытание Гранью.

— Пройду.

— Хорошо, — кивнул личный наставник, встал со стула и направился к выходу. Уже стоя на пороге, он добавил: — У тебя чуть больше трех недель. Завтра я принесу свитки. Тебе нужно нагонять остальных, ты многое пропустил.

Отто Лонгблэйд не соврал и на следующий день завалил меня свитками и листами пергамента. Предстояло много работать. И я не ленился. С жадностью поглощал новые знания, закреплял пройденный материал и практиковался. Практиковался настолько, насколько позволяло мое нынешнее состояние. Изучал новые дыхательные упражнения и позы. Не все из них я мог повторить, но те, где не требовалось участие ног, выполнял идеально. Дыхательные практики действовали лучше всего остального. Голова прояснилась, страхи ушли, а их место заняла уверенность и спокойствие.

Передо мной снова была цель. Я не верил и не надеялся, просто шел к ней. Правда, теперь лишь в мыслях, ведь именно там я мог ходить.

За две недели до моего дня рождения заявился Трой. Он разбудил меня еще до рассвета и, вопреки моим ожиданиям, не позвал на прогулку. Брат с загадочной улыбкой просто промолчал и указал куда–то на пол. Я свесился с кровати и обнаружил там… нечто.

— И что это такое? — я задал брату резонный вопрос.

— Твои ноги, — ответил Трой.

Я с удивлением уставился на брата, а тот, больше ничего не говоря, принялся собирать хитрую конструкцию. По завершению она таковой уже не выглядела. Деревянные тонкие поручни крепились между собой особыми кожаными ремнями, образуя горизонтальные и вертикальные перемычки. Вместе они сложились в эдакие ходунки, к которым были прилажены плоские шинки со жгутами. Как оказалось, они фиксировали ноги.

Трой дождался, когда я сползу с кровати, взберусь на ходунки, и только после этого прикрепил мои ноги к шинкам.

— Попробуй! — с торжественной улыбкой сказал брат.

Я сделал осторожный «шажок» вперед, переставляя рамку ходунков. Потом еще и еще. Поначалу было непривычно, но минут через десять практики я уже сносно управлялся с моими новыми «ногами».

— Прогуляешься? — предложил брат.

— Конечно!

Он еще спрашивает! Теперь я передвигаюсь намного быстрее, чем ползком.

С утра и до самого полудня я гулял по двору поместья, привыкая к ходункам. Остальные братья, тренирующиеся на площадке, изредка посматривали в мою сторону с неприкрытым интересом, мама улыбалась с открытой террасы, а Линда, смешно ковыляя маленькими ножками, носилась за мной следом, пока окончательно не устала. Остальные жители поместья тоже проявляли ко мне интерес, хоть и не явный. Четы Эркли не было видно. Как и отца. Он так и не навестил меня.

Мои тренировки пошли еще активнее, и все благодаря матери. Она сдержала слово и дала мне новую возможность ходить. И пусть ходунки не заменили мне полноценных ног, но уж лучше так, чем ползком. Я регулярно выбирался на прогулку, свыкаясь с ощущениями, и постоянно практиковался, пытался увеличить скорость перемещения. Обитатели поместья недолго с интересом наблюдали за моими упорными попытками. Вскоре они начали открыто смеяться над моими потугами, а я не обращал внимания и самозабвенно переставлял рамку ходунков по двору. Это лучше, чем ползать.

В одно из утр, когда до моего дня рождения осталась неделя, я проснулся раньше обычного. Выпил надоевшие до тошноты зелья, натер спину и поясницу мазью, сполз с постели и направился к шкафу. Там отыскал свежий комплект одежды, в которой подобало посещать занятия, оделся и забрался в ходунки. От изголовья кровати прихватил именной меч, закрепил ножны с ним на боку и отправился вниз. Кругом пахло розами. В крыле для слуг быстро умылся и через запасной выход покинул поместье.

Краешек солнца только–только появился над горизонтом, а я уже был на полпути к клановой школе. Длинное приземистое здание с покатой крышей стояло отдельно ото всех других. Тут учились дети всех знатных членов клана, идущие из города, а так же одаренные дети со всех уголков клановых земель. Последних присылали на длительное время, поэтому они и жили в школе, благо место и ресурсы позволяли содержать многочисленных учеников.

