Элегантные люди прогуливали по Парк-авеню породистых собак.
Дом Роланда Корвуца высился на западной стороне улицы — десять этажей сурового серого камня, по одной квартире на каждом.
Сверкающие бронзовые стержни поддерживали безупречно чистый серый навес. Ковер из какого-то погодостойкого материала, который по виду вполне подходил для моей квартиры, вел к наглухо закрытой стеклянной двери в бронзовой раме. Из того же материала была сделана табличка, провозглашающая: «Без приглашения не входить». Кнопка звонка, кстати, тоже была бронзовой.
Одетый в серое швейцар, развалившись на резном стуле в вестибюле, смотрел, как я наблюдаю за ним. Усатый латиноамериканец, слишком молодой, чтобы быть тем копом в отставке, о котором упоминал Полито.
Я подошел, но этот тип даже не двинулся с места. Свет хрустальной люстры янтарем отражался от черно-белого, будто шахматная доска, пола вестибюля. Темные деревянные панели светились, как жидкий шоколад.
Швейцар не пошевелился, пока я не нажал на кнопку, и даже тогда движения его были неторопливыми.
Он приоткрыл дверь на пару дюймов.
— Что желаете?
— Я пришел к мистеру Корвуцу.
— Он вас ждет?
— Очень на это надеюсь.
— Ваше имя?
— Доктор Делавэр.
Закрыв дверь, он направился к телефону, а я переминался с ноги на ногу под навесом, готовясь к отказу, а возможно, даже к агрессии. Я чувствовал себя виноватым в том, что помешал Елене закончить ужин, но затем вспомнил про Сафранов и заглушил угрызения.
Швейцар повесил трубку и снова приоткрыл дверь:
— Он спускается.
Вскоре появился Роланд Корвуц — в коричневой рубашке, мешковатых серых брюках и белых кроссовках. В руках он держал крошечного белого померанцевого шпица.
Я приготовился к гневной тираде, но лицо мужчины было спокойным.
Швейцар выполнил свою основную обязанность, и Корвуц вышел из дома, направляясь на юг и все еще держа собаку на руках. Несмотря на маленький рост, ногами он перебирал быстро.
Я догнал его, и шпиц, восторженно залаяв, лизнул мне руку.
Корвуц заметил:
— Все считают вас хорошим парнем. — Этот маленький мужчина обладал густым баритоном, а его акцент в относительной тишине чувствовался куда сильнее.
— Дети и собаки, — кивнул я. — Иногда они хорошо разбираются в людях.
— Чушь полнейшая! — заявил Корвуц. — У меня был ротвейлер, так он всех обожал, даже явных подонков.
— Может быть, эта собачка умнее?
— Гиги, — сказал Корвуц, — ее так зовут. — Он пристегнул розовый поводок к ошейнику собаки и поставил ее на землю.
— Как в фильме?
— Моя жена любит этот фильм.
Гиги помчалась вперед.
Мы прошли целый квартал. Корвуц подождал, пока его любимица обследовала фонарный столб.
— Спасибо, что встретились со мной, — поблагодарил я.
Он не ответил.
— И простите, что испортил вам ужин.
— Если не вы, было бы что-нибудь еще. Моя дочь… Ей там очень нравится, но она еще не готова для таких мест.
— Ее слишком часто заставляют вести себя тихо?
— Иногда она, как они говорят, перевозбуждается.
— Знаете, я ведь не лукавил. Она милый ребенок со всех точек зрения.
Корвуц внимательно посмотрел на меня:
— Вы действительно психиатр?
— Хотите взглянуть на мою лицензию?
Он засмеялся.
— Елена — мой единственный ребенок. Я поздно женился.
Собачонка потянула поводок.
— Ладно, ладно, — сказал хозяин и позволил ей вести себя.
Десятью шагами дальше он поинтересовался:
— Этот тип, Брайт, действительно кого-то убил?
— Может быть, даже несколько человек.
— Безумие.
— Вы никогда не подозревали, что он разделался с Сафранами?
Он предупреждающе поднял ладонь:
— О них я не говорю. С ними только дерьмо связано.
— Меня всего лишь беспокоит, не могли Брайт…
— Брайта я видел дважды. Ясно? Только и помню, что он большой и жополиз. «Мистер Кей то, мистер Кей сё…» Тогда в моих домах было четыреста пятьдесят жильцов, точнее, четыреста семьдесят пять. Мне это надо — покупаться на мистера Кея?
— Зачем же он лизал вам задницу?
— Хотел быть моим лучшим другом. Как будто я не знал, когда меня пытаются обвести вокруг пальца. — Корвуц замедлил шаг и, подождав, пока собака не обнюхает очередной столб, поправил очки. Гиги передумала, и мы снова двинулись в путь. — Ей всегда надо много времени, чтобы сделать свои дела. Давай, собака. У меня дома работа ждет.
