Наваждение

ГЛАВА 32

На этот раз Таша побежала.

— Замечательно, — пробормотал Майло, когда она нырнула с бульвара в сторону и скрылась в аллее. Он выпрыгнул из машины, а я объехал квартал и выехал на Менсфилд. Когда я появился в конце аллеи, Таша мчалась мне навстречу, быстро работая тощими ногами и далеко обогнав Майло — с пунцовым лицом, месящего руками воздух. Туфли она держала в руке, колготки разорвались в клочья.

Таша оглянулась и побежала быстрее. Потом увидела меня, снова оглянулась и споткнулась, а секунду спустя и вовсе упала на спину, причем сумка отлетела в сторону и осталась лежать вне пределов досягаемости.

Таша как раз поднималась на ноги, когда подоспел тяжело дышащий Майло. Он быстро свалил ее, обыскал, надел наручники и велел не двигаться. Затем схватил сумку и высыпал на асфальт содержимое. Салфетки, презервативы, косметика, печенье и пачка сигарет. Затем выскользнула бритва с перламутровой ручкой и со звоном упала в общую кучу. Все еще пыхтя, Майло тяжело наступил на бритву, превратив перламутр в пыль, и резко поднял Ташу на ноги.

— Идиотка! — выдохнул он.

Проститутка обвисла в его руках. Лицо ее сморщилось, а мелкие камушки прилипли к толстому слою макияжа. Тем не менее она старательно делала попытку улыбнуться, но рычание Майло положило этому конец. Он сунул беглянку на заднее сиденье машины и для пущей надежности пристегнул ремнем безопасности, а сам сел рядом со мной.

Таша позвенела наручниками:

— Вы можете их снять. Я не убегу, сэр. Обещаю, сэр.

— Еще раз откроешь пасть, — прошипел мой друг, — и я тебя придушу. — А потом велел мне: — К голливудскому участку.

— Сэр, не нужно!

Майло с таким усилием рвался к кислороду, что все его тело приподнялось.

Я тронулся с места.

— По крайней мере хорошо прокатимся, — философски заметила Таша. — Обожаю старые «кадиллаки». Она что, была конфискована у кого-то?

— Заткнись к чертовой матери!

— Простите, сэр?

— Ты оглохла?

Спустя пять кварталов от Уилсон-авеню:

— Сэр, не злитесь, но вы все еще очень тяжело дышите. Уверены, что вы в порядке?

— Почему, черт возьми, ты пустилась наутек?

— Испугалась.

— В последний раз мы чем-то тебя обидели?

— Нет, но…

— Что «но»? Молчание.

— Не дай Бог, ты бы что-то упустила, идиотка, — покачал головой Майло.

— Девушке нужно как-то жить.

— Ты вообще можешь перестать жить, если не прекратишь вести себя как кретинка! Догадайся, кого зарезали сразу же после того, как он с тобой расстался?

— Кого-то зарезали?

— Нет, ты и в самом деле глухая…

Долгое молчание.

— Вы же не имеете в виду Тони?

— Ты уже готова для «Угадайки», гений.

— Тони порезали? Он в порядке?

— Как раз наоборот.

— Вы хотите сказать…

— Мы говорим о типе, на котором ты уже больше не заработаешь.

— Господи! О Боже милостивый…

— Это случилось сразу же после встречи с тобой, — злорадно ухмыльнулся мой друг. — Мы решили, что за вами наблюдал кто-то, кроме нас.

— Кто, кто, кто?

— Ты что, сове подражаешь?

— Кто, сэр? Скажите, пожалуйста!

— Ты знаешь о нем что-то еще, о чем забыла поведать нам?

— Нет, сэр, нет…

— Но?..

— Просто я никогда не знала никого, кто был бы на такое способен.

— Ты столько лет на улице! — прищурился Майло. — Не притворяйся целкой.

— Я видела драки, сэр. Видела, как один мужик забил другого до смерти. Видела людей обкуренных, расставшихся с жизнью, потому что… я видела много плохих людей, но никогда ничего подобного…

— Чего именно?

— Такого… продуманного.

— Откуда ты знаешь, что это было продумано?

— Перевертыши, — пояснила Таша. — Это все как игра. Тони ведь никому не сделал ничего плохого, правильно?

— Почему нет?

— Тони был слабым, в нем не было злости, только печаль.

— Насчет одного ты права, — согласился Майло, — это было продумано.