В свой класс я пришел первым. Даже наставника Отто еще не было на месте, но ждать долго его не пришлось. Через несколько минут он размашистым шагом ворвался в помещение, окинул меня одобрительным взглядом и молча проследовал к своему месту, заваленному свитками и большими полотнами с картами и рисунками. Вскоре потянулись первые ученики. Они шумными стайками вбегали в класс, гомоня и забавляясь, занимали свои места. Увидев меня, косились и перешептывались. Последним вошел Норгл, сын одного из советников отца. Он с вальяжным видом прошел несколько шагов, внимательно осмотрелся и, заметив меня, сказал:

— Астар Калека? Ты чего тут забыл?

Раздался оглушительный взрыв смеха. Сверстников от души повеселила шутка товарища.

— Астар Калека, Астар Калека! — скандировали ученики.

Да, отношение сверстников ко мне сильно изменилось за последнее время. Оно и раньше было не самым лучшим из–за отсутствия Силы, но теперь стало хуже некуда. Видимо, это так повлияло отношение отца ко мне. Как и самой семьи в целом.

— Я полагаю, ты быстро добрался? — в голосе Норгла плескалась наигранная учтивость. — Без проблем?

Я не ответил. Смирение осталось только в моих ладонях.

— Что ж, — деловито продолжил Норгл, — тогда тебе стоит прямо сейчас выдвигаться обратно. Так до первого снега успеешь вернуться в свою уютную комнатку.

Наставник Отто строго прищурился и хотел что–то сказать задире, но я опередил его:

— У тебя есть ноги, Норгл.

— Есть, — гордо заявил тот, а сверстники снова громко захохотали.

— Я не задавал вопроса, — заметил я. — Тебе повезло. При малейшей опасности ты можешь сбежать. У тебя всегда это отлично выходило. Во всяком случае, лучше, чем у меня.

Лицо Норгла тут же исказила гримаса гнева. Я задел его, сказав чистую правду, ведь он никогда не слыл храбрецом, всегда прятался за чужими спинами. И даже за моей. До того, как я потерял возможность ходить, часто прикрывал его.

— Я останусь жив, — осклабился Норгл, — а тебя даже черепаха догонит и одолеет.

— Я и раньше не бежал от трудностей, — спокойно сказал я. — А уж теперь — подавно. Куда мне, калеке? Поэтому я встречу любую опасность своим мечом.

Выхватил клинок из ножен и упер его в пол. В классе воцарилась гнетущая тишина. Норгл дернулся как от удара, побледнел и даже попятился назад. Но тут же сообразив, что быстрее меня, храбро выпятил грудь и сказала:

— Ну, давай, чего ты ждешь? Нападай, а я пока помедитирую и посплю заодно.

Ничего не ответив, я оперся на меч и помог себе усесться на свое место. Клинок из ножен я достал только для этой цели. Наставник Отто сделал вид, что не заметил оружия в моих руках, начал урок.

Время понеслось вскачь. Я занимался наравне с остальными идущими, было время разобраться в теории. Так же медитировал, ведь наловчился управляться с бесполезными ногами. Не все позы и практики давались, но я делал все возможное. Жаль, что на боевую тренировку наставник меня не пустил, сославшись на то, что я еще не готов и мне нужно привыкнуть к своим новым возможностям.

Тоже мне!

Я не стал спорить и после полудня покинул школу. Выбрался на улицу и тут же увидел отца. Он заметил меня, но прошел мимо, не подав виду и даже не улыбнувшись. Будто бы все было хорошо. Вздохнув, я направился в свою комнату.

Мои ладони не сотрутся в жестах смирения.

Не успел я зайти в комнату, как дверь снова открылась, и следом вошел Ирвин.

— Еле угнался за тобой, — съязвил брат. — Ну и наловчился же ты с этой штукой, носишься и носишься.

— Плевать в потолок слишком скучно, — ответил я. — Слюна постоянно падает на лицо.

Сказал это равнодушно. Попытался быть равнодушным, а внутри кипело и клокотало. Зря я взял с собой меч.

