— Утихомирь ее! — рявкнул стражник на одного из конюхов. — Эта тварь пыталась меня укусить.
Конюх ударил лошадь и помог стражнику взобраться в седло.
Лошади боялись и потому тоже нервничали. Как и все мы. Уже несколько дней в поместье, как и на его окрестностях, творилось что–то неладное. Сам воздух, казалось, был пропитан тревогой. И на первый взгляд все вроде бы спокойно, но что–то назрело, как гнойник, и готово было вот–вот лопнуть, забрызгав всех вокруг. Хотя, отец не показывался уже несколько дней. Как и чета Эркли, что дожидались возвращения Артура из клана Арвуд.
Неспокойно. Тревога липким желе окутывала все и всех. Больше остальных опасность чувствовали лошади и от того бесновались. Брыкались, не давали седлать себя, а один скакун и вовсе чуть не укусил стражника. Остальные пятеро солдат отделались немногим легче, но все были злыми и раздраженными. Словно стая демонов смотрели из Пустоты. Только от своих обязанностей не отлынивали, служба и есть служба. Тем более что стражники были личной охраной матери.
Я справился бы сам, без чьей–то помощи. Если бы только мог стоять на ногах. Раньше так и было, сам седлал лошадь, теперь же этим занимался конюх. А я с сожалением наблюдал за его небрежными действиями. Он не любил лошадей, ему, если сравнивать, больше нравилась сбруя и седло. Особенно седло. Его переделали специально для меня по распоряжению матери. Удлинили луку, чтобы для спины была дополнительная опора. Приладили по бокам небольшие упоры для коленей, что позволяло жестко зафиксировать ноги. Теперь я не боялся, что потеряю опору и свалюсь на землю. Так же само седло сместили чуть в сторону и расширили, и это позволяло еще прочнее держаться на лошади и даже переходить в галоп. Я тренировался уже несколько дней, и к сегодняшней длительно прогулке был полностью готов.
Несколько дней назад мать изъявила желание выбраться на прогулку, покинуть поместье и прокатиться по окрестным землям. День назначила на сегодня. С собой она взяла малютку Линду и меня. Сказала, что мне нужно развеяться перед днем рождения. До него осталось всего четыре дня. Не смотря на все возрастающую тревогу, мама не отступилась от своего решения. С утра мы начали готовиться к выходу, но вот лошади… Они даже не желали покидать свои стойла. Не битой осталась только моя кобыла, я заговорил ее, и она успокоилась.
Перед выходом я больше всего сожалел, что мне так и не разрешили оседлать Боя. Я навестил его с самого утра. Доковылял всего на пару минут: угостить сахаром, пообещать, что совсем скоро мы с ним покатаемся и попрощаться. Конь не вышел из тени своего стойла, недоверчиво ржал. Не верил мне, словно знал что–то такое, о чем не ведал я. Тревога разрослась в груди еще больше.
Наконец, все было готова, а карета для матери и Линды — подана. Я еще раз проверил именной меч на поясе — легко ли выходит из ножен — и убедившись, что все в порядке, кивнул стражникам. Не задерживаясь, мы покинули поместье. Миновали окраину Лэйна и свернули в поля. Нас встретил будущий обильный урожай и серые, изможденные лица крестьян. Мы не останавливались и вскоре добрались до первой рощи. Проехали мимо большого поселения, где обрабатывалась кожа, и свернули на запад.
Я то и дело оглядывался на карету. Мать меланхолично смотрела в приоткрытое окно, а малютка Линда тараторила без умолку. Она восхищалась местным пейзажем. В нем не было ничего необычного, но для сестры — это в диковинку. Она впервые за свою жизнь выбралась так далеко за пределы поместья. Вскоре эмоции взяли верх, Линда устала и заснула.
Мы не делали привал до самого полудня. Когда солнце миновало зенит — тоже не остановились. Шестеро личных охранников матери не роптали. Воины, привычные к длительным дневным переходам, каждый из которых находился на ступени старшего адепта.
