Соня Глюсевич жила в крепости из желтого кирпича, которая занимала треть квартала на Восемьдесят третьей улице.
Двери в холл были широко открыты. Зеркала на стенах чередовались с бархатными панелями в золотую крапинку, болезные пальмы жаждали более яркого света.
Два швейцара без головных уборов, в белых рубашках сидели за конторкой, не обращая внимания на экран телевизора. Услышав имя Сони, один небрежно сделал разрешающий жест рукой и продолжил разглядывать брошюру.
— Номер квартиры?
Неспешная консультация с черной книгой в пластиковой обложке.
— Двадцать шестой, одиннадцатая.
Одетый в металл лифт вознес меня на двадцать шестой этаж. Коридоры были оклеены под блестящую медь с пятнами, призванными изображать патину. Ковер на полу ржаво-красного цвета уже основательно вытерся. Я постучал в дверь Сони Глюсевич.
На женщине, открывшей мне, было желто-оранжевое кимоно и сандалии на высоких каблуках. Немного за сорок, полноватая и симпатичная. Чересчур черные длинные волосы, накладные ресницы и алые губы. Заметно было, что она только что напудрилась, а духи с сильным запахом ванили можно было ощутить даже из коридора.
— Миссис Глюсевич? Я Алекс Делавэр.
— Соня. — Две слишком мягкие ладошки схватили мою руку. Новая волна запаха ванили. — Входите, пожалуйста.
Квадратная бледно-голубая гостиная заставлена черными плюшевыми кушетками и зеркальными, с золотом столиками в стиле барокко. Стены украшали картины с парижскими сценками, богатыми красками, но бедными пропорциями. Черная этажерка в японском стиле заставлена керамическими изделиями неясной формы.
Соня присела на уголок кушетки и указала мне на одно из кресел. Усевшись, я обнаружил, что наши колени находятся на расстоянии пары дюймов. Ничем не занавешенное окно выходило на Ист-Ривер и ночное сияние Куинса.
— Спасибо, что согласились со мной повидаться.
Зашуршал шелк, когда она скрестила ноги. На бледной мягкой шее — золотая цепочка, дополнительное сияние обеспечивают чересчур большие серьги в виде колец, перстень с огромным аметистом и золотые часы «Ролекс» с бриллиантами.
— Алекс, — сказала она. — Это распространенное русское имя. Вы иметь русская кровь?
— Насколько мне известно, нет.
— Пожалуйста, — предложила Соня, указывая на столик, на котором стояли крекеры, кусочки сыра с воткнутыми в них зубочистками, открытая бутылка рислинга и два хрустальных бокала. Приглушенный свет подчеркивал вид на реку и улучшал цвет ее лица.
Я налил нам обоим вина. Ее первый глоток не произвел никаких изменений в уровне жидкости. Я отпил еще меньше.
Мы оба улыбались и делали вид, что получаем удовольствие от общества друг друга. Как на неудачном свидании вслепую.
Похоже, те пятнадцать минут, которые потребовались мне, чтобы дойти до ее дома от особняка Корвуца, она использовала, чтобы подправить макияж и выставить скромное угощение.
— Мистер Корвуц объяснил вам, что меня интересует?
— Да, конечно. — Звенящий голос, славянские обертоны. Демонстрация мелких зубов в кокетливой улыбке предполагала бурную молодость. — Роланд сказать, что вы очень дотошный. Но он не сказать, что очень красивый.
Она положила сыр на крекер, откусила и покрутила в руке зубочистку.
— Вы считать, что, может, Дейл кого-то убивать?
— Возможно.
— Ладно.
— Это вас не шокирует?
— Конечно, это мне шокирует. Берите сыр. Хороший.
Я только что заплатил за свой сорокадолларовый салат в «Ла Белла», который мне даже не успели принести, и все же у меня не было аппетита ни на что, кроме информации.
Я взял крекер.
— Пожалуйста, расскажите мне о Дейле.
— Что рассказать?
— Какой он?
Соня задумалась.
— Он милый. Услужливый. Он любит помогать людям.
— Он помогал вам?
— О да!
— В чем?
— С моим текстом, как я должна говорить, как красить глаза. Это же иначе.
— Что иначе?
