33

Утро вторника выдалось ясное и прохладное. Температура держалась вполне умеренная, градусов семьдесят,[46] и влажности особой не чувствовалось. Небо над Филадельфией было кристально чистым, отчего горизонт приобрел необычную отчетливость, яркость и в нем чувствовалось что-то металлическое. Солнце пока еще стояло низко и не спешило появиться из-за небоскребов: отсыпалось после суматошных выходных со всеми этими цилиндрами Дяди Сэма и красными «платформами».

Город возвращался к работе. Все нуждались в подзарядке. По улицам, где еще вчера движение было перекрыто, вновь понеслись неуклюжие белые автобусы. Работники в зеленых рубашках очищали канавы от стаканчиков и бумажных пакетов, накалывая их на специальные острые шесты. Магазины открывали витрины, поднимая защитные решетки на стрекочущих, блестящих от смазки цепях. Люди плелись на службу с некоторым опозданием — в чистых рубашках, загорелые, с портфелями в руках (за выходные они не открыли их ни разу). У многих, как и у Энн, под мышкой торчала газета.

«ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ, САЛЮТ!» — гласил заголовок в специальном выпуске «Дейли ньюс». Энн предпочла бы «ДЕЛО ЗАКРЫТО»: процесс по «Чипстеру» отменили. Мэт был сейчас в суде. Отзывал иск. Тяжеловато вести дело, когда истица сидит в тюрьме и обвиняется в убийстве.

Энн шла с высоко поднятой головой. На ней были светло-коричневые «бланики». Сегодня она надела льняной костюм цвета сливочного мороженого и свободную белую футболку. Все почти вернулось на круги своя. Если, конечно, под «вернулось» понимать отсутствие темных очков, помады и наличие шрама. Кроме того, Энн шла на работу с опозданием, так как с утра выкрасила волосы обратно в привычный цвет. Мысль: жизнь слишком коротка, и прожить ее она хочет только рыжей.

Последний квартал перед офисом Энн прошагала твердым веселым шагом. Отчасти ее радость объяснялась одеждой, однако главная причина ликования — новый замысел, который поддерживал ее даже при подходе к морю репортеров, камер и автобусов телекомпаний, столпившихся у здания офиса. Их сдерживали, не давая выйти на проезжую часть, восемь копов. Энн улыбнулась: столько полицейских она не видела за все выходные.

Стоящий с краю репортер узнал ее первым и побежал навстречу.

— Мисс Мерфи, как вам удалось задержать убийцу?

— Что двигало Бет Дитс?..

— …только для нашей газеты!

Остальные репортеры начали поворачиваться в ее сторону, завертелись объективы фотоаппаратов.

— Мисс Мерфи! Энн! Сюда! — кричали все разом. Они валили к ней. Энн замахнулась на журналистов газетой.

— Мне нечего сказать! — сказала она, врезаясь в толпу. — Нечего!

Она продиралась сквозь прессу навстречу щелканью электроприводов и гудению видеокамер. На пути у нее встал телерепортер. Вдруг его перехватила чья-то здоровенная рука. Энн благодарно подняла глаза и увидела Херба, Знойного и Большого, при полном параде.

— Всем с дороги! С дороги! — кричал он.

Не ограничившись этим, Херб проводил Энн до входа в здание, там пропустил ее вперед и прошел сквозь вращающуюся дверь следом. Он не оставил Энн и в холле. Смеясь и промокая лоб платком, он сказал:

— Фу-у!.. Вот ведь придурки!

— Ты прямо спас меня, спасибо! — от всей души поблагодарила Энн. У нее было такое замечательное настроение, что она радовалась даже Знойному и Большому, а тот ухмылялся ей сверху. В его взгляде было скорее изумление, нежели распутство.

— Слушай, Рыжая Макушка… Та новая девушка — это же была ты?

— Да. Извини. Не хотела тебя обманывать…

— Шутишь? — махнул рукой Херб, ведя ее к лифту и посмеиваясь на ходу; лифт стоял открытым. — Просто я рад, что ты жива. Ты мне нравишься, детка…

Он говорил искренне, почти с родительской теплотой. Энн вошла в лифт и нажала кнопку.

— Спасибо, я польщена, — сказала она. Двери закрылись, и ее унесло наверх.

Едва лифт приехал, как секретарша выскочила из-за стола и кинулась обнимать Энн. Остальные секретарши и стажерки тоже неслись к ним.

— Вы живы! Вы живы! — кричали они хором, и Энн, которая со все возраставшим удовольствием привыкала к подругам, уже знала: сначала надо обняться, потом поплакать, а после отправиться по магазинам.