Брат рассмеялся, хлопнул меня по плечу и продолжил:

— Вижу, что ты пришел в норму. Даже шутишь. Это хорошо.

Я не ответил, но и взгляда не отвел. Ждал, что Ирвин скажет дальше.

— Слушай, ты извини, что не навещал тебя. Все как–то… времени не было.

— Не беспокойся, — ответил я. Старался говорить как можно спокойнее. — Трой приходил. И мама с Линдой. Я не скучал.

— И еще… — Ирвин меня не слушал. Брат опустил глаза и с раскаянием произнес: — Прости меня за тот случай в лесу. Честно… Я не видел того вепря. Думал, что вы кроликов гоняете.

Я развернулся и направился к кровати. Ирвин схватил меня за плечо и сказал:

— Постой. Правда… Прости! Я не знаю, что еще сделать. Хочешь… Хочешь, пойдем прогуляемся, поболтаем?

Ого! Впервые слышу такое предложение от братца. Неужели он и вправду раскаялся?! И раскаяние довело его до такого состояния? Похоже на то.

— Ладно, пошли, — согласился я. — Практика мне никогда не помешает.

Кивнул на свои ходули, а Ирвин лишь понимающе улыбнулся.

Мы вышли в коридор и двинулись дальше по поместью. Розами воняло нестерпимо, этим запахом был пропитан каждый сантиметр стен, потолка и пола. Сначала шли молча. Мне сказать было особо нечего, мы не так хорошо общались с Ирвином и до того случая с вепрем. А сейчас — тем более. Хотя слова раскаяния изменили мое отношение к нему. Брат же, наконец, не выдержал и с гордостью выдал:

— Вчера я освоил технику «Вихрь клинков»!

— Ого! — искренне удивился я. — И сколько воздушных клинков за раз?

— Три! — отчеканил брат и засиял ярче, чем все звезды, солнце и луна на небосклоне разом.

— Бартон в твоем возрасте один еле–еле выдавал.

— Ты помнишь? — с удивлением спросил Ирвин.

— Да, — ответил я. — Кстати, как там дела у Бартона? Он тоже не заходил.

— У него очень много дел, — пояснил брат. — Отец готовит его к каким–то важным делам. И еще он много тренируется. По словам Кайла Рикстера, скоро у Бартона сформируется десятый узел, и брат шагнет на ступень старшего адепта.

— Рад за него, — улыбнулся я. Не чувствовал ни зависти, ни злобы, ни горечи. Они все мои братья, и я искренне радовался их успехам. Мощь членов семьи — величие клана.

— Ну а ты? — спросил Ирвин и хитро прищурился. — Не передумал проходить испытание Гранью?

— Нет.

— Молодец, — похвалил меня брат. — Верю в тебя.

Мы болтали ни о чем и уходили все дальше, вглубь поместья. В основном говорил брат, а я его слушал. Вскоре добрались до верхних этажей. Там, в полумраке у колонн, Ирвин остановился и сказал:

— Скучно. Давай поиграем?

— Как? — не понял я. Внутри заворочалось пробудившееся чувство недоверия.

— Снимай свои ходунки.

— Это зачем еще? — спросил я. Сомнения нахлынули. И зачем я только пошел с Ирвином?!

— Я же говорю: сыграем в игру. На перегонки. Ты на руках, а я в твоих ходунках, и кто быстрее до конца коридора. Идет?

Весело, не спорю, но почему–то сомнения не унимались. Зачем ему это все?

— Ну, чего застыл? Или боишься проиграть? Я вряд ли быстро справлюсь с этими твоими штуковинами, — брат кивнул на ходунки, — а вот ты наловчился за последний месяц. Шансы равны!

— Давай, — наконец решился я. Поверил брату. Да и что я теряю? — Только, чур, не жульничать и ногами не помогать.

— Привяжи мне их жгутами, — предложил Ирвин.

— Конечно, как иначе? — сказал я и задорно улыбнулся. Играть так играть.

Выбрался из ходунков и передал их брату.

— Отлично. Игра начата, — сказал Ирвин и побежал по коридору с моими ходунками. — До комнаты теперь добирайся сам!