— Краска для театра. Вы должны что-то заявить…
— Это Дейл вам сказал?
Кивок.
— У Дейла был опыт в театральном гриме?
— Опыт, я не знать. Он был очень, очень хороший. Художник.
— Вы с ним встретились во время постановки «Праздник темного носа»?
— Да. Я быть Нюрона, путешественница по мозг, а Дейл быть сэр Эксон. Он меня учить, как пользоваться светлым и темным, — она коснулась века, — выглядеть загадочной на сцена. Делать лицо драматичный.
Роланд Корвуц говорил, что лица актеров были полностью закрыты темными капюшонами.
— Значит, вы с ним подружились? — предположил я.
Соня отпила глоток вина.
— Дейл был очень дружелюбный.
— Но вы не слишком удивились, что его подозревают в убийстве.
— Все может удивлять. Или ничего. Зависит.
— От чего?
Она склонила голову набок.
— Если вы доверять людям, вы удивляться.
— А вы нет?
— Больше нет, — улыбнулась она. — Мой муж каждый день говорить мне, что любит. Каждый божий день, в шесть тридцать, сразу же как просыпаться, даже зубы не почистив. «Я люблю тебя, Сонни». Прикрывать рот, чтобы я не чувствовать плохой запах. — Она провела рукой по животу, задержалась на колене. — Он был хирург. Каждую пятницу он дарить мне цветы, все женщины завидовать. Он так много работать, мой Стиви, пластиковый хирург. Допоздна. Очень, очень допоздна. — Она вновь сверкнула зубами. — Он всегда нанимать хорошеньких медсестер из Пуэрто-Рико. Сейчас он на одной из них замужем.
— А-а…
Она поменяла ноги местами. Ткань задвигалась, открывая щедрый кусок мясистого белого бедра.
— Когда вы познакомились с Дейлом, вы уже были замужем?
— Да, конечно.
— Какие между вами были отношения?
Кокетливая улыбка.
— Вы хотите знать, спать ли я с ним? Да, немного это случаться. Стив развлекаться со своими медсестрами. Если можно петуху, то почему нельзя курице?
— Немного? — спросил я.
— Мне нравилось, но Дайль не очень любить.
— Без энтузиазма.
— Да, энтузиазма, — сказала она. — Когда он это делать. Но он мог. С «мог» не быть проблем, проблем быть с «как часто».
— Он не казался вам голубым?
— Он сказал, что нет.
— А вы спрашивали?
— Это был печальный время для меня. — Ее плечи опустились. — Я находить счет от «Американ экспресс» в карман Стив. Большой, дорогой ужин в ресторане в Хэмптоне, куда я просить Стив меня сводить. Но он не сводить.
— Вот урод! — заметил я.
— Да, точно, Алекс. Большой урод. Вот я и был печальный. Я плакать и сказать Дейлу: «Пожалуйста, отнесись ко мне как к женщина», — но он был просто милый.
— Милый?
— Как с подругой.
— Он умел слушать?
— Слушать, держать за руку, обнимать. Поцелуи сюда. — Она коснулась кончика носа. — А к делу? Нет.
Соня поерзала, открыв еще больше бедра.
— Трудно поверить, что он мог вам отказать, — деликатно сказал я.
Ее глаза увлажнились.
— Наверное, вы врать, но мне все равно приятно.
Она выпила вина и посмотрела на потолок. Подбородок ее дрожал. Она прикрыла бедра.
Я не отставал:
— Значит, вы его спросили, не гей ли он, и он сказал, что нет?
— Да, так и сказал — нет.
— Ему не понравился ваш вопрос?
— Да нет, ничего такого, — пожала плечами она. — Он засмеяться и сменить тему.
— На какую?
— «Ты такая прелесть, Сони». — Глубокий вздох.
— Он был женоподобным?
— Нет, — сказала она. — Не думаю.
— Вы не уверены?
— Нет, я уверена, точно нет. Дейл не был как девушка, он просто чувствительный.
— Услужливый.
Она подмигнула:
— Не так, как нормальный мужчина, а?
Я засмеялся.
— Еще одно, в чем он быть другой, — сказана она. — Очень аккуратный и чистый, всегда хорошо пахнуть. И никаких игрушек. Я не говорить про секс-игрушки. Я иметь в виду быстрые машины, большие телевизоры, большие стерео. Стив все это обожать.
