Кирилл
Иду след в след и наблюдаю за тем, как она двигается, и как колышется вокруг ее тела тонкое платье.
Вдыхаю оставленный в воздухе сладкий след.
От того и от другого в крови бурление. Я чувствую себя электрическим кабелем, с которого сняли защиту. Каждый раз, когда Машу вижу, именно так себя и ощущаю, но больше не собираюсь заставлять ее защищаться.
Кажется, отныне во мне поселилось непреодолимое желание видеть вокруг как можно больше красоты. Это, можно сказать, моя новая жизненная модель. Я хочу купаться в прекрасном с утра до вечера, точно, как советовала Маша. Сама она, разумеется, вне конкуренции, я же — просто жалкий любитель.
Наблюдая за ней, я сжимаю лежащие в карманах руки в кулаки, чтобы сдержать свою потребность прикоснуться к прекрасному прямо сейчас.
Гравий под нашими ногами скрипит, узкая дорожка тянется вдоль ограждения, но эта прогулка не похожа на метафорическое размеренное течение реки, потому что спокойным я себя не ощущаю.
Когда ровняюсь с Машей, плечом задеваю ее плечо, но ничего не могу с этим поделать. Вопрос не в габаритах узкой дорожки, а в том, что меня корежит от желания коснуться.
Не пытаясь увеличить между нами расстояние, Маша косится на меня, сообщая:
— Лео сказал “папа”.
— Я в курсе, — смотрю на нее в ответ.
Это как раз та отметка, после которой в моей голове произошел крутой вираж. Простое слово из четырех букв оказалось чем-то вроде кувалды, которой мой сын хорошенько приложился мне по башке.
Ощущения были такие, будто меня крепко схватили за горло. Эта хватка и сейчас со мной. Словно у моего места в этом мире появились четкие очертания полуторагодовалого ребенка, в котором мне нравится все, даже его упорное сопротивление любому давлению.
— Вы хорошо ладите, — замечает Маша.
Это сильно сказано.
— По-разному, — пропускаю ее вперед.
Она подходит к еще одной смотровой площадке примерно три на три метра, обнесенной кованой низкой оградой, и разворачивается ко мне лицом.
Оставляю между нами расстояние в один свой шаг, останавливаясь.
В последнее время меня прессуют потребности, которые к сексу имеют только частичное отношение. Мне банально хочется уткнуться во что-то мягкое, теплое и податливое, может, поэтому так херово спится.
Мне хочется гребаной заботы. Того тепла, которое достается моему сыну, а меня обходит стороной. Но я ведь заслужил. Все потому, что прорву своих гребаных чувств я не заткнул до сих пор, и все, что происходит в данную минуту — моя работа над собой.
Маша скользит глазами по моему телу, теребя ремешок переброшенной через плечо сумки.
У ее тела очень простой язык — понять, чего она хочет, можно только опытным путем. Только дотронувшись. До этого момента она, кажется, и сама не понимает, чего хочет. Но мои кулаки все еще в карманах, потому что в этот раз ей придется сказать о своих желаниях вслух.
Да, твою мать, двух отказов мне было достаточно.
— Наверное, я должен сказать за него спасибо, — произношу вслух то, что уже не первый день взрывает мои мозги. — Спасибо, — адресую ей это слово.
— И тебе спасибо, — сверлит меня взглядом. — Я не знала, будешь ты рад или нет, поэтому молчала.
— Я думал, ответственность за свои поступки — это твое кредо.
— Я наплевала на ответственность, — складывает на груди руки. — Я этим не горжусь, но ничего бы не изменила.
— Тебе повезло, что время не идет вспять, — не могу удержаться от иронии. — И выяснять никогда не придется.
— Я ничего бы не изменила, — повторяет. — Ясно?
— Отлично, — отрезаю. — Я тоже. Кажется, проблема решена.
— Я бы хотела в это верить.
— Тебе придется мне поверить.
Ее взгляд сканирует мое лицо, но мое присутствие здесь само по себе доказывает, что это не брошенные на ветер слова. Нет. Блядь. Я отдаю отчет каждому.
Она переминается с ноги на ногу, пока говорю, доставая из карманов руки:
— Мне нужно перекусить. Я сегодня немного замотался.
— Где ты был?
— Встречался кое с кем. Хочешь перекусить?
— Хочу увидеть твой номер, — произносит Маша. — Покажешь его мне?
На моей скуле дергается мышца. Несмотря на всю гребаную лестность этого предложения, уточняю:
— Чем ты хочешь заняться в моем номере?
— Провести с тобой время.
Пройдясь ладонью по волосам, даю себе секунду, чтобы собрать этот блядский пазл.
— Я, как всегда, в восторге от твоей непредсказуемости, — говорю ей. — Но я не думаю, что нам стоит подниматься в мой номер.
— Это очень зрело, — поджимает она губы. — Раз ты здесь, такой взвешенный, отведи меня в свой номер. Чтобы узнать, сколько минут ты можешь быть милым и пушистым, место роли не играет.
Обхватив пальцами ее локоть, резковато подтягиваю к себе и предупреждаю:
— Если я отведу тебя в свой номер, любые твои “обязательства” перед другим мужиком перестанут иметь для меня значение. Это понятно?
Ее ладонь ложится на мой живот. Глядя снизу вверх, она тихо отвечает:
— У меня больше нет никаких обязательств.
Очерчиваю взглядом линию ее губ. Цепляюсь глазами за движение тонкой трахеи, когда сглатывает. Молчу, пока тянет носом запах моего пота, заставляя чувствовать ее собственный запах в пять раз острее.
— Хочешь в мой номер? — спрашиваю с нажимом.
— Хочу, — произносит еле слышно.