Не дай мне уйти

Глава 33

Маша

— Ты же не собираешься ревновать? — спрашиваю, повернув голову.

Кирилл смотрит вперед, затылком прижавшись к подголовнику сиденья.

Пальцы его руки отбивают медленную дробь по рулю. Стучат в четком ритме, известном только ему одному.

Ревность для меня — чертов триггер. Но его ревности я не боюсь. Не боюсь его. Не боюсь силы его тела. Я схожу от нее с ума! От того, что она мне подчиняется. Он подчиняется! Хоть и не объявлял об этом вслух, делает именно это, и внутри меня бурлит ощущение, что больше он ни с кем подобного не практиковал.

Чтобы прочувствовать это во всей красе, мне больше не нужны веревки, которыми когда-то он меня связал. Я сгораю даже без них, когда ощущаю, как много мне позволено!

— Почему же? — продолжает смотреть перед собой. — Мы же выяснили, что простые человеческие чувства мне не чужды. Если он не понимает слова “нет”, — указывает ладонью примерно туда, где минуту назад стоял броский спорткар. — Возможно, я должен ему растолковать?

Последние слова он произносит, посмотрев на меня провокационно. Я чувствую его взгляд у себя на лбу даже через стекла солнечных очков, которые безумно ему идут.

— Я бы предпочла, чтобы мы просто об этом забыли, — тоже машу рукой в известном направлении.

— Такой вариант был бы идеальным, — говорит. — Жаль, что память у меня охуенная.

— Я тоже не жалуюсь на память, — сообщаю. — Может, расскажешь, где сейчас та девушка?

— Какая девушка?

— Твой переводчик. Или помощница? Какие у нее обязанности?

На это упоминание он никак не реагирует. Демонстрируя полный контроль над ситуацией, заверяет:

— Ты не застанешь нас в неудобной ситуации. Гарантирую.

Я понимаю, что это дурость, но все равно говорю:

— Тогда покажи последнее сообщение от нее.

Уголок его губ дергается, и это не улыбка. Скорее непроизвольная реакция, за которой следует пожелание:

— Я предлагаю не терять время и сразу перейти к главному.

— К чему же?

— К примирению.

— Мы ссорились?

— Мы поссоримся, если я еще раз увижу этого пацана рядом с тобой, с цветами или на расстоянии плевка, — обещает.

— Ненавижу ссоры.

— Тогда пошли своего друга нахер более доходчиво. Или это сделаю я.

Подняв лежащую на бедре руку, цепляет пальцем солнцезащитный козырек и с треском его сворачивает.

Он одет в льняную рубашку и свободные шорты, но свободная одежда только сильнее подчеркивает его супружеские отношения со спортом. Его тело в идеальной форме…

Смотрю на четкие линии его профиля, дыша знакомыми запахами: его парфюм с примесью пены для бритья, кожа салона… Запахи, разбавленные ароматом свежих роз…

Даже после недавнего бритья на его щеках темный след от щетины.

Вчера он был колючим, но только на ощупь. Он был расслабленным. Пока мы ужинали и пока вез меня домой, к нашему сыну. Пока целовал, усмиряя мое внутреннее желание вообще с ним не расставаться, но нам, кажется, просто необходимо дозировать общение, иначе все мои приборы свихнутся, ведь даже будучи мягким и пушистым, он остается собой!

Останься он в моей квартире, я бы просто не уснула…

Кирилл рывком переключает передачу. Прежде, чем машина трогается с места, произношу:

— Покажи.

— Что? — спрашивает.

— Последнее сообщение от этой девушки.

— Зачем?

Еле уловимое движение желваков на его скулах делает меня безрассудной. Снисходительный тон голоса тоже.

— Не знаю, — отвечаю с чертовой честностью.

— Тогда снова предлагаю вернуться к главному.

— Покажи… — смотрю в развернутое ко мне лицо.

Длинные сильные пальцы снова принимаются барабанить по рулю. Теперь они отбивают секунды, которые проводим в тишине. Трескучей. Это дурость, но ведь я с ним дурная!

Дернув с панели телефон, Кирилл роется в нем с нечитаемым выражением на лице. Вручает мне трубку с развернутым на дисплее мессенджером, где последнее сообщение представлено в виде аудио. Я нажимаю на воспроизведение и салон заполняет мелодичный женский голос.

“Не злись…, — слышу мягкий немного напряженный смех. — Я просто не могу вот так… молчать. Пыталась, но бесполезно. Не смогу ни есть, ни спать, пока не скажу… Я… прислушалась к твоему совету. Я свободна, у меня никого нет. И… я в Москве. Кирилл… я тебя люблю. Господи, почему так тяжело? — снова мягкий смех. — Если я нужна, я поеду с тобой, куда скажешь. Ты можешь на меня положиться. В любой ситуации. Обещаю, я не подведу…”

Звуки ее голоса продолжают звенеть в моих ушах, даже когда наступает тишина.

Глядя на дисплей, слышу, как Кирилл Мельник чешет свой подбородок. В чертовой гробовой тишине!

— Ты ей не ответил, — замечаю.

Мне, черт возьми, немного ее жаль.

Он молчит. Молчит, даже когда на него смотрю.

Сложив на груди руки и прикрыв под очками глаза, медитирует, не пытаясь забрать у меня телефон, который блокирую, чтобы отсечь любую, даже случайную возможность ознакомиться с их перепиской более детально.

— Знаешь, — кладу телефон на панель, резко подавшись вперед. — Мне тоже ничто человеческое не чуждо, — произношу вспыльчиво. — Мы очень сильно поссоримся, если ты не найдешь себе другого переводчика!

Он изображает задумчивость, вытягивая губы, будто я только что подкинула ему проблему, но мне вдруг не в тягость создавать ему проблемы!

Машина трогается с места, отчего меня отбрасывает на сиденье, к которому даже не помню, когда успела пристегнуться.

Всю дорогу до парка мы едем молча, но процесс кипения в моей крови уже запущен, словно я подросток с бушующими гормонами, хотя еще полчаса назад я была самой собой.

Няня вместе с Лео ждет нас на стоянке, поэтому нам не приходится их искать.

Сын возится со своей коляской, толкая ее вперед и капризничая, я вижу это по его выпяченной нижней губе и по тому, как срывает с головы панамку с медвежьими ушами, которую бросает под ноги и топчет.

Остановив машину в паре метров, Кирилл быстро выходит из салона. Пока достает из багажника детское кресло, я забираю сына и, подняв его на руки, целую немного чумазую щеку.

Его отец перехватывает нас на полпути: берет на себя заботу о коляске, которую складывает и отправляет в багажник, в то время как я устраиваю Лео в кресле. Когда защелкиваю его ремень, дверь с противоположной стороны открывается.

Кирилл заглядывает внутрь, и мне достаточно секундного контакта наших глаз, чтобы этот острый тычок прокатился по телу россыпью искр, в которых будто бы заключается сама жизнь. Ее острота и суть! Чувства, импульсы и касания, даже когда он меня не касается…

Леон успевает вцепиться в розовый бутон прежде, чем Кирилл тянет букет на себя. В кулаке сына остается пара лепестков, которые он крошит пальцами.

Вернувшись к багажнику, Мельник бросает цветы внутрь и хлопает крышкой, заставляя меня снова прикусить щеку изнутри.