Маша
Два дня спустя
— Привет, — Чернышов выпрямляется в глубоком кожаном кресле. — Проходи, садись.
Он указывает рукой на ряд свободных стульев вдоль длинного стола, примыкающего к его рабочему. В кабинете мэра светло. Даже слишком. Свет режет мне по глазам, ноги тяжелые, в висках навязчивый стук. Я не спала, кажется, пару дней, и сейчас не уснула бы, слишком болит голова.
Занимаю предложенный мне стул, выдерживая на себе полный соображений взгляд нашего мэра.
Мне никогда не приходилось так откровенно о чем-то “просить”, как собираюсь сделать это сейчас. Даже несмотря на то, что Руслан знает, зачем я пришла, ни единым жестом не демонстрирует превосходство. Наверное, его “просят” о чем-то слишком часто, чтобы испытывать по этому поводу эмоции, а мои комом стоят в горле.
— Привет, — произношу еле слышно.
У них с Олей секретов нет. Мою просьбу она ему уже передала, как и всю ситуацию в целом, поэтому, усевшись на стул, готовлюсь услышать то, что, судя по всему, висит у него на языке.
— Знаешь, — говорит Руслан. — Мне казалось, я уже разучился удивляться, но, слава богу, выяснилось, что нет.
— Я очень рада…
— Маша… — вздыхает и трет ладонями лицо. — Чего ты хочешь?
Положив на колени руки, смотрю на них. Мне кажется, будто на плечах лежит тяжелый мешок, так тяжело их расправить.
— Меня к нему не пускают. Ничего не рассказывают. Я… Хочу получать информацию о его состоянии. Хочу его увидеть…
Все, что я знаю — он пережил эти дни, и его состояние тяжелое.
Это невыносимо…
— Он в реанимации, — сообщает Чернышов. — Туда никого не пускают.
— Не говори, что для тебя это проблема, — смотрю на него исподлобья.
— Послушай, — ослабляет он галстук. — Мы прославились на всю страну. Журналюги осадили больницу, лезут в каждую щель. Мэрию тоже осадили. Интернет гудит, сейчас каждое слово будет выдергиваться из контекста, перевираться. Вся информация о его состоянии передается только родственникам, больше никому. Это их требование. Законное.
— Я его невеста.
Руслан бросает взгляд на мой безымянный палец, где в гранях бриллианта бликует свет. Тяжелый ободок напоминает о себе каждую минуту, но эта тяжесть греет меня, а не вытягивает тепло.
Я ношу его с гордостью, черт возьми!
— Твой статус, к сожалению, неофициальный, — замечает Чернышов с нотками сочувствия.
— Он отец моего ребенка, — говорю ему. — Это официально.
Эту информацию он сопровождает бормотанием:
— Фантастика просто…
— Показать тебе документы? — дергаю замок на своей сумке.
— Я верю, — он останавливает меня, взмахнув рукой.
Несмотря на уличную жару, я одета в теплую кофту. Она начинает меня душить. Выдохнув, я смотрю в стену, пытаясь взять себя в руки.
Весь интернет гудит о том, что в городе N в ходе семейного конфликта бывшая жена выстрелила в мужа. Два раза. Прямо на пороге ресторана.
Альбина Ахмедова.
Ее имя… ненавистно мне.
Я не искала о ней информацию, но она валится на меня отовсюду.
Эта женщина уже под стражей, сдалась сама. Помимо нее, задержан бывший коллега Кирилла, он был там, его видела я и другие очевидцы. Об этом я рассказала полиции, когда у меня брали показания, а больше… я ничего не знаю.
Я ненавижу ее, эту ненормальную. Боже, как я ее ненавижу. Дикой безумной ненавистью. Ненавижу то, что ее семья влиятельна настолько, что исход всего этого дела трудно предсказать. Ненавижу их всех, и не знаю, как с этой злостью быть, из-за нее я снова чувствую себя слабой, беспомощной.
Но все это блекнет, не имеет значения. Если он… уйдет, никакая ненависть не поможет мне зажечь внутри себя огонь. Ничего не поможет! Я просто… я… не смогу…
— Мне нужно его увидеть. Я хочу знать, что с ним происходит, понимаешь ты или нет?! — срываю свою злость на Руслане.
— Я тебя прекрасно понимаю, поверь, — говорит спокойно. — Но я не могу допустить исков от его родных за то, что частная информация попала в руки постороннего. У него есть деловая репутация, и они охраняют ее очень грамотно. Все решится, если он очнется.
Если…
В груди давит. Так больно, что мне хочется сжаться.
Я не знаю его родных. Кто эти люди?! Он толком никогда не рассказывал. Он единственный ребенок в семье, его родители давно в разводе, мать — преподаватель в одном крупном столичном ВУЗе, а с отцом он почти не общается.
— Я никому не скажу. Пожалуйста, Руслан…
Слезы, которые выступают на глазах, я изливала только своей подушке, но сейчас они не подчиняются.
— У него лучшие условия. Лучшее оборудование. Мы сейчас под прицелом, все внимание на нас, за медицинскую помощь ты можешь не переживать, для него сделали все, что было можно. Его родные скоро будут здесь, ты сама сможешь с ними поговорить…
— Пожалуйста… — молю, глядя в его глаза.
— Маша…
— Чего ты хочешь?! — взрываюсь. — Чтобы я упала на колени?! Я люблю его! Что мне сделать, чтобы сломать эту гребаную систему? К кому мне еще идти, если не к тебе?!
— Успокойся… — просит он. — Нужно просто немного подождать…
— Пошел ты! — шиплю, вскакивая со стула.
Он падает на пол, но поднимать его я не тружусь. Схватив сумку, несусь к двери, и мои кеды барабанят по полу так, что этот стук отражается от стен.