Становилось все жарче и жарче. Знойный воздух звенел и плавился под палящими лучами солнца. Ни ветринки. Все вокруг стихло, будто перед надвигающейся грозой. Вот только я чувствовал, что грядет самая настоящая буря.
Вскоре мы добрались до отдаленной обители Ветра, и мать изъявила желание посетить ее. В одиночку. Нам с сестрой ничего не оставалось, как ждать. Мать задержалась надолго, и Линда заскучала. Я попросил стражника передать ее мне. Сам из седла выбираться не стал, ведь забираться обратно не самый приятный процесс. Проще было развлекать сестру сидя верхом на лошади. Хотя, скорее это Линда развлекала меня. Она рассказывала, казалось, обо всем, что узнала, даже похвалилась, что няня начала читать ей легенды об Императоре. О том, как он достиг ступени Бессмертного Рыцаря. Я знал эти истории. Поистине великие деяния. Ужасные, но поучительные. Уж не знаю, сколько из них — правда, а сколько — вымысел, но сознание они всегда будоражили.
Мать покинула обитель, когда солнце начало клониться к закату. В ее глазах плескалась тревога и необъяснимая тоска. Малютка Линда тут же притихла у меня на руках. Стражники напряглись. Я хотел поинтересоваться у мамы, что случилось, но она молча забрала сестренку и скрылась в карете, объявив, что мы возвращаемся обратно. Никто спорить не стал.
Не смотря на то, что летние дни были еще долгими, к Лэйну мы выехали уже в сумерках. Призрачные огни города показались из–за ближайшего холма, в стороне темнело поместье. Там, почему–то, огни не зажигали.
Тревога сменилась необъяснимым страхом. И в этот момент я пожалел, что не смог взять с собой Боя, что позволил матери и сестре вернуться обратно. А еще тосковал по Трою. Никаких иных чувств не было.
Когда подъезжали к воротам поместья, мне показалось, что над головой раздалось громкое хлопанье тяжелых крыльев и насмешливое карканье. Задрал голову, но никого не увидел. Скорее всего, помешала сгущающаяся тьма.
Даже вставшая луна и высыпавшие звезды не смогли рассеять мрак. Постепенно небо затянуло тяжелыми тучами, вот только ветер не тревожил листву на деревьях, не шевелил густую сочную траву.
Буря вот–вот начнется, и хорошо, что мы успели добраться до дома.
Над головой повторилось насмешливое карканье.
Охранники открыли ворота, и вся наша небольшая процессия въехала на территорию поместья. Окончательно стемнело. Тучи затянули небо, а стихийники сегодня почему–то не торопились зажигать фонари вдоль дорожек. До конюшен и самого поместья было еще далеко, поэтому путь продолжили в быстро сгущающемся мраке.
Миновали длинную аллею кипарисов, скопление открытых террас, малую обитель и выбрались к окраине розового поля. Тишина окутала нас с ног до головы, а воздух от царящей тревоги уплотнился, стал практически осязаемым. От запаха роз жгло в носу.
Чем дальше мы ехали, тем тоскливее становилось. И я не мог понять — почему.
Заплакала Линда.
— Стой! — скомандовал начальник охраны. Остальные пятеро солдат остановились, разъехались полукругом по дороге.
— Что там? — спросил возница, останавливая лошадей. Никто из охранников ему не ответил.
Я направил свою кобылу вперед, с интересом вытянул шею. Впереди — темно, а дальше мрак и вовсе становился непроглядным, плотным.
— Что–то не так… — тихо сказал начальник охраны. — Впереди что–то не ладное.
— Что ты чувствуешь? — забыв обо всем, спросил я.
— Наследник Астар, вам лучше держаться позади нас, — вместо ответа сказал солдат.
Пожал плечами, но с места не сдвинулся. Я и сам понимал, что впереди творится что–то не то. Засада? Нет, не может быть! В поместье не так–то легко проникнуть. Да и старший наставник Кайл Рикстер почувствовал бы использование вражеской Чейн, обнаружил бы опасность. Или…
Внезапно я ощутил нечто знакомое. Сталкивался уже с этим, совсем недавно. Будто кто–то пытался подавить волю и… Все нарастающий запах роз.