— Я не хочу знать. Пожалуйста, сэр, не рассказывайте мне подробностей.

— Ладно, но мы с напарником обожаем подробности. Хочу услышать все, что ты знаешь о Твиде.

— Больше ничего. Клянусь, ничего.

Майло повернулся ко мне:

— Что-то у нас не ладится, напарник.

— Но я правда рассказала вам все, что знаю, сэр! — заныла Таша.

— На скольких вечеринках ты встречалась с Твидом?

— Только на той одной.

— Не больше?

Молчание.

— В чем проблема? — спросил Майло.

— Я больше никогда не пойду в это место.

— Это не ответ.

— Дело в том… если честно, то никто меня не приглашал, — призналась Таша.

Когда мы подошли к заднему входу в голливудский участок, она сказала:

— Вам не надо меня запирать, я обещаю быть паинькой.

Майло просвистел какую-то мелодию.

— Сэр, существует проблема. Настоящая проблема. Обычно у них только одно помещение для девочек, потому что большинство нарушителей порядка — мальчики. И если в комнате для девочек слишком много народу, они могут поместить тебя в комнату для мальчиков, а это опасно.

— А ты подходяще оборудована для комнаты для девочек?

Молчание.

— Так как?

— Еще нет. Я коплю деньги, — еле слышно произнесла она.

— Тогда я ничего не могу сделать. Ты знаешь правила. — Строгий тон, но мускулы щеки подрагивают.

— Пожалуйста, сэр! Другие полицейские хорошо ко мне относятся, я не безобразничаю, и они сажают меня к девочкам. Девочкам я нравлюсь, спросите кого хотите. Я не доставляю никому неприятностей, посмотрите мое досье.

— Когда ты была здесь в последний раз?

— Год назад, сэр. Может, больше. Вы посадите меня туда, куда надо, и я сделаю все, что вы…

— Вот что я тебе скажу, — перебил ее Майло. — Если будешь сотрудничать, я не посажу тебя за бритву, хотя я тебя уже один раз предупреждал, или за сопротивление полиции, хотя ты заставила меня потренироваться.

— Да, сэр, конечно… а что вы имеете в виду под «сотрудничать»?

— Ты у нас свидетель. Может быть, я даже принесу тебе чего-нибудь пожевать.

— Будет очень мило с вашей стороны, сэр… вы же выкинули мое печенье.

Голливудский полицейский участок милостиво предоставил нам кабинет для допросов, куда Майло и посадил Ташу. Он принес ей пончики кока-колу и позвонил Раулю Биро. Тот все еще находился на месте преступления на Родни-стрит: продолжал ждать допуска в квартиру и жаждал поделиться некоторыми находками.

Голова Тони Манкузи была отпилена прямо под подбородком, большая часть шеи осталась нетронутой. Пилили аккуратно, между позвонками, чтобы не ломать их, и очень чисто; патологоанатом считал, что пользовались чрезвычайно острым лезвием без зазубрин, что напоминало нож, которым поработали над Эллой Манкузи. Скорее всего тем же ножом были обрублены и пальцы Тони. Пробные порезы на другой руке предполагают, что убийца собирался и на ней отрубить пальцы, — так сказать, для симметрии.

— Может быть, ему надоело, — предположил Биро. — Или время поджимало.

Окончательное заключение должен был сделать патологоанатом, но медсестра с двадцатилетним опытом работы неофициально обмолвилась, что, похоже, поврежден и подъязычный хрящ. Точечные кровоизлияния в глазах могли быть следствием множества причин, но, учитывая повреждения шеи, вполне пристойно было предположить, что причиной смерти стало удушение. Теперь нужно ждать подтверждения врача.

Майло поискал Алтаир-террас в справочнике Томаса и обнаружил единственный квартал, отходящий от северо-восточного конца Бичвуд-драйв и заканчивающийся тупиком. Это было совсем рядом с ранчо, где можно было взять лошадь покататься и куда я заглядывал, когда работал в Западной детской больнице. От Франклин-авеню можно дойти пешком, но квартал зарос лесом и был опасно тихим. Я помнил, как с поворотов тропинки внезапно открывался вид на сухие плоские холмы и надпись «Голливуд».

— Умираю с голоду, — проворчал Майло и заказал по телефону в забегаловке рядом четыре бутерброда с жареным мясом. Я съел один, он слопал два, а последний протянул Таше, которая заметила:

— Обычно я не ем красного мяса, но пахнет очень вкусно.

