Утро вторника выдалось ясное и прохладное. Температура держалась вполне умеренная, градусов семьдесят,[46] и влажности особой не чувствовалось. Небо над Филадельфией было кристально чистым, отчего горизонт приобрел необычную отчетливость, яркость и в нем чувствовалось что-то металлическое. Солнце пока еще стояло низко и не спешило появиться из-за небоскребов: отсыпалось после суматошных выходных со всеми этими цилиндрами Дяди Сэма и красными «платформами».
Город возвращался к работе. Все нуждались в подзарядке. По улицам, где еще вчера движение было перекрыто, вновь понеслись неуклюжие белые автобусы. Работники в зеленых рубашках очищали канавы от стаканчиков и бумажных пакетов, накалывая их на специальные острые шесты. Магазины открывали витрины, поднимая защитные решетки на стрекочущих, блестящих от смазки цепях. Люди плелись на службу с некоторым опозданием — в чистых рубашках, загорелые, с портфелями в руках (за выходные они не открыли их ни разу). У многих, как и у Энн, под мышкой торчала газета.
«ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ, САЛЮТ!» — гласил заголовок в специальном выпуске «Дейли ньюс». Энн предпочла бы «ДЕЛО ЗАКРЫТО»: процесс по «Чипстеру» отменили. Мэт был сейчас в суде. Отзывал иск. Тяжеловато вести дело, когда истица сидит в тюрьме и обвиняется в убийстве.
Энн шла с высоко поднятой головой. На ней были светло-коричневые «бланики». Сегодня она надела льняной костюм цвета сливочного мороженого и свободную белую футболку. Все почти вернулось на круги своя. Если, конечно, под «вернулось» понимать отсутствие темных очков, помады и наличие шрама. Кроме того, Энн шла на работу с опозданием, так как с утра выкрасила волосы обратно в привычный цвет. Мысль: жизнь слишком коротка, и прожить ее она хочет только рыжей.
Последний квартал перед офисом Энн прошагала твердым веселым шагом. Отчасти ее радость объяснялась одеждой, однако главная причина ликования — новый замысел, который поддерживал ее даже при подходе к морю репортеров, камер и автобусов телекомпаний, столпившихся у здания офиса. Их сдерживали, не давая выйти на проезжую часть, восемь копов. Энн улыбнулась: столько полицейских она не видела за все выходные.
Стоящий с краю репортер узнал ее первым и побежал навстречу.
— Мисс Мерфи, как вам удалось задержать убийцу?
— Что двигало Бет Дитс?..
— …только для нашей газеты!
Остальные репортеры начали поворачиваться в ее сторону, завертелись объективы фотоаппаратов.
— Мисс Мерфи! Энн! Сюда! — кричали все разом. Они валили к ней. Энн замахнулась на журналистов газетой.
— Мне нечего сказать! — сказала она, врезаясь в толпу. — Нечего!
Она продиралась сквозь прессу навстречу щелканью электроприводов и гудению видеокамер. На пути у нее встал телерепортер. Вдруг его перехватила чья-то здоровенная рука. Энн благодарно подняла глаза и увидела Херба, Знойного и Большого, при полном параде.
— Всем с дороги! С дороги! — кричал он.
Не ограничившись этим, Херб проводил Энн до входа в здание, там пропустил ее вперед и прошел сквозь вращающуюся дверь следом. Он не оставил Энн и в холле. Смеясь и промокая лоб платком, он сказал:
— Фу-у!.. Вот ведь придурки!
— Ты прямо спас меня, спасибо! — от всей души поблагодарила Энн. У нее было такое замечательное настроение, что она радовалась даже Знойному и Большому, а тот ухмылялся ей сверху. В его взгляде было скорее изумление, нежели распутство.
— Слушай, Рыжая Макушка… Та новая девушка — это же была ты?
— Да. Извини. Не хотела тебя обманывать…
— Шутишь? — махнул рукой Херб, ведя ее к лифту и посмеиваясь на ходу; лифт стоял открытым. — Просто я рад, что ты жива. Ты мне нравишься, детка…
Он говорил искренне, почти с родительской теплотой. Энн вошла в лифт и нажала кнопку.
— Спасибо, я польщена, — сказала она. Двери закрылись, и ее унесло наверх.
Едва лифт приехал, как секретарша выскочила из-за стола и кинулась обнимать Энн. Остальные секретарши и стажерки тоже неслись к ним.
— Вы живы! Вы живы! — кричали они хором, и Энн, которая со все возраставшим удовольствием привыкала к подругам, уже знала: сначала надо обняться, потом поплакать, а после отправиться по магазинам.
