Глава 31


Кирилл


Очнуться выходит только через пару минут, но даже понимая, что мое тело тяжелое, не пытаюсь выбраться из обхвативших меня рук и ног еще какое-то время. Сдавленные стоны в ушах не эхо, а реальность. Стоны, легкая дрожь и рваное дыхание полураскрытых губ на моей шее, которыми Маша пытается поймать воздух…

Быстро переношу вес на предплечья, приподнимаясь.

Распухшие губы, пьяные глаза и растрепанные волосы. Впечатляющая противоположность тому, какой она вошла в мой номер каких-то пятнадцать минут назад. Сейчас она выглядит очень оттраханной, и это даже меня удивляет, ведь я толком ее и не трахал.

Красные пятна на скулах и шее — следы от моей щетины. Быстро вдыхаю ее запах рядом с виском, прежде чем выпрямиться и сесть между гостеприимно раздвинутых ног.

Маша роняет руки за голову и прижимается носом к плечу. Вытягивается, издав еще один тихий стон и прикрыв глаза.

На ее коже испарина, как и на моей. Соски под платьем выступают так отчетливо, что первая реакция — наброситься. Как и на розовые абсолютно чистые от волос складки между ее ног, где спустя секунду вижу каплю своей спермы.

Подтянув свои трусы, поднимаю глаза к ее лицу, спрашивая:

— Ты предохраняешься?

Собрав ноги, она скрещивает их в лодыжках, и бормочет:

— Да. Мне Леона с головой хватает…

— Не забудь предупредить, если передумаешь.

Повернув голову, она прожигает меня взглядом, прежде чем хрипло посоветовать:

— Заведи себе привычку спрашивать про контрацепцию до того, как дело сделано.

— Не могу с собой справиться, — встаю с дивана. — У меня больная привычка в тебя кончать.

Придерживая рукой сползающие с задницы шорты, иду в душ.

Делаю воду похолоднее, у меня с внутренней температурой полный порядок, я прогрет под завязку. Что касается щепетильного вопроса контрацепции — как и два года назад я оцениваю шансы на беременность после одного единственного незащищенного секса низкими, но ведь два года назад у нас его было гораздо больше, чем один. Гораздо.

Уперев ладони в стену, толкаю голову под прохладный душ и жду, пока она остынет.

Я совершенно точно не готов стать отцом во второй раз, и рад, что в этом вопросе у нас согласие. Я ей верю. Во мне железобетонная убежденность в том, что она отлично уяснила, насколько вопрос отцовства для меня нешуточный. Не из-за того, что он способен усложнить жизнь, а потому что наш с ней ребенок — это охеренно важное для меня событие, и если бы я узнал о нем раньше… они, как минимум, ни в чем бы не нуждались…

Жизнь портит только сомнение в том, что я вообще им нужен.

Выключив душ, тру полотенцем голову и оборачиваю им бедра.

Сидя на диване с подобранными под себя ногами, Маша листает ресторанное меню, которое я успел изучить вдоль и поперек. Розовый свет от заката дает достаточно освещения, поэтому не трогаю выключатель на стене.

— Ванная в твоем распоряжении. Будь как дома, — иду к холодильнику.

Она провожает меня косым взглядом, спрашивая:

— Что ты хочешь на ужин?

— Равиоли. Останешься на ужин? — интересуюсь, вскрывая бутылку воды.

Из-за спинки дивана видна только ее светловолосая макушка, с которой не спускаю глаз.

— Я не собираюсь от тебя бегать, — слышу тихий ответ. — И я здесь не из-за секса…

Отпив из горлышка, говорю:

— Не знаю. Я отлично трахаюсь. Это мой талант.

— Как же самонадеянно…

— Ты не согласна?

Она срывает со стоящего на тумбочке отельного телефона трубку и делает быстрый заказ, после чего встает и направляется в ванную, оставив на тумбочке свое белье.

Упираюсь рукой в столешницу, провожая ее взглядом.

Пока за дверью ванной шумит вода, достаю из кухонного ящика пачку сигарет и выхожу на подвесной балкон.