Положил ладонь на рукоять меча, тронул коня каблуками мягких сапог и медленно двинулся вперед. Протолкался через ряд стражников.
— Наследник Астар! — крикнул солдат и двинулся следом за мной.
Хлопок! И мрак впереди взорвался ярким всполохом. В нашу сторону вылетела небольшая коробочка, раскрылась и из нее тут же выстрелили щупальца мглы. А следом захлопали арбалеты, из хитрой пространственной засады повалили воины.
Будто из ниоткуда взялся ворон, предостерегающе каркнул и бросился на меня. В это мгновение совсем рядом хлопнул арбалет.
Я не успел отступить. Неуклюжая лошадь закрутилась, испуганно всхрапнула и встала на дыбы и… Мощным ударом меня выбило из седла. Левое плечо ожгло нестерпимой болью, руку вывернуло, мир завертелся. Заржала лошадь. Падая, увидел, как еще три арбалетных болта впились ей в живот.
Захрустели суставы и сухожилия, а вместе с ней и одежда. Острые шипы роз впились в мою плоть, выдирая куски. Лишь шок не позволил мне закричать. Я молча катился в розовое поле.
А на дороге орали стражники.
Понять, кто есть кто, не вышло. Все были в форме. На рукавах — нашивки клана Лэйн. Отличить напавших я смог лишь по арбалетным хлопкам. Это были воины отца, ступенью развития все не ниже адепта…
А потом мир взорвался нестерпимой болью. Накатила тьма и забытье. Но лишь на несколько мгновений.
Я очнулся, задыхаясь от боли, и понял, что с начала нападения прошло всего несколько секунд. Мать успела поставить перед своими воинами «Воздушную твердыню». Блокирующая техника сверкнула и погасла в ночи, оградив бойцов от атак противника. Щупальца тьмы, выстрелившие из коробочки–артефакта, метнулись к защитному энергетическому барьеру, растеклись по его поверхности и прожгли в нем дыры. Защита рухнула! Солдаты отца, победно взревев, быстро перестреляли стражников матери и ринулись вперед. Со стороны кареты на них устремился «Вихрь клинков». Сразу два десятка острых лезвий превратили первых трех бойцов в кровавую пыль. Ошметки растерзанных тел долетели даже до меня.
Следом за первой техникой последовал «Гнев небес», и на ближайших бойцов обрушился столб воздуха, расплескав их тела по камням дорожки.
Мать дралась отчаянно, используя технику за техникой, но это ей не помогло. Щупальца мрака, выползшие из необычной коробочки, потянулись к ней, окутали карету и блокировали ее атаки. Напавшие солдаты бесстрашно ринулись вперед, разрубили полам возницу, который попытался защитить маму и ворвались в карету.
Я задергался, в розовых кустах, пытаясь освободиться от огромных шипов, но сделал только хуже. Они жуткими иглами засели в плоти и не давали двинуться с места. Раздирали кожу вместе с мясом. Забыв обо всем, попытался встать, но не вышло. Задыхаясь от боли, рухнул обратно и наткнулся грудью на крупные шипы. Сцепил зубы, чтобы не заорать, но это мало помогло.
Боль нещадно терзала тело, выжигала разум.
Плечо, пробитое насквозь арбалетным болтом, тоже подвело. В очередной раз, когда я попытался ползти, оно попросту вывернулось. Рука повисла безжизненной плетью. Шипастые кусты роз оплели все тело, не давая двинуться с места.
Странно, но сознание почему–то отказывалось покидать меня. Я не мог даже закрыть глаза, зажать уши. Не мог вынести гадкого карканья над головой. Не мог терпеть крик.
Голосила мать, верещала Линда. Она захлебывалась слезами, пронзительно визжала, но очень скоро затихла. Теперь кричала лишь мать, рычали, словно дикие звери, солдаты. Я видел неясные сполохи Чейн в карете. Слышал звонкие пощечины и звуки раздираемой одежды. Стенания, мольбы и снова детский плач.
— Осторожнее! — раздался голос какого–то вояки из кареты. — Ты ее разорвешь! Раньше времени.