Энн заметила, что в заплаканных глазах отпустившей ее наконец секретарши светится беспокойство.
— Энн, Бенни хочет тебя видеть. Новый клиент. Бенни в комнате «Си».
— Новый клиент? Шутите! — Энн испуганно посмотрела на закрытую дверь, которую было видно из холла. — Не хочу я работать! Хочу обниматься!
Секретарша нахмурилась:
— Лучше сходи. Джуди и Мэри уже там, ждут тебя. Клиент — в «Ди». Там что-то случилось.
— Для юриста всегда найдется работа… — вздохнула Энн. Попрощавшись как положено с новыми подружками, она пошла к Бенни.
Открыв дверь, Энн увидела сидевших вокруг полированного стола Бенни, Мэри и Джуди. Перед каждой лежал чистый блокнот и стояла небьющаяся кружка со свежим кофе. Она встречалась с ними всего несколько часов назад на пути из «Раундхауса», после ареста Бет. Однако, судя по их виду, они чувствовали себя так же, как и Энн, — были бодры, внимательны и собранны. Бенни надела зеленый костюм, Мэри — шелковую блузку, синий костюмчик и сделала французскую прическу.
— Ты и вправду хочешь дать мне работу? — спросила Энн, а Бенни как ни в чем не бывало улыбнулась и пошла ей навстречу.
— Доброе утро, — сказала она, приобняв Энн. — Удалось отдохнуть?
— Да, часика два. Мэл решил наверстать упущенное.
— Я по нему соскучилась.
Бенни улыбнулась. Подошли Мэри с Джуди и тоже обняли подругу. Несмотря на тепло и приязнь, в воздухе чувствовалось какое-то напряжение. У Бенни на уме что-то было, однако Энн начала со своего.
— Пока мы не приступили к делу, хочу поделиться одной мыслью, — сообщила она. — Можно я начну? Это не терпит отлагательства.
Бенни замешкалась.
— Давай. О чем ты?
— Сядьте-ка. Особенно ты, Бенни. Тебе обязательно нужно сесть. Вот какое дело… — начала Энн, и все три женщины уселись. — Ладно. В тот день, когда все думали, что меня убили, я услышала по радио, что вы предложили вознаграждение тому, кто найдет убийцу.
— Да.
— Фирма предложила пятьдесят тысяч долларов.
— Да, верно.
— Вот. Как известно, убийцу — Бет Дитс — нашла я и прошлой ночью сдала ее властям. Ее арестовали.
— Ты это к чему? — спросила Бенни. Ни Мэри, ни Джуди ничего не понимали.
— Я хочу получить вознаграждение. Я хочу основать общество жертв преступлений, в честь Уиллы. Думаю, это будет замечательной памятью о ней и принесет много добра. Возможно, даже поможет уберечь мир от новых Кевинов.
Бенни кивнула:
— Разумно. Договорились. Очень хорошая мысль!
— И ты не хочешь меня избить?
— Нет.
— Это большие деньги!
— Еще бы!
— Они пойдут из твоего кармана.
— Я понимаю. — Глаза Бенни потемнели. — Не беспокойся насчет этого. Можешь заплатить из этих денег за похороны Уиллы и за все.
— Нет, спасибо. — У Энн неожиданно запершило в горле. — Я уже решила. Я заплачу сама и устрою гражданскую панихиду. Будет хорошо, если вы все придете.
— Придем, — быстро сказала Бенни.
— Конечно, придем, — кивнула Джуди.
— И поможем тебе с панихидой, — добавила Мэри.
— Спасибо.
Энн хлопнула по столу, чтобы разогнать печаль и перейти к делу.
— Так, и что у нас происходит? Я слышала, меня ждет клиент.
— Да. Я понимаю, тебе хочется отдохнуть, однако нельзя откладывать. — Сидевшая во главе стола Бенни поднялась и откашлялась. — У нас новый клиент, и он в беде. В настоящей беде…
— Убийство? — спросила Энн.
Бенни подняла руку, словно постовой.
— Не настолько плохо, хотя и близко к тому.
— Дело гражданское или уголовное?
— Гражданское, — кивнула Бенни. — И должна тебе сказать, клиента ждет наказание. Неизбежное. Другими словами, клиент виновен. Более чем.
Энн вздохнула:
— И почему мы никогда не берем простые случаи?
— Потому что мы слишком умны для простых случаев!
— И наверное, мы слишком хорошо смотримся в «платформах», — добавила Мэри.
— Ты, может, и смотришься, — сердито вставила Джуди.