Энн заметила, что в заплаканных глазах отпустившей ее наконец секретарши светится беспокойство.

— Энн, Бенни хочет тебя видеть. Новый клиент. Бенни в комнате «Си».

— Новый клиент? Шутите! — Энн испуганно посмотрела на закрытую дверь, которую было видно из холла. — Не хочу я работать! Хочу обниматься!

Секретарша нахмурилась:

— Лучше сходи. Джуди и Мэри уже там, ждут тебя. Клиент — в «Ди». Там что-то случилось.

— Для юриста всегда найдется работа… — вздохнула Энн. Попрощавшись как положено с новыми подружками, она пошла к Бенни.

Открыв дверь, Энн увидела сидевших вокруг полированного стола Бенни, Мэри и Джуди. Перед каждой лежал чистый блокнот и стояла небьющаяся кружка со свежим кофе. Она встречалась с ними всего несколько часов назад на пути из «Раундхауса», после ареста Бет. Однако, судя по их виду, они чувствовали себя так же, как и Энн, — были бодры, внимательны и собранны. Бенни надела зеленый костюм, Мэри — шелковую блузку, синий костюмчик и сделала французскую прическу.

— Ты и вправду хочешь дать мне работу? — спросила Энн, а Бенни как ни в чем не бывало улыбнулась и пошла ей навстречу.

— Доброе утро, — сказала она, приобняв Энн. — Удалось отдохнуть?

— Да, часика два. Мэл решил наверстать упущенное.

— Я по нему соскучилась.

Бенни улыбнулась. Подошли Мэри с Джуди и тоже обняли подругу. Несмотря на тепло и приязнь, в воздухе чувствовалось какое-то напряжение. У Бенни на уме что-то было, однако Энн начала со своего.

— Пока мы не приступили к делу, хочу поделиться одной мыслью, — сообщила она. — Можно я начну? Это не терпит отлагательства.

Бенни замешкалась.

— Давай. О чем ты?

— Сядьте-ка. Особенно ты, Бенни. Тебе обязательно нужно сесть. Вот какое дело… — начала Энн, и все три женщины уселись. — Ладно. В тот день, когда все думали, что меня убили, я услышала по радио, что вы предложили вознаграждение тому, кто найдет убийцу.

— Да.

— Фирма предложила пятьдесят тысяч долларов.

— Да, верно.

— Вот. Как известно, убийцу — Бет Дитс — нашла я и прошлой ночью сдала ее властям. Ее арестовали.

— Ты это к чему? — спросила Бенни. Ни Мэри, ни Джуди ничего не понимали.

— Я хочу получить вознаграждение. Я хочу основать общество жертв преступлений, в честь Уиллы. Думаю, это будет замечательной памятью о ней и принесет много добра. Возможно, даже поможет уберечь мир от новых Кевинов.

Бенни кивнула:

— Разумно. Договорились. Очень хорошая мысль!

— И ты не хочешь меня избить?

— Нет.

— Это большие деньги!

— Еще бы!

— Они пойдут из твоего кармана.

— Я понимаю. — Глаза Бенни потемнели. — Не беспокойся насчет этого. Можешь заплатить из этих денег за похороны Уиллы и за все.

— Нет, спасибо. — У Энн неожиданно запершило в горле. — Я уже решила. Я заплачу сама и устрою гражданскую панихиду. Будет хорошо, если вы все придете.

— Придем, — быстро сказала Бенни.

— Конечно, придем, — кивнула Джуди.

— И поможем тебе с панихидой, — добавила Мэри.

— Спасибо.

Энн хлопнула по столу, чтобы разогнать печаль и перейти к делу.

— Так, и что у нас происходит? Я слышала, меня ждет клиент.

— Да. Я понимаю, тебе хочется отдохнуть, однако нельзя откладывать. — Сидевшая во главе стола Бенни поднялась и откашлялась. — У нас новый клиент, и он в беде. В настоящей беде…

— Убийство? — спросила Энн.

Бенни подняла руку, словно постовой.

— Не настолько плохо, хотя и близко к тому.

— Дело гражданское или уголовное?

— Гражданское, — кивнула Бенни. — И должна тебе сказать, клиента ждет наказание. Неизбежное. Другими словами, клиент виновен. Более чем.

Энн вздохнула:

— И почему мы никогда не берем простые случаи?

— Потому что мы слишком умны для простых случаев!

— И наверное, мы слишком хорошо смотримся в «платформах», — добавила Мэри.