К семи часам небо стало серым и быстро стемнело. Мы снова погрузили проститутку в машину.

— Я все еще помню вкус того приятного соуса, — сказала она.

— Веди себя прилично, и сможешь рассчитывать на десерт, — хмыкнул Майло.

— Вы так добры, сэр. Я обожаю эту машину!

Я проехал к Бичвуду и остановился в двух кварталах от Алтаир-террас. Майло отстегнул ремень безопасности:

— Пора немного прогуляться.

— Сэр, идти придется в гору. Вы уверены, что справитесь?

— Твоя забота растрогала меня до слез. Пошли!

— Это точно безопасно?

— О чем ты беспокоишься?

— Он может меня увидеть.

— Почему ты решила, что он здесь?

— Так вы меня туда тащите?

— Это чтобы разбудить твои воспоминания.

— Я ведь уже сказала: это точно то самое место.

— Мы еще даже не попали на ту улицу.

— Но это здесь. Я чувствую.

— Ясновидящая?

— У меня бывают ощущения, — сказала она. — В волосах, они вроде как встают дыбом. Это означает, что я получаю послание.

— Пошла из машины.

Один квартал спустя:

— Не могли бы мы по крайней мере идти помедленнее, сэр? Мои бедные маленькие ножки болят.

— Я же предлагал достать тебе тапки.

— С этим платьем? Ни за что! Можем мы просто идти медленнее?

Майло вздохнул и замедлил шаг. Таша подмигнула мне.

Тьма-тьмущая, никаких тротуаров или фонарей, широкая полоса между участками заросла кустарником и старыми деревьями. Силуэт мира.

Таша сказала:

— Вот дом, где была вечеринка, я уверена. Теперь давайте уйдем.

— Говори шепотом.

— Простите. Это дом, где…

— Я тебя слышал. Который?

— Гм… мы еще не подошли.

— Тогда вперед.

Через несколько секунд Таша воскликнула:

— Вон тот! На самом верху!

— Шепотом, черт побери!

— Простите, простите. Но это он, точно.

Рука с длинными ногтями указала на низкую бледную коробку, пристроенную на самом высоком месте тупика.

Майло жестом приказал нам оставаться на месте, а сам прошел мимо трех домов, затем еще мимо четырех и наконец остановился, чуть-чуть не дойдя до цели. Подождал и рискнул на несколько мгновений осветить фонарем фасад.

Пустая стена с одним-единственным закрытым ставнями окном. Слева гараж с дверью из гофрированного алюминия. Цементная дорожка. Над плоской крышей возвышаются ели и эвкалипты, а перед домом — жалкая кривая пальма и покосившаяся юкка.

Майло вернулся к нам.

— Ты уверена?

Таша закивала:

— Абсолютно, сэр. Об эту идиотскую кривую штуку я порвала чулки. А сзади, если вы туда зайдете, хорошо видна надпись, и именно там мы гуляли с Тони, упокой Господь его душу.

Она оглядела дугу тупика.

— Я сейчас начинаю вспоминать. Вон оттуда доносился весь этот вой койотов. Я так испугалась, сэр, ведь было очень темно, совсем как сейчас. Я ненавижу темноту. Пойдемте отсюда?

— Стой рядом с моим напарником и не двигайся. — Майло снова пошел назад, на этот раз поближе к бледному дому.

— Все это карабканье вверх ему наверняка вредно, — заметила Таша, но я не ответил. — Ему надо заниматься физкультурой… Вы так мало говорите, сэр… Здесь так неприятно, тихо и страшно, вы понимаете, что я имею в виду. Как будто кто-то может выпрыгнуть. Как будто что-то… в тишине всегда таится зло. Дьявол любит тишину. Он хочет, чтобы вы думали, что все мило и тихо, и только тогда выпрыгивает и хватает вас. Это плохая тишина. Даже в Фонтане тишина лучше, чем здесь. Когда все куры засыпают, ты можешь слышать, как идет поезд. Я любила лежать в постели и слушать, как идет поезд, и старалась себе представить, куда он идет… Вот ваш друг снова идет сюда; надеюсь, на этот раз он увидел достаточно и мы сможем убраться куда подальше.

Майло был разочарован.

— Не могу сказать с уверенностью, но такое впечатление, что никого нет дома.

— Мои волосы говорят, — заявила Таша, — что это послание от Бога. Давайте уедем отсюда и найдем место, где есть хоть какие-то звуки.