Бенни махнула рукой, чтобы все замолчали.
— Возвратимся к нашему клиенту. Он, конечно, виновен, однако проступок имел место очень давно. Этим можно воспользоваться, выстраивая защиту.
— Сроки вышли? — спросила Энн, имея в виду срок давности и гадая, где и что именно натворил ее клиент.
— Нет. Однако есть очень интересные детали, о которых тебе стоило бы узнать и прояснить их.
Энн ничего не понимала.
— Что он наделал?
— Тебе надо выяснить, что произошло. Расследовать и понять все в целом. Ты знаешь, как готовить дело. Клиент ждет тебя в «Ди».
— Это мой клиент?
— Определенно твой! Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься. Ты через многое прошла. У тебя есть опыт, зрелость и способность взглянуть на вещи широко. К нам приходит новое, когда мы становимся к нему готовы. Возьми несколько дней отгула и разберись со случившимся.
— Правда? — Энн встала и схватила с середины стола чистый блокнот. — Что-то вроде творческого отпуска?
— Именно так, — улыбнулась Бенни. — Ты помнишь тот дом на побережье, который ты сняла, чтобы готовиться к «Чипстеру»? Я арендовала его для тебя. Всю следующую неделю он в твоем распоряжении, а на выходные мы выпишем тебе Мэта. Выходные среди любви — и только мы рядом.
— Правда? — взвизгнула Энн, и Бенни рассмеялась:
— Правда. Кстати, тебе приходилось раньше иметь дело с виновными?
— Гил… Что-то вроде. Ненавижу!
— То-то и оно! Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья. Так что, встречаясь с новым клиентом, не суди, а лишь слушай. Поняла?
— Да.
— Можешь спрашивать, конечно же, можешь сомневаться, а вот судить — не можешь. Адвокаты — не судьи, а судят только они. Ухватила? Прямо стихи… Ступай же в комнату для бесед, дочь моя!
— Я так благодарна!
Энн обошла стол и обняла Бенни. Потом вернулась к двери.
— Я зайду к тебе, когда закончу, — сказала она, уже открыв дверь.
— Не сомневаюсь, — ответила Бенни в закрывающуюся дверь. Энн торопливо прошла через холл и открыла дверь в «Ди». В конце стола сидела ее мать. Она казалась совсем маленькой.
Крашеные темные волосы забраны назад. Терри надела простое синее платье, а по губам едва провела неброской помадой. Она немного ерзала на стуле. Рука с накрашенными ногтями лежала на столе, а веки дрожали, будто от смущения.
«Тебе есть чего стыдиться», — подумала Энн. Она была слишком удивлена, чтобы говорить.
— Я пришла сюда утром, чтобы повидать тебя, — сказала мать, запинаясь; ее британский акцент исчез. — Твоя начальница, Бенни, сказала подождать здесь. Она решила, что сначала сама с тобой поговорит, и тогда, возможно, ты со мной встретишься. Она очень добра…
— Ты ее плохо знаешь.
Энн хотела свернуть Бенни шею, хотя потом и вспомнила ее слова: «Не суди, просто слушай».
— Я надеялась… Может, мы поговорим до моего возвращения в Лос-Анджелес… Я ничего от тебя не жду. Я только хочу с тобой поговорить — в последний раз. И знай, что я не колюсь и не пью уже пять месяцев и десять дней. Я даже работаю в этом центре… Настоящая работа, там мне платят.
«Клиенты приходят к нам сами, и мы не можем выбирать их. Они как семья».
— Если хочешь, я сразу уеду, — продолжала мать. — У меня есть билет на ближайший рейс. На три часа дня.
«Прежде этот случай оказался бы тебе не по силам, зато теперь ты справишься».
— Я лишь не хотела уехать не попрощавшись. И не поздоровавшись…
Энн почувствовала, как что-то спрятанное глубоко в ее груди выходит на свободу. Она держала это в себе, но не хотела признавать, что оно там есть. Ей вспомнилась миссис Браун среди своих кроссвордов и миссис Динунцио, окруженная родными. Энн понимала, что тут есть какая-то связь, и все же была слишком потрясена, чтобы распутывать это теперь. Она почувствовала, как оседает на стул и машинально кладет на стол блокнот, словно перед ней новый клиент.
— Так могли бы мы поговорить немного?.. — спросила мама.
— Да, — ответила Энн.
Она откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. В конце концов Энн решила «начать сначала» по-другому. Так вот, это неплохое место, чтобы начать. Сначала.
— Давай-ка вернемся к исходной точке, — сказала она.
Итак… Они начали.