— Нам оставь! — поддержала товарища другой солдат.
— Твари! — дико завопила мать. — Мрази и ублюдки!
Звонкая пощечина, глухой удар и всхлипывания. Линда уже не кричала. Я понял, что с ней делают. То же самое сотворят и с матерью. Уже творят, судя по звукам.
Я рванулся вперед и глухо замычал от раздирающей боли. Шипы вырывали кожу и мясо. Левая рука не слушалась, а я все равно полз вперед. Пытался, но шипы не давали. Они все туже обвивали мое тело.
Женские крики стихли быстро. Мать сдалась под натиском десятка мужчин, замолчала, подчинилась. Стала их игрушкой, вещью. Как и малютка Линда. Эти твари овладели ими обеими, разом.
Внезапно дверца кареты открылась, и один из стражников что–то выкинул на камни дороги. Истерзанное, разорванное тельце малютки Линды. Голова сестры была размозжена, а на груди и животе зияли страшные раны.
Мне все было прекрасно видно из плена розовых кустов. Даже то, как мир дал трещину.
Крик застрял в горле. Я дернулся и застыл на месте, не веря своим глазам. Но все это происходило на самом деле.
Стражник забыл закрыть за собой дверцу, и я увидел мать. Мужчины входили в нее по очереди. Яростно, быстро, напористо. Они скалились, рычали от удовольствия и глумились над ней. Наслаждались напоследок. Жутки гримасы сумасшествия, азарта и наслаждения. Пугающие оскалы, сопение и мутно–белесая субстанция, заливающая лицо, грудь и живот матери. Мама лежала с открытыми глазами и даже не плакала, не скулила. Отстранено смотрела в потолок кареты, будто бы все это происходило не с ней.
В какой–то момент, когда один из стражников рывком вогнал в нее огромный члена, она дернулась. Воин яростно зарычал и полоснул ее клинком по лицу. Мать завопила от боли и получила еще один удар.
— Заткни ей глотку! — взревел стражник.
Другого солдата дважды просить не пришлось, и он с удовольствием запихал свое хозяйство матери в рот. Та уже не сопротивлялась.
Прошли мгновения, но для меня они растянулись в вечность. Я не мог пошевелиться, отвернуться и закрыть глаза. Не мог ползти — розовые кусты крепко обвили тело. Не отпускали. Я чувствовал их шипы, знал, что теперь они останутся во мне навсегда.
Не мог помочь им! Просто смотрел, как их терзают. Мою родную мать и сестру. Больше никого не осталось. Мир окончательно раскололся, и не было больше ничего, что держало бы меня здесь.
И все же я пытался ползти вперед. Оставлял куски плоти на шипах, истекал кровью, но пытался.
Розовым кустам я оставил не только мясо, но еще и частичку себя. То, что еще час назад билось во мне, горело и заставляло верить в будущее. Давало надежду. Теперь и оно повисло на острых шипах. Что–то, что было во мне, теперь кривыми, убогими и безобразными лохмотьями повисло на розах.
— Ну что, все успели вставить ей? — раздался голос одного из стражников.
— По самое не хочу, — отозвался другой.
— А я два раза успел!
— А я кончил в нее.
— Ей–то теперь какая разница? Она от каждого из нас теперь примет, так ведь, красотка? Хотя, теперь твое личико не такое уж и милое…
Десяток глоток поддержал воина смехом.
— Ладно, все, заканчиваем тут! — раздался приказ первого стражника.
Дверь кареты снова открылась, и двое бойцов выкинули тело матери. Оно упало рядом с трупом малютки Линды. Изодранное платье тряпьем разлетелось в стороны, обнажая жутки раны от ножа, исполосованные груди.
Мир перевернулся и разлетелся вдребезги. Над головой раздалось ликующее карканье.
Внезапно мать заскулила, всхлипнула и попыталась отползти.
— Эй, эта шлюха еще жива, разберитесь! — отдал приказ старший отряда насильников.
Один из солдат торопливо развернулся и хотел выпрыгнуть из кареты, но поскользнулся на мутно–белой субстанции, обильно заливающей пол, и упал на мать. Коленом он ударил ее в шею. Тут же раздался хруст позвоночника, мама захрипела, забилась в агонии и выгнулась дугой.
