Глава 42. Портрет
Вивьен последние пару дней была представлена сама себе, нет, Лерн проводил с ней много времени, но после обеда он уединялся в кабинете, чтобы привести дела в порядок, так он сказал. Но заглянув раз в кабинет, чтобы уточнить какую-то мелочь, она не нашла его там. Хотя слуги и утверждали, что он не покидал его. Она конечно обыскала кабинет на нахождение потайных ходов и дверец, но ничего не нашла. А Лерн только улыбнулся на ее вопрос, умело, как он умел, когда ему было надо, уйдя от ответа.
Вот в эти дни Вивьен и облазила почти каждый закоулок замка. Нашла она и запертые двери на верхних этажах, до которых они с Лерном так и не добрались, так как он ссылался то на боль в ноге, то на то, что ничего интересного она там не найдет.
Но любопытство, которое она раньше и не подозревало в себе, заставило ее подняться наверх. А экономка, хоть и буркнула, что герцогу может и не понравится, что она бродит в той части замка, который нуждался в ремонте, не осмелилась, однако, не выдать ей ключи от всех комнат в замке. Так что Вивьен наконец-то попала в портретную галерею, желая увидеть всю вереницу предков герцога.
Тем более, что теперь и в ее спальне висел ее собственный портрет. Вивьен улыбнулась, ее день рождения и впрямь получился волшебным, хотя она и укоряла себя за то, что произошло в водной пещере. Правда сам Лерн и словом не обмолвился о том. И весь день пытался окружить ее заботой и сюрпризами. А когда собрались гости, то даже они удивились, увидев маленького голема, не больше полутора метров, который выполнял только приказы Вивьен, а других игнорировал. Еще больше все удивились, когда на праздник прибыл мэтр Коньян, и вот он и преподнес в подарок картину, на которой и была изображена Вивьен в роли лесной нимфы, которая играла с волшебным зверьком.
И хотя этот день получился волшебным, после него, так ей показалось, Лерн все больше времени проводил без нее, давая ей свободу в действиях. И хотя она должна была радоваться этому, она скучала по тем дням, которые они проводили вместе, выезжая в город, к пещерам, к маяку, когда вместе они проводили и вечера за чтением сказок или толкового словаря…
В галерее было темно, так как черные портьеры сняли еще не во всем замке. И в отличие от других комнат, в ней слуги не убирались. Слой пыли оповещал, что в комнату уже давно никто не заходил. Молодой слуга, которого она окликнула, с ужасом на лице заявил, что герцог приказал строго-настрого не заходить в эту комнату, а слуги, зная что хозяин маг и мог наложить какое-нибудь заклятие за провинность, и не пытались нарушить его волю.
Но Вивьен, гордо вздернув подбородок, со словами:
— Я герцогиня, мне можно, — гордо прошествовала в галерею.
Она сдернула ненавистные черные портьеры, которые напоминали ей о похоронах, ведь во многих богатых и бедных домах до сих пор занавешивали зеркала и любые отражающие поверхности черной тканью, чтобы не увидеть тени ушедших.
Вивьен сразу же закашлялась от пылинок, которые можно было увидеть невооруженным взглядом.
Сама галерея была огромна, и все стены были увешены портретами предков герцога.
Вивьен переходила от портера к портрету, от одного лица к другому, отмечая, что первые владельцы замка на утесе обладали не самой примечательной внешностью, и только красавица Итель, которая прибыла в королевство из южных саджиских степей принесла черты своего народа в кровь магов. Светлая кожа, яркие глаза, гордые лица. Вивьен отмечала все эти изменения, останавливаясь все дольше у новых портретов, которые уже неуловимо напоминали ей последнего хозяина замка. На большинстве картин были изображены уже зрелые мужчины, но попадались и молодые люди, а также дети.
Вивьен остановилась у портрета женщины со светлой кожей и синими глазами. Ее лицо было довольно суровым, будто ей пришлось пережить много испытаний в жизни. На руках она держала малыша лет трех-четырех. Он был похож на мать. Причем у него было очень серьезное и даже взрослое выражение лица. Да и взгляд такой пристальный, что создавалось ощущение, что малыш в эту самую минуту смотрел прямо на нее.
Она улыбнулась, подумав о том, что она точно нашла бы способ развеселить этого малыша.
Портрет был подписан.
— Ее светлость двадцать пятая герцогиня Итель де Дьер с сыном Лерном.
Вивьен дважды перечитала надпись. Сначала она обратила внимание, что эта герцогиня носила имя Итель, как та самая дева из легенд о замке на утесе. Но затем новая мысль пришла ей в голову, когда она взглянула на малыша. Судя по тюрбану на голове женщины, портрет был написан в последнее столетие. Мэтр Коньян научил ее отмечать такие детали. А значит ребенком, изображенным на картине, был Лерн.
И впервые Вивьен подумала о том, что и у нее мог бы быть такой малыш с синими глазищами. Эта мысль смутила ее, и она сделала несколько шагов дальше, чтобы взглянуть на следующий портрет. Он почему-то был занавешен черной тканью, да и висел как-то криво. Будто его хотели сорвать со стены, а затем прикрыли, чтобы никто не видел его.