Я повторил вопрос. В ответ Корвуц прищурился:
— У Брайта были идеи мне на пользу. «Заведите правление жильцов, мистер Кей, все пойдет глаже». Я думал, что все это чушь.
— Но согласились.
— Если кто-то хочет помочь, зачем отказываться? Я так подумал: Брайт будет просить что-нибудь мне нужное, я скажу «нет». Но не понадобилось.
— Он никогда ни о чем не просил?
— Так получается.
— Даже снизить арендную плату?
— Да ну, — сказал Корвуц, — я это раньше сделал.
— Вы сделали ему большую скидку?
— Разве запомнишь… может, пару тысяч в целом.
— По доброте душевной? — не поверил я.
Корвуц повернулся ко мне:
— Я уже сказал, я видел его дважды. Он хотел помочь, зачем отказываться? В итоге ничего полезного не вышло. Дурацкое правление жильцов.
— Не помогло в перестройке в кондоминиумы?
Он усмехнулся и зашагал быстрее.
— Это здание довело меня до ручки. Брал деньги с других проектов для его финансирования. Надо было быть идиотом, чтобы связаться с этим куском дерьма! Затем деньги кончились, ставки выросли, а банки не давали кредит, если при этом не ухватят вас за… Все уходит на бумажную волокиту — с ума сойти, сколько нужно времени, чтобы что-то сделать в этом городе. Вам ни черта до этого дела нет. Хотите знать про Дейла Жополиза? Я уже все рассказал, и точка!
— Как вышло, что он снял у вас квартиру?
— По рекомендации.
— От кого?
— Какая разница?
Мы шли, пока Гиги не остановилась, завороженная ароматом помойного бака, на углу Шестьдесят девятой улицы.
— Вперед, хватит, — сказал Корвуц.
— Так кто порекомендовал вам Брайта?
— Опять?
— Что тут скрывать?
— Да не нужны мне были новые жильцы! Вы перестраиваете, вам нужно пустое здание. Но Брайт обещал не шуметь, тогда я сказал: «Какого черта, ладно». В этом моя проблема — мягкое сердце.
Гиги отошла от помойки, и мы прошагали еще полквартала, прежде чем я спросил:
— Кто за него поручился?
— Чего вы к этому привязались?
— Соня Глюсевич?
Корвуц облизнул губы.
— Вы знали Соню?
— Я знаю, что она ваша кузина и была членом правления вместе с Дейлом.
— Кузина, — повторил он, как будто в первый раз услышал новое слово. — Второй муж ее матери — племянник одной из моих сводных сестер.
— Она знала Дейла и рекомендовала его вам?
Он неохотно кивнул.
— У нее с ним был роман?
— Соня была замужем.
— Тот же вопрос, — настаивал я.
— Я не суюсь в дела других людей.
— Полагаю, это означает «да»?
— Послушайте, — сказал Корвуц, — Соня пришла ко мне и сказала, что ее приятелю нужно жилье. Я ответил: самое большее — на полгода.
— Это могло прекрасно устраивать Брайта.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он любит перемещаться, — объяснил я.
— И правильно делает.
— После того как он покинул ваше здание, о нем нет никаких сведений. Не знаете, где он сейчас может быть?
— А я должен знать?
— Где Соня с ним познакомилась?
— Вот это я знаю, — кивнул Корвуц. — Участвовала в шоу.
— Каком шоу?
— Соня хотеть стать актрисой. Тогда она ужасно говорила по-английски, да и сейчас ненамного лучше. Через год как я приехать из Беларусь, я говорить идеально. Через два года я выучить испанский, на котором говорить пуэрториканцы, через пять лет спокойно говорить с китайцами. Хаста луего инг чанг чанг.
— У Сони нет способностей к языкам?
— У Сони? — Он хихикнул. — Как это говорится, не семи пядей во лбу?
— Но она считала, что может играть?
— Хотеть стать большой звездой.
— В театре или кино?
— Даже сейчас, — объявил Корвиц, — она ходит на занятия в Новую школу. Малюет картины, делает горшки, пепельницы, подсвечники.
— Художественные наклонности?
— Живет на алименты от бывшего мужа, есть время заниматься.
— Богатенький бывший муж.
— Пластический хирург. Он ей сиськи делать, понравится, что получилось, женился, чтобы постоянно иметь перед глазами.
— Как его зовут?
— Разве упомнишь?
— Он женился на вашей кузине, а вы не помните его имени?
— Еврейчик, — сказал он. — Они жениться в Ангуила, никого не звали. Через пять лет она переезжать в большой дом в Лоуренсе, затем развод.
— И до сих пор получает алименты?
— Она живет хорошо.
— Где находится кабинет этого врача?
— Где-то в Пяти городах.
— Каком именно?
— Может, Лоуренс, может, Седархерст.
— И вы не помните имени?
— Еврейское имя, что-то на «виц» — вроде Марковиц или Лейбовиц… нет-нет, Лефтковиц, Боб Лефтковиц. И грает в теннис. — Корвуц изобразил широкий замах.