Я обещал себе, что эта пачка — последняя в моей жизни, поэтому прикладываюсь к ней не чаще пары раз в неделю. Возможно, это решение систематические гробит мое настроение, но в целом оно песчинка в море моих эмоций.

Делая последнюю затяжку, вижу движение в номере за стеклянной стеной и тушу сигарету о пепельницу.

Одетая в отельный халат, Маша повторяет мою недавний путь — идет к холодильнику.

Оставляю балконную дверь открытой, решая обойтись без кондиционеров.

Прислонившись плечом к стене, складываю на груди руки и спрашиваю:

— С кем Леон?

— С моим племянником.

Ее волосы собраны в узел на макушке, мне не хочется их распускать. Не хочется видеть, как старательно она прячет под волосами след от своего прошлого. Два года прошло, но эта привычка по-прежнему с ней.

Порывшись в холодильнике, достает оттуда воду, я же уточняю:

— У тебя их несколько? Или ты оставила нашего сына с человеком, который угробил твою машину?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я… оставила его с ним, да…

— Пояснишь?

Она рыдала в моих руках. Два года назад, когда этот недоразвитый пацан разбил ее “Мерседес”. Это был мой подарок. На день рождения. Мне было плевать на машину. Но было не плевать на нее.

Бросив на меня взгляд через плечо, Маша смотрит так, будто мысли у нас сходятся.

Отвернувшись, говорит:

— Он отличная нянька. Лео его очень любит. И я люблю. Он повзрослел, и… у него появилась ответственность. Я ему доверяю.

— Я тоже должен?

— Я не знаю, как должно быть. А ты знаешь?

— Я только одно знаю, — говорю ей. — Меня в его жизни будет много. И в твоей, если захочешь.

— Я мечтала это услышать… — произносит, опустив голову.

Информация как мягкий кулак стискивает яйца, еще немного, и я забуду о том, что они вообще у меня есть, потому что не могу отказать этой женщине ни в чем. Ни в чем. Меня влечет, как барана на веревке, так я хочу ее тепла, твою мать.

Оттолкнувшись от стены, подхожу вплотную.

Маша вздрагивает, когда грудью касаюсь ее спины и упираюсь ладонями в столешницу рядом с ее ладонями. Сжимается.

Все это чертовски знакомо — напряжение в ее теле, которое чувствую собственной кожей. Взрыв напряжения, когда прижимаюсь губами к ее макушке и вымученное “не надо”, как только пытаюсь сомкнуть вокруг нее руки.

Отстраняюсь, как только эти слова слетают с ее губ. Разворачиваю к себе лицом и усаживаю на столешницу, подхватив бедра, которыми она тут же меня обнимает.

Это кипяток примерно такого же порядка, как ее взгляд — огненный и жадный, ведь чувственности ей не занимать, когда она знает, чего хочет.

Распустив халат, ласкаю потемневшие от возбуждения соски, взвешивая в ладони тяжелую грудь. Маша сама насаживается на мои пальцы, выгибаясь, и стонет, когда ее клитор оказывается у меня во рту, но не думаю, что эта поза позволит ей кончить.

Я хочу продолжить. Практически как дышать. Но решаю, что в следующий раз, когда буду в ней, я буду сзади.

Когда дело касается матери моего сына, терпение у меня безграничное, а секса в моей жизни было столько, что я терпеливый втройне.

Она падает спиной на стену, пьяными глазами наблюдая за тем, как выпрямляюсь и отхожу на пару шагов, вытирая ладонью рот.

Дико красивая и разложенная на гребаной столешнице.

Сжав ладонью член через полотенце, морщусь и бормочу:

— У этого номера пятнадцатиминутное обслуживание. Сейчас привезут еду.

— Мне через два часа нужно вернуться к Лео, — говорит прерывисто, от этого у меня в кулаке опять шевелится.

Отправляясь в соседнюю комнату, чтобы найти трусы, обещаю:

— Я тебя отвезу.

Загрузка...