Брат звонко рассмеялся и скрылся за поворотом коридора. Там была лестница, ведущая вниз, и я услышал, как Ирвин громко затопал по ступеням.

Ублюдок! Говнюк! Да и я тот еще дурак. Доверился. И кому? Ирвину! Знал ведь, чувствовал, что он снова затеял какую–то пакость. Хитрая тварь, способная провести даже взрослых. К нему и раньше было мало доверия, а теперь оно и вовсе пропало. Он унес его вместе с моими ходунками.

Зло сплюнув, на руках пополз к лестнице.

Так, стоп, а на каком этаже я вообще оказался? Внимательно осмотрелся. Полумрак, колонны и всего одна дверь посреди длинного коридора. Самый верхний этаж и комната, в которой обосновалась Сальвия с братом и сестрой. Они до сих пор гостили у нас и ждали возвращения своего отца.

Внезапно до меня донеслись неясные звуки. Я прислушался и непроизвольно отшатнулся, отполз в густую тень за колоннами. Из комнаты четы Эркли до меня долетели стоны, редкие но яростные крики, невнятное бормотание и страстные вопли. Звуки нарастали и с каждым мгновением становились все отчетливее и громче. Два голоса. Они рычали и бесновались в порывах обжигающей, безумной страсти.

Стоны удовольствия, крики неутолимой похоти и бессвязные вопли сумасшедшего, невероятного наслаждения. Вместе с этим жалобно и надрывно скрипела кровать в такт бешеному темпу.

Шум казался нереальным и всепоглощающим. Я понял, что происходит в комнате, но боялся даже пошевелиться и двинуться с места.

Вскоре звуки стихли, и в коридоре воцарилась удивительно неуместная тишина. А еще через несколько минут дверь в комнату четы Эркли скрипнула, и на пороге показался… мой отец. Он был абсолютно голым. Раскрасневшееся тело, мокрые от пота волосы, тяжелое дыхание и блестящие от невероятного удовольствия глаза. А на спине новая татуировка, которой раньше не было: три переплетенные между собой линии, образующие орбиты, а посередине — точка. Отец вышел в коридор и, спотыкаясь и покачиваясь, поплелся к лестнице. Он не заметил меня в густой полутьме. А еще — забыл прикрыть за собой дверь.

От нестерпимого запаха роз затошнило.

Я сидел в тени за колонной и все так же боялся пошевелиться. В голове бушевала буря, в висках грохотали молоты десятков тысяч наковален.

Когда отец ушел, из комнаты донеслись всхлипывания и невнятные бормотания.

— Прекрати! — раздался строгий голос Сальвии. — Распустил сопли. Хватит ныть, Бернард!

— Са–а–а-альвия, — дрожащим голосом протянул брат девушки и еще громче захныкал.

— Отстань! — прикрикнула Сальвия на своего брата. — Ты разве забыл, что в ближайшие несколько месяцев тебе можно только смотреть, как я трахаюсь?! Радуйся и этому. И спрячь свой член, ради Грани! Попробуй только кончить на пол, снова будешь слизывать.

— Са–а–а-альвия! — Бернард зарыдал в голос, захлебнулся слезами.

— Ну, а ты чего смотришь?

В ответ тишина.

— Кассия, я же сказала, — пояснила Сальвия, — ты получишь возможность прикоснуться к моему телу. Но не сейчас, потом. Позже! Когда я этого захочу.

Кассия тихо заплакала.

— Бернард, прикрой дверь! Быстро, — скомандовала Сальвия. — Сквозняк в комнате.

Раздались тяжелые шаркающие шаги. Бернард прикрыл дверь.

Наваждение тут же пропало, а я будто бы очнулся. Быстро пришел в себя, прислушался и осмотрелся. Вокруг никого не было. Тишина. Надо поскорее убираться отсюда. Тем более до своей комнаты мне еще ползти и ползти.

Быстро перебирая руками, я направился к лестнице. А в голове пульсировала лишь одна мысль: что–то жуткое уже назрело, будто гнойная мозоль, и вот–вот лопнет. Времени осталось меньше, чем я думал!