За окном второго этажа рвались грошовые шутихи, а небо полосовали праздничные лазерные лучи, но Энн ни на что не обращала внимания. Ее интересовал только экран компьютера. Она сидела на рабочем месте, устроенном в захламленной комнате для гостей, где стояли старые тренажеры, белый велосипед «Пежо» и множество коробок с папками, сложенных на кушетке у стены. Энн пора было в постель, однако она не могла не закончить поиски в Сети, начатые, чтобы выяснить прошлое Билла Дитса. Вверху экрана светилось:
«Вашему запросу удовлетворяет 427 человек, имеющих имя Уильям Дитс и привлекавшихся к уголовной ответственности».
В прошлый раз она остановилась на номере 82, а сейчас уже читала 112-й. Она до сих пор толком не понимала, зачем это делает. Не знала, найдет ли что-нибудь и важен ли результат. Просто Энн посмотрела тогда Биллу Дитсу в глаза и запомнила его бешенство. Злобу, замаскированную под заботу о жене. Желание защитить, даже любовь, а под этим — жестокость…
На 226-м номере она запросто расправлялась с Биллами Дитсами и даже получала удовольствие от такого элементарного задания. Щелкни имя, прочти, щелкай по следующему. Это легче, чем переписывать вступительную речь или стараться угадать, под какой личиной скроется Кевин при следующем воплощении. Номер 301-й, а удача все еще не на ее стороне.
— Мерфи, уже очень поздно, — сказала Бенни, стоявшая на пороге кабинета. — Тебе пора спать.
Она вошла, Медведь следом. Его когти зацокали по сосновому паркету. Бенни надела белый махровый халат. Волосы собраны в небрежный пучок. Когда она подошла ближе, Энн заметила, что глаза у начальницы покраснели и опухли.
— В чем дело? Ты простудилась?
— Наверное, аллергия на кошек. У меня чешется лицо, и я все время чихаю.
— О нет! — Энн стало плохо. — Когда это началось?
— После обеда. Я приняла душ. Без толку.
— Может, мне забрать Мэла и уйти?
— Нет, идти тебе некуда. Просто не выпускай его из комнаты. Есть и кое-что хорошее. Нашего свидетеля, миссис Браун, которая видела убийство собственными глазами, сейчас показывают в новостях. И по радио о ней говорят. Копы официально заявили, что в связи с твоим убийством они ищут Кевина Саторно, сбежавшего из мест заключения. Он объявлен в розыск.
— Эротоманы разыскиваются повсюду.
— Поэтому и я перехожу к следующему пункту. Саторно в бегах, однако мне хочется, чтобы ты слегка успокоилась. Я смогу защитить нас обеих, если что. Не пугайся, когда увидишь вот это. — Бенни сунула руку в карман халата и что-то оттуда извлекла. В свете настольной лампы мелькнула серебристая полировка.
— Тридцать восьмой… мм?..
Энн взяла пушку и со знанием дела повертела ее в руках. Прохладный корпус, засечки на деревянной рукояти немного потертые, как и золоченый логотип «Росси». Она нажала, и барабан выпал ей на ладонь. Револьвер был заряжен пятью пулями. Энн, услышав приятный щелчок, вставила барабан на место.
— Ему около десяти лет. Наверное, ты купила его подержанным.
Бенни подняла бровь:
— Да. Как ты узнала?
— Такие больше не выпускаются. «Росси» делала их в Бразилии. Эта шайка ушла из «Смита и Вессона». Поэтому-то он и похож на старые образцы.
Револьвер был дешевой подделкой, но Энн промолчала. Она не любила, когда плохо отзывались об оружии. Она повертела револьвер в руке, радуясь его тяжести.
— Хорошая пушка. Практичная. Остановить таким можно — и еще как. Тебе в самый раз. — Она протянула его Бенни.
— Значит, ты не испугалась?