— Готова! — отчитался неуклюжий боец, когда мать затихла.
— Отлично! Тогда подчищайте тут все за собой! — скомандовал старший. — Забирайте тела и возвращаемся, господин Лэйн нас уже ждет, мы и так задержались.
— Ну хоть развлеклись, — вставил кто–то из солдат. — Когда еще доведется повеселиться с госпожой? И с маленькой наследницей. Ее тело было нежным…
— Хватит! — рявкнул старший. — За работу! Соберите все тела.
— Капитан Сарос, а зачем они нам? — спросил другой солдат.
— Ты предлагаешь оставить их здесь? — рыкнул капитан. — Да и госпожа Сальвия просила доставить их ей.
— Интересно, для чего? — задумчиво протянул солдат.
— Даже думать об этом не хочу, яйца сжимаются.
— Да от одного только вида этой суки все сжимается, только член встает…
— За работу! — прикрикнул Сарос.
Солдаты принялись затаскивать тела в карету. Я затаился в своем плену шипов, сжал зубы, чтобы не закричать, не дышал, чтобы не выдать себя. Отступать теперь было некуда, но и сдаваться не собирался. Вот только боль… Она выжигала разум и грозила вот–вот погасить сознание. Я держался из последних сил. Хорошо, что кусты густые и высокие, меня с дороги не видно.
Внезапно один из бойцов крикнул:
— Капитан Сарос, тела мальчишки нет!
— Так ищите! — взревел капитан. — Он не мог уйти далеко.
— Мог уползти, — возразил солдат, — если вы в него не попали.
— Ты сомневаешься в моей меткости? — прорычал капитан Сарос. — Хочешь проверить?
Он быстро взвел арбалет и наставил его на солдата.
— Извините, капитан, ляпнул не подумав, — проблеял солдат.
— Ищи тело пацана, Дарс, — прошипел Сарос. — И в твоих интересах его найти как можно скорее. Иначе вместо него я отдам госпоже Сальвии тебя, и тогда ты испытаешь невероятные муки.
Воцарилась тишина. Капитан Сарос подошел вплотную к Дарсу и бросил ему прямо в лицо.
— Ты ведь знаешь, что с тобой сделает госпожа Сальвия. Твои мольбы о смерти покажутся восхвалением Грани по сравнению со сводящими с ума унижениями. Все ведь помнят, что осталось от Мелкого Эспри? Обрубок бедняги кричал еще неделю, прежде чем сгнил.
Солдаты вздрогнули и разошлись по дорожке. Дарс направился в мою сторону, дошел до розового поля, шагнул в кусты и тут же с криком выскочил обратно. Я перевел дух и чуть не заорал от боли. Мир качнулся, а сознание поплыло, накатила жгучая боль и тьма, но я справился. Последние силы ушли на то, чтоб удержать разум и не отключиться.
— Твою мать… — он осмотрел ободранную, кровоточащую ногу и пробормотал: — Нет, вряд ли. Да и как бы он туда забрался.
— Что ты там бубнишь, Дарс?! — крикнул капитан.
— Говорю — пацана тут нет, — откликнулся солдат.
— Ищите! Ищите лучше, или сами превратитесь в визжащие обрубки!
Солдаты двинулись дальше и потянули за собойкарету с лошадьми, в которую загрузили тела.
Волна гнева и нестерпимой боли поднялась к груди и затопила меня. Я чувствовал, как шипы все глубже вонзаются в тело, как колышется мир, готовый вот–вот перевернуться. И сопротивляться этому не было сил. Что–то тянуло меня в водоворот мрака.
Нестерпимо запахло розами, и сознание окончательно помутилось.
Со стороны конюшни донеслось тоскливое ржание Боя.
Проваливаясь в небытие, я вдруг услышал ликующее карканье. Оно звучало долго и нудно, и в самый последний момент превратилось в громкий смех. Разошлось пугающим эхом. А потом накрыла тьма, неожиданно и мгновенно.