— Ты, может, и смотришься, — сердито вставила Джуди.

Бенни махнула рукой, чтобы все замолчали.

— Возвратимся к нашему клиенту. Он, конечно, виновен, однако проступок имел место очень давно. Этим можно воспользоваться, выстраивая защиту.

— Сроки вышли? — спросила Энн, имея в виду срок давности и гадая, где и что именно натворил ее клиент.

— Нет. Однако есть очень интересные детали, о которых тебе стоило бы узнать и прояснить их.

Энн ничего не понимала.

— Что он наделал?

— Тебе надо выяснить, что произошло. Расследовать и понять все в целом. Ты знаешь, как готовить дело. Клиент ждет тебя в «Ди».

— Это мой клиент?

— Определенно твой! Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься. Ты через многое прошла. У тебя есть опыт, зрелость и способность взглянуть на вещи широко. К нам приходит новое, когда мы становимся к нему готовы. Возьми несколько дней отгула и разберись со случившимся.

— Правда? — Энн встала и схватила с середины стола чистый блокнот. — Что-то вроде творческого отпуска?

— Именно так, — улыбнулась Бенни. — Ты помнишь тот дом на побережье, который ты сняла, чтобы готовиться к «Чипстеру»? Я арендовала его для тебя. Всю следующую неделю он в твоем распоряжении, а на выходные мы выпишем тебе Мэта. Выходные среди любви — и только мы рядом.

— Правда? — взвизгнула Энн, и Бенни рассмеялась:

— Правда. Кстати, тебе приходилось раньше иметь дело с виновными?

— Гил… Что-то вроде. Ненавижу!

— То-то и оно! Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья. Так что, встречаясь с новым клиентом, не суди, а лишь слушай. Поняла?

— Да.

— Можешь спрашивать, конечно же, можешь сомневаться, а вот судить — не можешь. Адвокаты — не судьи, а судят только они. Ухватила? Прямо стихи… Ступай же в комнату для бесед, дочь моя!

— Я так благодарна!

Энн обошла стол и обняла Бенни. Потом вернулась к двери.

— Я зайду к тебе, когда закончу, — сказала она, уже открыв дверь.

— Не сомневаюсь, — ответила Бенни в закрывающуюся дверь. Энн торопливо прошла через холл и открыла дверь в «Ди». В конце стола сидела ее мать. Она казалась совсем маленькой.

Крашеные темные волосы забраны назад. Терри надела простое синее платье, а по губам едва провела неброской помадой. Она немного ерзала на стуле. Рука с накрашенными ногтями лежала на столе, а веки дрожали, будто от смущения.

«Тебе есть чего стыдиться», — подумала Энн. Она была слишком удивлена, чтобы говорить.

— Я пришла сюда утром, чтобы повидать тебя, — сказала мать, запинаясь; ее британский акцент исчез. — Твоя начальница, Бенни, сказала подождать здесь. Она решила, что сначала сама с тобой поговорит, и тогда, возможно, ты со мной встретишься. Она очень добра…

— Ты ее плохо знаешь.

Энн хотела свернуть Бенни шею, хотя потом и вспомнила ее слова: «Не суди, просто слушай».

— Я надеялась… Может, мы поговорим до моего возвращения в Лос-Анджелес… Я ничего от тебя не жду. Я только хочу с тобой поговорить — в последний раз. И знай, что я не колюсь и не пью уже пять месяцев и десять дней. Я даже работаю в этом центре… Настоящая работа, там мне платят.

«Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья».

— Если хочешь, я сразу уеду, — продолжала мать. — У меня есть билет на ближайший рейс. На три часа дня.

«Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься».

— Я лишь не хотела уехать не попрощавшись. И не поздоровавшись…

Энн почувствовала, как что-то спрятанное глубоко в ее груди выходит на свободу. Она держала это в себе, но не хотела признавать, что оно там есть. Ей вспомнилась миссис Браун среди своих кроссвордов и миссис Динунцио, окруженная родными. Энн понимала, что тут есть какая-то связь, и все же была слишком потрясена, чтобы распутывать это теперь. Она почувствовала, как оседает на стул и машинально кладет на стол блокнот, словно перед ней новый клиент.

— Так могли бы мы поговорить немного?.. — спросила мама.

— Да, — ответила Энн.

Она откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. В конце концов Энн решила «начать сначала» по-другому. Так вот, это неплохое место, чтобы начать. Сначала.

— Давай-ка вернемся к исходной точке, — сказала она.

Итак… Они начали.

Загрузка...