— Из-за пушки? Нет. Главное, чтобы она была направлена не на меня. Я не помешана на оружии, однако после нападения Кевина тоже купила себе «игрушку». У меня тридцать вторая «беретта», полуавтомат. Прямо по моей ладони. Аккуратненькая, удобная. И ноготь нельзя сломать, когда заряжаешь. Классная девчоночья пушка. — Энн видела, что начальница, глядя на нее, веселится, и поэтому решила пояснить: — Я пробовала ходить к терапевту, однако на фиг это бросила. К тому же я не из тех, кому легчает в группе. Вместо этого я четыре вечера в неделю отправлялась на стрельбище. Через год я могла легко расстрелять кусок бумаги на расстоянии и почувствовала себя намного спокойней.
— Боже, Боже… Ты интересная девушка, Мерфи. — Бенни, криво улыбаясь, сунула револьвер в карман. — Я хочу, чтобы ты знала: пушка здесь и она заряжена. Мы в безопасности. Револьвер будет лежать в ящике моего ночного столика.
— Почему бы тебе не оставить его мне?
— Неудачная мысль. У тебя есть опыт обращения именно с таким оружием?
— Мог бы Икинс рисовать по трафарету?
Энн улыбнулась. Бенни тоже.
— И все-таки я положу его в свой ночной столик. — Она повернулась к компьютеру и оглядела экран опухшими глазами. — На какой стадии находится твой поиск? Когда ты собираешься лечь в постель? И что, если у Дитса есть уголовное прошлое?
— Я смогу воспользоваться этим на перекрестном допросе и оспорю его показания.
— Все так, хоть я и не знаю, чего ты этим добьешься. Если это действительно важно, мы можем после праздников натравить на него Лоу. В деле «Чипстера» твой враг не Дитс.
— Знаю. Его жена.
— Неверно. Ты юрист. Твой оппонент — ее юрист. Мэт Букер.
— Конечно. — Энн тут же решила ничего не рассказывать о своих чувствах к Мэту и наоборот. — Само собой.
Бенни сжала плечо Энн.
— Сделай одолжение, иди спать. Ты живешь на одном адреналине, а завтра — тяжелый день. Ну, спокойной ночи.
Бенни развернулась и тихо вышла. Удаляясь по коридору, она сопела, а Медведь с цоканьем следовал за ней. Энн глубоко вздохнула и вернулась к своему поиску. Она пропахала с 302-го по 397-й, вопреки всему надеясь, что здесь окажется ее Билл Дитс. Притормозила только после 426-го, а потом щелкнула по самой последней записи, испытывая странное ощущение игрока в кости. На экране возникло всего-навсего следующее: «Уильям Дитс, родился 15.03.80, округ Кочренвил. Незначительная кража».
— Нет! — вырвалось у Энн. Не было ничего. Мэл быстро поднял голову и прижал уши.
Энн вдруг потеряла ориентацию. Она ошиблась. У Билла Дитса не оказалось криминального прошлого. Он просто ревнивый, заботливый муж, не совершавший никаких преступлений, даже незначительных. Энн чувствовала себя ни на что не годной тупицей; у нее не осталось ни сил, ни чувств. Все шло не так. Она слишком вымоталась, чтобы думать. Очень уж сумасшедший выдался день…
Энн поднялась с места, выключила настольную лампу, избавилась, покачивая бедрами, от юбки и скользнула в постель. Она залезла под одеяло прямо в футболке. Постепенно в доме все стихло — слышен был лишь громкий задыхающийся храп в спальне Бенни на первом этаже. Энн решила, что это пес, от всей души надеясь, что Бенни не заболела окончательно. У нее в ногах улегся, покрутившись, Мэл. Он прислонился к ее закрытым одеялом ступням — точь-в-точь как дома. Однако Энн не чувствовала себя дома. Ей уже никогда не придется жить там. Энн лежала в темноте и неожиданно поняла, что у нее нет своего места, нет никого и ничего. Она выпала из «контекста», каким бы тот ни был. Бенни с присущей ей прямотой попала в точку: «Идти тебе некуда».
Энн закрыла глаза. Она пыталась собраться с мыслями. В эту минуту к сопению присоединился уличный шум. Сигналили машины, раздавался смех и вопли. Начался салют. Наверное, где-то закончилась вечеринка. Энн накрыла голову подушкой, но и это не помогло. Постель была не ее, она тосковала по своей подушке с фотографией, на которой Люси целовала Дези (74-я серия: «Ремонт в квартире Мерцев», 23 ноября 1953 года).