— У Дейла ничего такого не было?
— У Дейл вообще ничего не быть. Диван для спать, джинсы и свитера в стенном шкафу, почти никакой еды в холодильнике, только сок и вода. Еще рюкзак и шкатулка.
— Шкатулка?
— Зеленая шкатулка. Из армии.
— Дейл сказал вам, что он ветеран?
— Капитан, пять лет.
— Где он служил?
— В Германии. Он починять танки.
— Механик?
— Хорошие руки, — кивнула она. — Один раз он починить мою плиту, там огонек не гореть. И туалет. Туалет два раза.
— Речь идет о вашей квартире на Тридцать пятой улице.
Она щелкнула красным ногтем по бокалу.
— Алекс, мне быть очень, очень тоскливо в тот большой дом. Стив все время занят, работать с маленькими медсестрами. У Роланда быть этот новый дом, я участвовать в пьесе, зачем каждый вечер возвращаться на Лонг-Айленд?
— Вы сняли себе квартиру, а затем устроили жилье Дейлу.
— Я тоже любить помочь. — Она улыбнулась. — Я же говорить с вами.
— Я вам очень признателен. Итак…
— Как долго вы быть в городе, Алекс?
— Завтра уезжаю.
Она щелкнула языком.
— Вы много возвращаться?
— Время от времени.
— Это хороший город, всегда весело…
— Где жил Дейл до того, как перебрался в дом Роланда?
— В гостиница.
— Название не помните?
— Никогда и не знать. Дейл мне говорить: гостиница плохая. Я тогда сказать: «Знаешь, я могу помочь». Я говорить с Роланд, и Дейл переселяется в соседнюю квартиру.
— Что еще он говорил вам о себе?
— Ничего.
— Как насчет семьи?
— Он сказать, что нет.
— Почему?
— Родители умереть. Вот почему он переехать в город.
— Из Калифорнии?
— Калифорнии? — удивилась она. — Из Вашингтона.
— Он вам сказал, что приехал оттуда?
— Он говорить о столица, обо всех этих политиках, что они все время врут. Может быть, он тоже был политиком, а?
— Прежде чем перебраться сюда, Дейл жил в Сан-Франциско.
— Он никогда не говорить про Калифорния.
— А он не упоминал о сестрах или братьях?
— Он сказать, что единственный ребенок. — Она улыбнулась. — Снова соврал?
Я кивнул.
— Что еще он вам говорил?
— Я же уже сказать, ничего, Алекс. Вы не брать сыр, он хороший.
Я надкусил уголок сырного кубика. Резиновый, засохший по краям.
— Значит, ничего больше вы мне о Дейле рассказать не можете?
— Чаще я говорить, а Дейл слушать. Он был хороший друг, когда мне нужен был хороший друг. И теперь получается, он кого-то убить? Кого?
— Возможно, несколько человек.
Она поморщилась:
— Я так часто оставаться с ним одна, и он был всегда милый.
— Услужливый, — подсказал я.
— Такой услужливый. Я таких услужливых больше не встречать.
Соня ушла в комнату «для девочек», как она сказала, и вскоре вернулась, сняв все украшения, умывшись и подколов волосы наверх. Теперь она выглядела проще, но моложе.
— Вы не пошевелиться, — заметила она, не садясь. — Ни на дюйм.
— Боитесь, что я украду столовое серебро?
Она засмеялась.
— Вы уехать завтра? Утро или вечер?
— Рано утром.
Она моргнула и протянула руку:
— Желаю доброго пути, Алекс.
— Если не возражаете, еще несколько вопросов, — попросил я.
Вздохнув, Соня села.
— Теперь вы захотеть говорить про Сафран, верно? Роланд говорить, вы думать, что Брайт их убивать.
— Вас бы это удивило?
— Эти двое, — нахмурилась она. — Кто знать о таких людях?
— Каких «таких»?
— Всегда вот такое лицо. — Она сделала кислую гримасу. — Грязнули, неряхи, можно подумать, они вообще не мыться. Дейл сказать, они были как тараканы.
— Насекомые?