— Значит, Соня встречалась с Дейлом, когда была замужем за доктором Лефтковицем?
Молчание.
— Вы же сказали, что это так.
— Я только сказал, что она говорила: Брайту нужна квартира.
— Она жила с мужем, но держала квартиру на Тридцать пятой улице?
Корвуц посмотрел в сторону. Жилы на его шее напоминали тросы моста в миниатюре.
— Я дать ей квартиру, ну и что?
Гиги устремилась к новому помойному баку.
— Ну вот опять, — вздохнул Корвиц.
— В каком шоу участвовала Соня, когда познакомилась с Дейлом Брайтом?
— Разве упомнишь?
— Вы это шоу видели?
— Она все говорить: «Приходи, бесплатно». В конце концов пришлось пойти. Какое-то уродское место.
— На окраине?
— Ист-Виллидж. Никакого театра: комната над мексиканским рестораном. Они там поставить пианино, стулья, черную занавеску повесить. Все одеть черное — черные халаты, черные капюшоны, все время бегать вокруг и что-то говорить нараспев. В конце кого-то вырвать. Затем вы хлопать.
— Как называлось это шоу?
— Может, «Черные халаты» или «Блевотина»? — Он хихикнул, довольный собственным остроумием.
Я вытащил список, который составил в библиотеке, начал читать ему названия.
— Да, — сказал он, — это так и называться — «Праздник темного носа». Что, черт возьми, это означать — «темный нос»? Я спросил Соню. Она сказать, что это вход в чей-то мозг, вроде туннеля. — Корвуц дернул ноздрей. — Здесь прячется правда. — Засмеялся. — Апчхи, и все? Никакой больше правды?
Гиги проверила цветочную клумбу у высокого кирпичного дома. Я поискал «Праздник темного носа» в своих записях. Об этом шоу упоминалось только в «Тайме». «Неоабсурдистская драма с элементами мистики». Ни действующих лиц и исполнителей, ни критических замечаний.
— Сколько народу участвовало в шоу? — спросил я.
— Это важно?
— Возможно.
— Сколько? Четверо? Не знаю, не много.
— Дейл Брайт был среди актеров?
— Может быть.
— Может быть?
— Я же сказал — темные капюшоны, лиц не видать. Может, он, а может, Микки-Маус.
— Соня твердо сказала, что познакомилась с ним в шоу?
— Да-да.
— Что еще вы о нем знаете?
— Ничего.
— Когда исчезли Сафраны…
— Нет-нет. Я же сказал, это мы не обсуждаем. Они почти погубил мою жизнь.
— Сафраны?
— Копы. Пугали, мешали. Я пытался делать бизнес, они приходил в офис со своими жетонами — прощай, бизнес. Этот итальянский парень, похожий на гангстера. Они меня притеснили, потому что я белорус, хотели знать о контрабанде, московской мафии. Глупо.
— Предубежденные, — кивнул я.
— Я им говорил: «Посмотрите, вы ничего не найдете, потому что нечего находить».
Гиги подошла к брошенной коробке и присела. Корвуц выбросил руку в салюте:
— Наконец-то, псинка!
Я пояснил:
— Сафраны интересуют меня только потому…
— Доброй ночи и всего хорошего. Я говорил сегодня с вами только потому, что я не хотел, чтобы вы снова беспокоили моего ребенка. К тому же мне нечего скрывать. Вы скоро возвращаетесь в Лос-Анджелес?
— Скоро.
— Передавайте привет пальмам!
— Вам явно неприятно говорить о Сафранах.
Он выдохнул воздух сквозь сжатые губы.
— Если вам нечего скрывать…
Воздух вырвался из него с шипением.
— Может быть, они улетели на луну. Может быть, Жополиз что-то с ними сделал. Разве мне на это не насрать? Я бы не дал за это даже дерьма Гиги!
— В смысле: скатертью дорога?
— Эй, — оскалился он, — не надо за меня говорить. С чего мне о них плакать? Они со мной боролись из любви к искусству, я от всего этого сбежал.
— От борьбы?
— От коммунизма. Слушай, псинка, скорее заканчивай.
— Сафраны были коммунистами?
— Спросите у кого-нибудь еще, мистер.
— Соня в городе?
— Я должен знать?
— Позвоните ей. Если она сможет поговорить со мной сегодня, я от вас отстану.
— Вы и так от меня отстанете.
— Позвоните.
— Почему я должен делать вам одолжение?
— Я нравлюсь вашей дочке и собаке.
Он уставился на меня, потом засмеялся:
— Почему бы нет? Соня рекомендовала мне идиота Жополиза. Я порекомендую ей вас.
Он оставил меня около дома, передал шпица швейцару и воспользовался телефоном в вестибюле. Короткий разговор, затем поднятый вверх большой палец.
Я одними губами произнес «Спасибо», но Корвуц ничем не показал, что заметил это. Он уже шел через вестибюль. Швейцар шел за ним и терпел, пока собака вылизывала ему лицо.