И в этом не было ничего необычного, на первый взгляд. Поговаривали, что в магических семьях порой рождались сумасшедшие, которые не могли совладать с собственной силой. Их чаще всего прятали, желая вычеркнуть из генеалогического древа. А бывало, что сумасшествие настигало магов уже с возрастом, когда за плечами была служба и многочисленные награды. И умолчать о таком члене рода было невозможно, но и вывешивать его портрет на всеобщее обозрение ни каждый решался.
Вивьен потянула за ткань и сдернула покрывало, закашлявшись от пыли.
После чего сразу же посмотрела на портрет. Сначала ей показалось, что это ее тайна сыграла с ней злую шутку и она приняла увиденное за желаемое. Но когда все пылинки, вспорхнув, как испуганные птицы, опустились на стены, полотна, пол и на лицо на портрете, она поняла, что видит перед собой того самого мага, которого не могла забыть в течение двух лет. И в тоже время в этом молодом мужчине она видела черты собственного супруга.
Это была ее тайна, о которой она никому не рассказывала, сохранив тот день в своем сердце. Как и сохранив единственную реальную вещь, подтверждающую что тот день не был сном. Рука Вивьен метнулась к груди. Туда, где она носила на шнурке редкую монету из далекого королевства.
Два года назад ее желание отыскать цветок Лилин толкнуло ее нарушить запрет матери ходить одной к болотам за городом. Ведь когда она услышала, как кто-то в лавке господина Брока обронил, что нашел цветок богов на этих болотах, она решилась нарушить запрет. Она может и не заглядывалась на парней, но она мечтала о любви, о которой читала в книгах. Вот она и хотела отыскать цветок, чтобы ее желание исполнилось. Цветок она в тот день так и не нашла. А вот в болоте так сильно увязла, что испугалась, что и не выберется на сушу.
Кричать тоже боялась, ведь на крики могли прибежать не только люди, но и зверье. Но вспомнив, что опасные хищники и сами в болото не сунуться, она закричала, зовя на помощь.
Сначала она услышала топот лошадиных копыт. И подумала, что за ней явилась сама госпожа Ханель или того хуже ее безымянный спутник на своем вороном коне, дышащим огнем.
А потом ее просто выбросило из болота и перенесло на берег. Рядом с ней присели на корточки:
— Цела?
И когда она подняла взгляд, то поняла что пропала. И хотя он сидел на корточках, было видно, что незнакомец, спасший ее, высокого роста. Черные волосы были собраны небрежно в хвост, но несколько прядей упало на лицо.
А она взгляд не могла отвести от его глаз — синих, как мох, растущий с северного склона гор. Но вместо вразумительного ответа, она тогда только кивнула, растеряв все свои слова.
И хотя она была перепачкана в болотной жиже с ног до головы, он не побрезговал посадить ее перед собой на лошадь, чтобы отвезти в город. И только уже верхом на вороном коне она поняла, что из болотного плена ее спасли с помощью магии.
— Дом твой где?
Предстать перед родителями в таком чумазом виде, Вивьен испугано покачала головой, понимая, что отец хоть и не поднимал на нее никогда руку, за такую глупость точно выпарит. А мать запретит покидать рыбацкий квартал. Вот она и указала тогда на дом старика Педро, зная, что тот никогда не выдаст ее. А в его доме и себя и платье можно было привести в порядок.
И когда они подъехали к старой лачуге, молодой маг вытащил из кошелька ту самую монету, которая, как потом выяснила Вивьен, была очень редкой и дорогой.
— На удачу, — тогда сказал он, прежде чем тронуть поводья и скрыться из вида на своем вороном коне.
А она стояла и смотрела ему вслед, сжимая в руках монету.
Родители так и не узнали, что в тот день ее непослушание могло стоить ей жизни. А она потом всех парней сравнила с магом, у которого она так и не осмелилась спросить даже имя. И только драгоценный металл монеты, казалось, хранил его тепло.
И сердце каждый раз стучало чуть сильнее и быстрее, когда она вспоминала о нем. А вспоминала она довольно часто об этой встречи. И чего уж скрывать, надеялась, что однажды тот маг вернется в их края.
Надеялась она и цветок отыскать, чтобы загадать только одно желание, но когда она нашла цветок Лилин, то попросила она не за себя, а за герцога, взирающего сейчас на нее своими синими очами с портрета.
Вивьен почувствовала, что ноги подогнулись, и, чтобы не упасть, она опустилась на колени. Она совершенно запуталась. В последние дни ее все чаще занимал вопрос сколько же лет ее супругу. И все чаще у нее случались едва ли не раздвоения, когда она видела перед собой герцога, но за его чертами угадывала лицо того мага, что спас ей жизнь.
Но прошло всего два года! Два года назад спаситель выглядел лет на тридцать. А герцог был намного старше. Хотя сначала ходили слухи, что замок наследует молодой племянник старого хозяина.
Но Лерн не был вдовцом, у него не было сына, который был бы похож на него. Незаконнорожденный сын?
— На удачу, — сказал ей два года назад маг, подарив монету, с которой она не расставалась.
И в первую встречу на берегу моря, когда она протянула Лерну ракушку, а он дал ей монету. Он тогда сказал:
— На удачу.
Вивьен подскочила на ноги, ища надпись на картине или дату ее написания. Она хотела уже снять ее со стены и перевернуть, когда услышала позади себя шаги.