— Грязнить собственность Роланда, вести себя несправедливо к нему. Ужасно обращаться со своей собакой.
— Они жестоко обращались с собакой?
— Да иль говорить, они никогда его не гулять, пес гадил внутри.
— А Дейл бывал в квартире Сафранов?
Губы женщины расслабились, но глаза смотрели все так же настороженно.
— Это в первый раз я об этом подумать.
— Дейл и Сафраны не ладили. Ему нечего было делать в их квартире.
— Все равно, — сказала она. — Роланд никогда не просить Дейл ему помогать, никогда.
— Это Роланд хотел, чтобы вы мне так сказали?
— Роланд вовсе не какой-то гангстер. В Беларуси он работать в больнице, помогать старикам получить лекарство.
— В ночь исчезновения Сафраны пошли на спектакль на окраине. Тогда еще шла эта пьеса — «Праздник темного носа»?
— Шла. — Она хихикнула. — Скорее плелась. Всего четыре раза.
— Сафраны приходили?
Медленный кивок.
— Их пригласил Дейл. — Это не было вопросом.
— Я спросить зачем, а он сказать: «Почему не быть милым?»
— Им понравилось шоу?
— Не знаю.
— Вы видели Дейл а с ними после шоу?
— Не знаю, — повторила она. — Я снимать грим. На это нужно много времени.
— А Дейл уже ушел?
— Да.
— Когда-нибудь еще видели Сафранов после этого?
Долгое молчание; затем она медленно покачала головой:
— Мой Бог! Дейл!
— Дейл участвовал еще в каких-нибудь шоу?
— Нет.
— А чем он занимался?
— Я больше быть в Лонг-Айленд. Я пользоваться квартирой, только если не хотеть сидеть за рулем.
— Дейл где-нибудь работал?
— Он говорить, что собирается искать, но не сразу, у него был и деньги. От родителей, совсем немного… это тоже вранье, да?
— Он унаследовал куда больше, чем «совсем немного», — кивнул я. — И после того как он уехал из дома Роланда, нигде нет никаких следов его работы. Он говорил, какого типа занятие было бы ему интересно?
— Нет, не говорил… и я еще кое-что вспомнила. Он говорить, что собираться путешествовать.
— Где?
— По всему миру, как будто это одно большое место. Я говорить: «Дайль, поверь мне, мир вовсе не одно место, он состоять из маленьких группок людей, которые ненавидеть друг друга и убивать друг друга, и никто не любить того, кто чем-то отличаться. Хочешь съездить в Беларусь и взглянуть, почему я уехать?» Он сказал: «Нет, Сонни, я говорить о великих городах, таких как Париж, Лондон, Рим». Я спросить, почему он никогда не ехать в великие города, когда был капитаном в Германии. Он сказал: в армии на это не оставаться времени. Но может, он и в Германии не быть, а?
— Думаю, что так, — согласился я.
— Все вранье, — заключила она. — Ладно, ничего в этом нет нового.
— У вас, случайно, нет его снимков?
— Я не хранить сувениры.
Тогда я попросил описать Брайта, и вот что она сказала: большой, мясистый, лысый — то же самое уже сказал мне Сэм Полито.
— Карие глаза, — добавила она. — Мягкие такие. Иногда он носить очки, иногда линзы.
— Вам может показаться странным мой вопрос, но он когда-нибудь одевался в женское платье?
— Только не на улице.
— Вот как?
— Одна девушка в «Темном носе» — она играла Систему — была большая, шестнадцать, может, восемнадцать размер. Дайль порой шутить над ней.
— Насчет ее габаритов?
— Нет-нет, одежды. Он надевал ее тряпки, потом парик и говорить высоким голосом. Очень смешно.
— Дурачился?
— У него что, такая странность?
Я пожал плечами.
— Это дикое сексуальное убийство? — спросила Соня.
— Трудно сказать, что это такое.
— Господи… наверное, мне везти. Дайль всегда быть ласков со мной, но кто знать, да? Я устать, Алекс. Слишком много говорить.
Она проводила меня до двери, наклонилась и поцеловала в щеку, обдав облаком ванильного аромата.
Я снова поблагодарил ее.
— Почему бы и нет? — улыбнулась она. — Может, я когда-нибудь увидеть Калифорния?..