Энн перевалилась на другой бок и попыталась не думать о своем доме и о погибшей там Уилле. И о своей матери, от чьих маргариток не было никакого аромата. И о миссис Браун, сидящей в одиночестве со своими кроссвордами. И в особенности о Кевине с его пушкой. Получится ли у них поймать его завтра на панихиде? Другого выхода ведь нет. После ее сегодняшней неудачи это последний шанс.
Часом позже она все еще не спала. Ей было не по себе, не отпускало беспокойство. Энн вертелась с боку на бок и думала о Мэте. Эти цветы на крыльце. Страсть в его голосе — тогда, в офисе. Он был раздавлен горем. Придет ли Мэт на гражданскую панихиду? Ей хотелось сообщить ему, что она жива, хотелось увидеть его. В ней сидело неполиткорректное желание опереться о сильное плечо, поплакать на нем, зарыться лицом в чью-то теплую грудь… Энн любила мужчин и до истории с Кевином часто ходила на свидания. Несколько раз влюблялась и разочаровывалась, однако была очень счастлива. Не рядом ли с Мэтом ее место?
Через пятнадцать минут Энн оделась, заперла Мэла в спальне, схватила сумку с мобильником и «взятым взаймы» револьвером. Проникнуть в спальню Бенни и выкрасть из ящика оружие оказалось просто. Даже слишком. Храп, слава Богу, издавал пес.
Она вела «мустанг» по улицам Филадельфии. Энн понимала, что рискует, но все было рассчитано. Она могла за себя постоять, а шансы встретить Кевина стремились к нулю. Он скрывался от копов и залег на дно. Кроме того, у него до сих пор не было оснований считать ее живой. Стрелки часов показывали уже около двух ночи, однако тротуары едва ли можно было назвать пустыми. Туристы кочевали из клуба в клуб, смеялись, болтали. Многие несли коричневые пакеты с бутылками или размахивали связками по шесть банок, соединенных пластиковыми петлями.
Энн остановилась на красный свет и стала разглядывать гуляющих. Кевина здесь не оказалось. Ночь была знойной. В воздухе разливалось какое-то неистовство. Все вели себя плохо, а Энн — хуже всех. Ехала, куда не следовало, а объяснить толком ничего не могла. Чем это кончится — непонятно. «Мустанг» двигался в «колониальную» часть города, к дому Мэта. Энн выяснила адрес по 411, но заранее звонить не стала. Старый город раскинулся восточнее, там был округ Зала независимости, того, где была подписана Декларация независимости. Теперь, когда Филадельфия начала праздновать день рождения нации, именно в старом городе самая большая толчея. Энн же мчалась на юг. Вскоре за окнами машины замелькали кирпичные дома, увитые плющом.
Энн ощущала, как летняя ночь ерошит ее короткие волосы, и нажала на акселератор. Она забыла о своей матери и о деле «Чипстера». Оставила между собой и Кевином разделяющее их пространство. Энн чувствовала себя так, будто только что сюда переехала. Полной надежд. И нетерпения. Сердце забилось быстрее. Она сделала круг в поисках свободного места и в конце концов припарковалась с нарушением: другого выхода не было. Всеобщие гулянья продолжались. Она выключила зажигание и уже собиралась выйти, когда увидела себя в зеркальце заднего вида. Забыла помаду. Шрам в середине верхней губы был слишком заметен.
«Да будет так».
Она взяла сумочку, достала револьвер и сунула его за пояс юбки (на всякий случай). Надела темные очки и выбралась из «мустанга» — с той уверенностью, которую дает припасенное оружие. Энн прошла несколько кварталов, прежде чем нашла дом Мэта: кирпичный, ленточной застройки, как у нее, только кирпич постарее. Цвета дыни, выцветший и осыпающийся. Черные ставни, черная дверь. На первом этаже горел свет, пробивавшийся сквозь занавески. Он работал допоздна, как и она. Энн постучала, и спустя минуту зажегся наружный фонарь. Дверь распахнулась.
Увидев Мэта, Энн ахнула.
— Что стряслось?!